В. Яблонский - Новый передел

— Будет о чем писать в мемуарах, — весело подмигнул он ошарашенному олигарху.

— Сука! — заорал Любарский на Шаевича. — Ты что сделал?! Кто эти твари?!

— Спокойно, Евгений Александрович, — в руке полковника появился шприц, — сейчас мы отправимся в Москву. Вы же хотели вернуться на родину?

Шаевича уже оттеснили, и рядом с Любарским оказались двое оперативников, ранее сидевших сзади и охранявших чемоданы с деньгами.

Олигарх, все еще не веря в происходящее, обернулся, выискивая машины со своими боевиками. Оба джипа маячили сзади. Сейчас весь кортеж уже ехал по объездной дороге, на которой было очень мало машин.

Полковник усмехнулся:

— Что, Евгений Александрович, по холуям своим соскучились? Ну, посмотрите напоследок… Юра, давай!

Опер кивнул и достал дистанционный пульт управления. Спокойно, словно включая телевизор, нажал на кнопку. Тот джип, что ехал первым, мгновенно скрылся в ослепительной вспышке пламени. Любарский сжался и закрыл глаза, а полковник сделал ему укол в бедро прямо через брюки.

— Вам нужно выспаться, — пробормотал он. — В Москву прибудете свеженьким, как огурчик.

И тут же рявкнул:

— Мать вашу, почему вторая тачка не взорвалась?! Семенов, козел, ты заряды устанавливал? Разжалую, на хрен!

Когда ехавшая впереди машина вдруг превратилась в факел, водитель второй, чтобы не врезаться в ее пылающие останки, был вынужден резко свернуть на обочину. Джип занесло, и он, уткнувшись в песчаную насыпь, заглох.

Телохранители растерянно матерились и вертели головами, оглядываясь по сторонам и выхватывая пистолеты.

— Что за фигня? Санек, сдавай назад! Где хозяин?!

Оглохший от этих криков Родион первым заметил,

что к ним бегут несколько человек. Похоже, они вышли из головной машины. Черный «мерседес» поначалу остановился метрах в ста от взорванного джипа, но потом стал проворно сдавать назад. Прямо на ходу открывались двери…

В руках у стремительно приближавшихся людей были короткоствольные пистолеты-пулеметы, которые сразу же начали стрелять. Джип пронзили десятки пуль.

Полтинник, едва на него посыпались осколки разбитых стекол, тут же упал на пол. На него сверху навалился какой-то неимоверно тяжелый и, скорее всего, уже мертвый охранник. Родион задыхался. Его поразила тишина, буквально обрушившаяся на него после разрывающей барабанные перепонки какофонии, состоявшей из выстрелов, звона бьющегося стекла и криков убиваемых людей.

Послышался на удивление спокойный голос:

— Ну, что там? Все готовы?

Голос этот доносился как бы издалека и, тем не менее, леденил душу. Полтинник старался ничем не выдать, что он еще жив. Теплилась надежда на то, что нападавшие рано или поздно уберутся. Нет, только не это! Родион едва не завыл, услышав:

— Валек! Каждому по контрольному выстрелу в голову, и сваливаем. И так столько времени потратили. Борис, спали потом эту колымагу.

— Стойте! — отчаянно закричал Родион и по-детски добавил: — Я свой! Не стреляйте!

— А ну, кто там? Вытащите его. Похоже, заложник! А я думал, он в первую машину сел. Повезло парню!

Через минуту Полтинника извлекли из-под груды мертвых тел. Поглядев на направленные на него стволы, он обратился к тому, кто больше других походил на старшего:

— Вы должны знать про меня! Я — Родион Серебряков.

Старший махнул рукой:

— Все ясно! Валек, добивай остальных.

— А этот? — Флегматичный Валек, похоже, был не прочь пристрелить за компанию и Родиона.

— Нет, этот пусть живет! Седой велел не убивать его, если он выкарабкается. Ну, парень, считай, что ты в рубашке родился! Даже дважды. В первый раз, когда заряд под твоей машиной не сработал, а во второй — после стрельбы. Ты смотри, ни одной царапины! Сегодня твой день рождения. Число запомни!

Полтинник чувствовал, что вот-вот упадет. Видеть перед собой ухмыляющуюся физиономию человека, который не убил его лишь по счастливому стечению обстоятельств, было невыносимо. За спиной деловито отщелкивали контрольные выстрелы.

— Ну, все, парень, счастливо! Сваливай отсюда, да поживее…

Родион некоторое время тупо смотрел, как бойцы, убирая оружие, бежали к своей машине. Захлопали дверцы, и «мерседес», развив немыслимую скорость, скрылся в облаке пыли.

