Илья Деревянко - В режиме «Б»

В глазах повара сверкнуло откровенное торжество, мол, «ща-а-ас они тебя в три смычка! Никуда, падла, не денешься!».

Однако толстяк рано обрадовался – не учел уровень подготовки и боевой опыт противоборствующих сторон. Вернее, практически полное отсутствие последнего (с моей точки зрения) у его подельников. Я прожил в «режиме войны» более двенадцати лет, с того самого момента, как восемнадцатилетним мальчишкой попал в учебку спецназа ГРУ, в теплые объятия сержанта Бунина (муштровавшего новобранцев до потери сознания. В прямом смысле слова. – Д.К.), а оттуда прямиком в пылающую мятежом Чечню, под чуткое руководство лейтенанта Серебрякова, которого другие офицеры называли за глаза «Головорезом». С тех пор я практически не расставался с оружием, а эти… В лучшем случае отмотали «срочную» где-нибудь в глубоком тылу. Для такого, как я, – живые мишени. Без всякого преувеличения. Короче, пока они разворачивались, я, стреляя с двух рук, продырявил автоматчику череп. А амбалам-близнецам вогнал по пуле в шею. (В корпус я сознательно не целил. Опасался присутствия бронежилетов.) Три тела рухнули на пол почти одновременно. Забулькала хлынувшая из разорванных артерий кровь. Конечности убитых задергались в конвульсии. А я пружинисто вскочил на ноги и деловито направился к повару, стараясь держаться между ним и дверями. (Еще удерет, собака! Гоняйся потом за ним!) Но толстяк, как выяснилось, не собирался больше драпать. Он спокойно стоял в углу, внимательно наблюдая за мной из-под бровей-щеток. Глаза у него были цепкие, холодные, совсем как у Логачева в экстремальной ситуации. Тело расслаблено. Мозолистые ладони у бедер.

«Похоже, профессионал-рукопашник, – подумал я. – Может, продырявить ему плечи на всякий пожарный или…»

– Слабо взять голыми руками? – словно прочитав мои мысли, тускло осведомился он. – Стрелять-то ты мастак, ну, а как насчет подраться? Не боязно?

– Все зависит от обстоятельств, – в тон ему ответил я. – И от степени целесообразности. На дешевые приколы меня не купишь. Зря стараешься… Ты лучше скажи, друг ситный, как у тебя со здоровьем? Сердце не беспокоит?

– Беспокоит, да еще как! – утвердительно кивнул повар. – Пропил я его, прогулял. И здоровье никудышное. Так что если прострелишь плечи – могу загнуться от болевого шока. Не получится допросить как положено!

– Так чего же ты на драку напрашиваешься?! – удивился я. – Побереги остатки сил и сдавайся по-хорошему! Мордой к стене, ладони на затылок, ноги широко раздвинь…

– Ишь, размечтался! – скривил губы он. – Ты сперва возьми старого льва, а уж потом раком ставь… Оп-па! – Нога в жестком ботинке молниеносно атаковала нервный узел на моем туловище. Защитившись подставкой локтя, я тут же провел контратаку, но она не достигла цели, а сам я пропустил мощную лодочку[16] в лицо и, с трудом удержавшись на ногах, поспешил уйти на дальнюю дистанцию, в процессе чисто случайно заблокировав точный, жесткий пинок носком в пах.

– Ну, иди… иди сюда, щенок, возомнивший себя волкодавом, – хохотнул повар. – Куда же ты убежал?!

– Хорошо смеется тот, кто смеется последним, – усилием воли разогнав сгустившийся перед глазами туман, ответил я, отразил очередной удар и начал кружить вокруг толстяка, нанося удары с дальней дистанции (не стараясь обязательно попасть), провоцируя его на атаки, моментально уходя от них (назад, вбок) и ехидно посмеиваясь над «старым, спившимся боровом, нацепившим львиную шкуру». Подобная тактика постепенно возымела успех. Минут через пять противник начал задыхаться, накаляться злобой и в конечном счете совершенно осатанел. Лицо у него исказилось, побагровело, с губ срывались страшные проклятия, а атаки стали бешеными, беспорядочными, имеющими целью поскорее прикончить наглого щенка. Именно этого я от него и добивался. Он начал допускать одну ошибку за другой и на седьмой минуте попался – пропустил жесткий тычок пальцами в солнечное сплетение, утробно захрипел, получил «добавку» кулаком в голову, упал на колени, и я завершил поединок мгновенным (но не смертельным) удушением, использовав вместо удавки воротник его собственного халата. Тяжелое, бесчувственное тело шумно повалилось на пол.

