Андрей Воронин - Инкассатор: Золотая лихорадка

– Ну? – коротко спросил Юрий.

– Ничего я тебе не скажу! – твердо ответил Есаков. – И не потому, что боюсь Кайзера. Просто он спас меня. Больше, чем от смерти, – ее я не боюсь, у меня никого в этой жизни нет, ни отца, ни матери, ни жены, ни детей. Он меня от позора спас. Чтобы ты понял, расскажу. Я игрок. У меня болезнь – играть в карты, в рулетку... Нас таких много в Москве, и не только сейчас, когда казино на каждом углу, хоть их и прикрыть грозятся. Всегда были казино подпольные, где проворачивались сотни тысяч. И раз случилось так, что я проиграл деньги, изъятые у одного воротилы, – я тогда следователем в конторе был, еще при Ельцине. Деньги очень большие по тем временам – триста тысяч. И Кайзеру об этом донесли, кто-то из игроков, таких, как я. Он меня вызвал... Это был очень серьезный разговор. Логвиненко просто открыл Уголовный кодекс и показал статью. «В особо крупных размерах»... И предложил работать на него. Амбиций у него и тогда хватало. Пропажу денег он как-то прикрыл, никто ничего не узнал. А я готов был застрелиться, как порядочный гусар... Было это восемь лет назад. Тогда я был «шестеркой» в конторе, теперь – официально – работник УСБ конторы.

– Такая же «шестерка», только в другой ипостаси, – перебил его Филатов. – Сошлись мы с тобой... Я – дебошир, ты – картежник... – Юрий задумался.

Он открыл дверцу серванта, где кто-то весьма предусмотрительно оставил «комплект для развлечений» – шахматы, шашки, домино и даже колоду новеньких карт. Филатов вытащил их на белый свет, снял упаковку, положил на столик.

– Сыграем?

– На азарт берешь? – спросил Матвей Кузьмич, и Юрий заметил знакомый огонек в его глазах, точно такой же, как у своего приятеля-картежника.

– Предлагаю играть честно. Выигрываешь три раза кряду ты – получаешь жизнь, я тебя просто закрою на несколько дней. И про бухгалтера допытываться не стану. Выигрываю я – действуем по моему сценарию.

– А если Кайзер станет допытываться, где я?

– Был, ушел... Что с меня возьмешь? Я ему еще для вида скажу, что согласен с его предложением.

– Ну, ты подлец...

– К вашим услугам.

– Кто банкует?

– Банкуй...

Филатов никогда не играл в карты на деньги. Только на раздевание. Когда-то. С Ксенией. Тут же речь шла, как минимум, о жизни.

Свои две карты он взял спокойно, посмотрел и так же спокойно сказал:

– Себе.

Иррациональность происходящего достигла апогея. У него оказалось двадцать, у Есакова – перебор.

Во второй раз выиграл Есаков, заполучив «очко». В третий – снова он, набрав двадцать при девятнадцати у Филатова. Потом «очко» пришло к Филатову. И опять. И снова...

– Тройка, семерка, туз... – произнес десантник, открывая карты. Совсем как у Пушкина. Ты проиграл.

Матвей Кузьмич тяжело задышал. Налил себе в хрустальный стакан водки, выпил. Филатов не торопил его. Закурил и молча посмотрел в окно, в котором на черном фоне ночи отражалась комната с креслом, где сидел обреченный Есаков.

То, что он обречен, Юрий понял как-то вмиг, не логикой, а просто увидел в окне вместо его отражения черное пятно в форме сидящего человека.

Филатов обернулся. На его «партнера» было жалко смотреть. Есаков молчал с минуту, потом выдохнул:

– Магид Леонид Иосифович. Сидит в Лефортово по обвинению в финансовых махинациях. До сих пор торгуется с Кайзером... Имеет на него где-то компромат.

Юрий расслабился. Есаков налил один за другим два стакана водки, выпил. Филатов поставил на стол вторую бутылку:

– Пей. Этим ты избавишь себя от того, что я оглушу тебя, прежде чем мы пойдем. Ты, как я понял, на машине?

– Белая «Волга» во дворе... – это были последние слова Матвея Кузьмича. Он умер от разрыва сердца сразу же, как выпил последний стакан в своей жизни.

«Вот и он тоже...» – думал Филатов, выворачивая руль «Волги» и толкая ее с крутого обрыва подмосковной речки. Мертвый Есаков сидел на месте водителя...

На ночной электричке Юрий доехал до Москвы, взял такси, поехал к себе. Эта ночь была долгой... И утро наступило, мирное, как сама природа, до которой еще не дотронулся человек.

Из автомата Филатов позвонил генералу. Их соединили сразу же.

– Доброе утро. Я узнал, кто бухгалтер. Когда смогу получить документы?

– После проверки бухгалтера. Кто он?