Сообразив, что стоять столбом между двумя горевшими машинами с десятком мертвецов внутри не годится, Полтинник развернулся и зашагал прочь. Пошел в сторону от дороги, без всякой цели, лишь бы отойти подальше. Запах горелого мяса стал отчетливо тошнотворным.

Через час ходьбы, наткнувшись на небольшую, но чистую речушку, Родион снял с себя окровавленную одежду и искупался. Заметив неподалеку одинокого рыбака, подошел к нему. Мужичок был пожилым и производил впечатление деревенского хитрована.

— Здорово, батя. Мне бы в город надо. Но сначала позвонить…

Крестьянин внимательно оглядел странного парня. Откуда он взялся? Весь мокрый, одежда в руках… Ничего не сказав, а только скептически хмыкнув, он отвернулся к своей удочке.

Тут Серебряков вспомнил, что миром по-прежнему правят деньги. Он пошарил у себя в карманах. Денег у него оказалось более чем достаточно. И фунты, и доллары, и российские рубли.

Родион молча протянул неприветливому рыбаку смятую стодолларовую купюру. Тот сразу просиял:

— Так бы и сразу! Горилки хочешь? У меня добрая…

Полтинник кивнул:

— И горилки тоже. Не помешает. Но сначала телефон.

Мужичок с готовностью поднялся.

— Сделаем, отведу. Тебе куда звонить-то надо, парень?

— В Москву, батя. В Москву…

Владислав открутил крышечку и зачерпнул нежный крем, состоявший, казалось, лишь из одной невесомой пены.

— На плечи побольше, — приподняла голову Мария, — они у меня обгорают сильнее всего.

Варяг склонился над лежавшей девушкой и стал втирать крем в ее упругое, горячее от солнечных лучей тело. Услышав стон, обеспокоенно спросил:

— Что, больно? Извини…

— Нет, — засмеялась Мария, — приятно. Втирай сильнее, не сачкуй!

Сентябрьское солнце светило так же ярко, как и июльское. Жара в Анапе стояла неимоверная, но все же чувствовалось, что это последнее благодатное тепло и скоро неизбежно наступит осень. Наполненный сейчас до отказа пляж опустеет, отдыхающие разъедутся, закроются бесчисленные ресторанчики и закусочные, а цены в гостиничных номерах упадут. Курорт заживет тусклой провинциальной жизнью в ожидании следующего сезона. А там — снова солнце, море, тысячи отдыхающих и великолепнейшее, ни с чем не сравнимое чувство беззаботности и веселья!

— Ты не хочешь искупаться? — закончив наносить на тело Маши крем, Владислав поставил баночку на камень и потянулся всем телом так, что хрустнули кости.

— Нет, пусть крем впитается. Ты иди, если хочешь.

— Я подожду. Потом вместе окунемся.

Варяг прилег рядом с любимой и прикрыл глаза. Солнце все равно упрямо пробивалось сквозь сомкнутые веки, и поэтому держать их приходилось крепко зажмуренными. Когда это надоело, он нашарил кепку и накрыл ею лицо. Вот так. Стало темнее и вроде бы даже прохладнее. Мысли снова потекли по прежнему руслу.

Двадцать минут назад состоялся телефонный разговор с Виноградовым. Тот доверительно сообщил ему, что «на самом верху» им очень довольны. Услышав это, Владислав лишь ухмыльнулся. Можно подумать, что он рисковал только для того, чтобы заслужить благосклонность руководства. Плевать он на них хотел! Просто из двух зол всегда приходится выбирать меньшее…

Виноградов поинтересовался здоровьем Родиона. Владислав на это сухо ответил, что с ним все в порядке. Фээсбэшники сработали очень топорно. Едва не угрохали парня за компанию со свитой Любарского! Он остался в живых только чудом. Сейчас Родион находился здесь же, в Анапе. Долечивался, приводил в порядок нервы.

А вот Копылова достать не удалось. Слишком высоко сидит. Доказательств, свидетельствующих о его причастности к смерти Павла Константиновича, нет. Остальные, с нетерпением ожидавшие денег из Лондона, разбежались или притихли.

Савва, например; срочно укатил в Америку. Пусть. Варяг уже знал, что в криминальном мире он личность конченая. Как и все, кто пошел на поводу у Мосла. В самое ближайшее время ставленник Варяга смотрящий по России Филат будет собирать воровскую сходку, на которой и будут решаться все эти вопросы.

Любарский в Лефортове. Его сейчас защищают восемь маститых адвокатов. Но все это пустое. Российские власти никогда не освободят его. Слишком уж он для них опасен…

— Ты слышишь меня?

Мария положила руку ему на плечо.

Варяг снял с лица кепку и перевернулся на живот. Улыбаясь, посмотрел на девушку.

— Мне нужно в поликлинику. Обследоваться.