– Силен… собака! – уложив повара лицом вниз, защелкнув у него на кистях наручники и стянув ему щиколотки брючным ремнем, хрипло выдохнул я, устало выпрямился и вытер рукавом залитое потом лицо. Потом осмотрелся по сторонам. Комната, где состоялось недавнее побоище, не имела мебели и представляла собой подобие спортзала, с вычерченным посередине красным кругом и с чьим-то фотопортретом (типа плаката) на стене. Запечатленная там физиономия показалась знакомой. Я присмотрелся к изображению и… узнал повара. Стройный, подтянутый, с чемпионским кубком в руке и золотой медалью на шее. «Капитан Алексей Барсуков. Победитель ведомственных соревнований ФСБ по боевому самбо. 1995 год» – гласила напечатанная внизу надпись.

– Ни фига себе номера! – опешил я. – А ведь действительно «Лев»! Пускай бывший, растранжиривший здоровье, но тем не менее… Везунчик я, однако! Ветерана одолел. Чудеса, да и только!!![17]

В следующее мгновение в зал ворвался Логачев, не сбавляя скорости, бросился ко мне, бесцеремонно задрал рубашку, внимательно осмотрел мое тело, осторожно, на ощупь проверил некоторые точки, прослушал грудь. Оттянув веко, заглянул в глазное яблоко, облегченно вздохнул и хмуро поинтересовался: – Ты почему не отвечал на мои звонки?! До инфаркта решил довести?! Или… не до того было?!

– Мобильник выпал где-то по дороге, – проверив карманы, ответил я. – Господин Барсуков заставил за собой побегать, пока не привел прямиком в засаду.

– Хорошо, что ты догадался его пристрелить, а не полез в рукопашную, – сказал Петр Васильевич. – Я, знаешь ли, успел привязаться к тебе, как к младшему брату, и не хотел бы…

– Пристрелить?! – невежливо перебил я. – С чего ты взял?!

– С того, что ты жив-здоров, – отрезал Логачев и более миролюбиво пояснил: – Травм нет, кости целы, а главное – ни один из нервных центров не поражен и отсроченная смерть[18] тебе не грозит.

– Зря ты так, я не убивал Барсукова, – укоризненно покачал головой я. – Вон он в наручниках, мордой в пол уткнулся, «отдыхает перед допросом». Взял я его тепленьким, без единой царапины, хотя и пришлось повозиться…

Полковник дико вытаращился на меня, как на некое сверхъестественное существо, и простоял так секунд десять. Потом опомнился, подбежал к Барсукову, проверил пульс, посмотрел в лицо, вернулся ко мне и ошалело пробормотал: – Ну ты… ну ты даешь! Буквально слов нет! Никогда бы не поверил!!!

– Ты знал его раньше, – скорее утвердительно, чем вопросительно произнес я.

– Ага… знал, – немного заторможенно подтвердил Петр Васильевич. – Уроженец Н-ска, на десять лет старше меня… В начале девяностых служили вместе в одном подразделении. Барсуков был у нас инструктором по боевому самбо, как я сейчас в спецназе Ерохина… ФСБ тогда травили и пинали все, кому не лень, постоянно реорганизовывали, платили мало… После победы в ведомственных соревнованиях Барсуков уволился со службы и некоторое время участвовал в зарубежных турнирах по боям без правил… Получил там прозвище «Русский Лев»… Постоянно побеждал, зарабатывал большие деньги… В девяносто седьмом, в Лос-Анджелесе ему достался очень сильный противник… негр, гражданин США, натасканный бразильским тренером. Да и вес – сто пятьдесят килограмм… В общем – натуральное чудовище! Барсуков, недолго думая, сделал ему инсульт, одновременно, для конспирации, проведя удар кулаком в лицо. Дескать, от него помер… Тамошние судьи в «отсроченной смерти» ни в зуб ногой… Тем не менее они заподозрили неладное и хотя победу Барсукову присудили, гонорар выплатили, но по газетам пополз слушок – Русский Лев использует в поединках тайные, смертельные приемы из арсенала российских спецслужб, где он, кстати, и служил в недавнем прошлом…" Путь на ринг Барсукову негласно перекрыли, а сам он спешно вернулся в Россию… След его вскоре затерялся… И вот теперь нашелся. – Логачев замолчал, отрешенно глядя куда-то вдаль.

– А как твой отравитель? Удалось вытянуть хоть что-нибудь?! – спросил я.

– Нет. Смерть наступила мгновенно, – выпал из прострации Петр Васильевич. – Тесак проткнул ему сердце и, в прямом смысле, пригвоздил к полу. Тогда я заинтересовался личностью метателя, расспросил о нем поваров и, поняв, КТО он, пустился вдогонку за тобой, по ходу названивая по мобильному. В ответ длинные гудки. Я, признаться, тебя уже похоронил, но внезапно наткнулся на этот зальчик и… глазам своим не поверил!

– Твой выкормыш, Петя? – послышался сиплый голос очнувшегося Барсукова.

– Мой, – подтвердил Логачев, – но не "выкормыш", а ученик.[19]

– Не цепляйся к словам! – Барсуков поелозил брюхом по полу и посетовал: – Хорошо ты его подготовил… Вырубить Русского Льва до сих пор никому не удавалось, хотя выставляли против меня самых-пресамых! В девяносто шестом, например…