– Леонид Иосифович Магид. Арестован по финансовым делам. Ищите его в Лефортово.

– Источник информации?

– Умер от разрыва сердца. Работник УСБ вашей конторы Есаков.

– Вы что, его устранили?

– Он действительно сам умер.

– Хорошо. Позвоните в пять вечера.

Юрий вернулся в свой «схрон», где все уже было прибрано после ночной трапезы. Около десяти часов зазвонил телефон. Голос Логвиненко был напряжен:

– Где Матвей Кузьмич?

– Был у меня. Только... Больной какой-то. И водку жрал. Много.

– Мое предложение передал?

– Передал. Ответ дам после того, как получу Жестовского.

– Быстрее ответишь – быстрее получишь.

– Мы так не договаривались! – начал ломаться Юрий.

– Договаривались. Еще летом. Итак?

Филатов помолчал, преувеличенно громко сопя в трубку:

– Мне деваться некуда. Отдайте Жестовского!

– Из Лефортово его повезут якобы на психиатрическую экспертизу. По дороге он исчезнет. Жди его послезавтра. Да, когда от тебя Матвей Кузьмич уехал?

– Поздно уехал, часа в три. С ним что-то неладное творилось. Он что, пьет?

– Не замечен. Странно.

– Я его хотел ночевать оставить, а он – ни в какую...

– Ладно, жди звонка, – Логвиненко отключился.

«Телефонную эпопею» этого субботнего дня закончил звонок генералу.

Тот был немногословен:

– Благодарю. Он раскололся быстро.

– Со спецсредствами? – решил уточнить Юрий.

– Мы не инквизиторы. Кроме того, на него почему-то спецсредства не действуют. А компромата у него горы. В том числе и о золоте. Кайзер на это дело давно зарился и раскопал все о Фомине. Остается удивляться, что он этого Магида в живых оставил.

– Он подстраховался, пакет с документами оставил у кого-то, что ли...

– Ладно. Документы возьмешь в камере хранения на Павелецком вокзале. Номер ячейки 346, код Г-836... Не хочешь с нами поработать?

– С вами? Или с ФСБ?

– Со мной.

– Если решу, выйду на связь. До свидания.

В камере хранения оказался кейс, в котором лежали дипломатический паспорт на имя Вадима Борисовича Козина, водительские права и удостоверение дипкурьера, а также краткая инструкция, отпечатанная на машинке. В ней говорилось о том, как с этими документами обращаться, чтобы не выглядеть слесарем на придворном балу. По прочтении инструкцию настоятельно рекомендовалось сжечь, что Филатов и сделал в ближайшем туалете.

Потом он отправился на Белорусский вокзал, забрал уже из тамошней камеры хранения сумку, в которой были остатки денег, золото и перстень. «Недолго ты ему порадуешься, – подумал Филатов, представив Логвиненко в перстне и наручниках. – Если вообще порадуешься...» И отправился домой ждать.

Следующий день готового ко всему Филатова состоял из душа, завтрака, чтения газет, обеда, опять чтения газет... И тошнотворного ожидания. От Кайзера позвонили в шесть вечера. Юрий собрался, предчувствуя, что сюда больше не вернется, уложил в дипломат оружие – «Яти-Матик» и гранату. Золото и деньги разделил на две части, одну из которых поместил в кейсе с оружием, а другую упаковал в сумку. Засунул перстень в карман, убедился, что ничего не забыл, и отправился во двор, где его ждала машина.

Через час с лишним Филатов оказался за городом, на какой-то даче («Да сколько их у Кайзера?»), где его ждал двухметрового роста мужик, из всего «великого и могучего» владевший, как казалось, двумя словами: «Ждать приказано».

Юрий расположился в комнате с камином, где к его услугам был приличный бар, в котором нашелся коньяк, водка и несколько бутылок «Рислинга».

Филатов, так и не получив ответа на вопрос «Сколько мне еще ждать?», начал медленно, но верно напиваться. И к ночи заснул прямо в кресле.

... Кто-то настойчиво теребил его за плечо. Продрав глаза, Филатов увидел перед собой изможденное, утратившее природный румянец лицо Лени Жестовского.

– Юрка, ты это или не ты? Открой тайну, несчастный...

Филатов еще раз потер опухшие веки и, дабы убедиться, что перед ним не призрак, ткнул ему в грудь пальцем. Палец уперся в твердое. Логвиненко выполнил свое обещание.

– Ну, здоров, друг милый. Я это, я. Да ты присаживайся, будь как дома!

Обалдевший Жестовский сел в кресло напротив. Он ничего не понимал в происходящем, Юрий же не спешил объяснять.

– Документы тебе дали какие-нибудь? – спросил он.

– Что-то сунули в пиджак, – пробормотал Леонид и вытащил конверт.

– Покажи!

В конверте оказался загранпаспорт с визой посольства Германии и билет на самолет.