Данил Корецкий - Татуированная кожа

Здесь он прожил три дня, ночуя на чердаках, а днем прогуливаясь по тихим улицам и вглядываясь в неспешную провинциальную жизнь. Ничего подозрительного он не замечал, но не расслаблялся, зная, что розыск, который ведет контрразведка, в отличие от милицейского, прекращается только тогда, когда объект найден. Он смог в этом убедиться, зайдя в магазин радиотехники: на экранах всех включенных телевизоров вдруг показали его портрет и представили как опасного рецидивиста, совершившего тяжкое преступление. В числе особых примет назвали многочисленные татуировки от предыдущих судимостей.

Питался он в одном месте – закусочной на маленьком рынке, где было легко затеряться в разношерстной толпе. По иронии судьбы, здесь подавали шаурму – пресную и невкусную, как та, которую готовил Махмуд.

Деваться ему было некуда: при усиленном розыске в первую очередь перекрываются вокзалы и автотрассы, во всех электричках дежурят оперативники и постовые милиционеры, сюда же стягивается и соответствующе ориентированная агентура. Рано или поздно его возьмут

Неотступно преследовал вопрос: как стали известны те разговоры, которые они с Михаилом вели в оперативной машине? Они не нравились ему еще тогда, но пресекать старшего по должности и по званию было как-то неловко... Теперь Михаил расплачивается за длинный язык, а ему еще предстоит расплатиться.

– Слышь, кореш, бухнуть хочешь? – Откуда-то сбоку выплыла типичная босяцкая физиономия с оловянными глазами-пуговицами.

– Я уже давно на чифир перешел, – ответил Волк, доедая опротивевшую за эти дни шаурму. Оловянные пуговицы внимательно изучали вытатуированные на его пальцах перстни.

– Я сразу въехал, что это тебя по телику показывали. Ксива нужна? Недорого сделаю, как своему... И вывезти могу, свояк в депо работает, спрячет запросто в любом вагоне...

– Фуфло он, стукач. Не верь, – снова послышался тонкий голос из-под одежды. Причем босяк его явно не слышал, он дружески улыбался, показывая железные зубы. Точнее, это ему казалось, что он дружески улыбается, а получался зловещий оскал, не сулящий ничего хорошего.

В том мире, к которому принадлежал новый знакомец, не принято за здорово живешь угощать выпивкой первого встречного или предлагать ему другую помощь. Не принято даже подходить и задавать вопросы, если нет какого-то своего интереса: ограбить, обобрать или «спалить». Девяносто пять процентов, что это милицейский агент.

– Спасибо, братишка, – Волк лениво отрыгнул. – Я никуда не еду, я тут живу. А с теликом ты обознался.

Не оборачиваясь, он пошел прочь, чувствуя, как оловянные пуговицы буравят ему спину.

Через пару часов обстановка в городке стала накаляться. На улицах появились милицейские машины и люди в форме, тут и здесь мелькали фигуры приезжих в штатском. На перекрестках проверяли документы, патрули двигались от центра к окраинам, невидимым неводом выдавливая подозрительных элементов в малолюдные места.

Волк понимал, что поддаваться этой тактике нельзя, поэтому он зашел в первый попавшийся подъезд, надеясь в подвале пересидеть облаву. Но дверь в подвал оказалась заперта, а когда он двинулся на чердак, то на площадке второго этажа нос к носу столкнулся с молоденьким милицейским лейтенантом.

– Ваши документы! – немедленно сказал тот, но в следующую секунду по расширившимся зрачкам Волк понял, что лейтенант опознал его и без документов.

Не говоря ни слова. Волк развернулся и побежал вниз. Он успел выскочить на улицу, когда сзади раздался длинный милицейский свисток. И ему тут же отозвались другие свистки – слева, справа, впереди... Его брали в кольцо, следовало быстро уносить ноги. Обогнув дом, он выскочил на тихую улочку и огромными прыжками помчался по стертой брусчатке. Лейтенант бежал следом.

– Стой, стрелять буду! Стой! Стой, буду стрелять! – звонким срывающимся голосом кричал он. Волку стало ясно, что лейтенант безоружен. Если бы у него было из чего стрелять, он бы давно выстрелил, а не срывал дыхание на бегу.

Расстояние между ним и преследователем быстро увеличивалось, Волк свернул за угол, пробежал через детскую площадку и выскочил на небольшую уютную площадь с аккуратным сквериком и обязательным памятником Ленину. Впереди показались две фигуры в форме, сзади прерывисто свистел обессилевший лейтенант, сбоку раздавался топот нескольких пар сапог. Кольцо сжималось. Он мог прорвать его в любом месте, но уходить некуда. Надо решать вопрос радикально!

Он осмотрелся. Двухэтажное здание напротив – райком партии. Туда! В вестибюле читал, газету дежурный милиционер. Его не касалась сумбурная жизнь за дверями охраняемого учреждения, и он не обращал внимания на крики, беготню и свистки. До тех пор, пока эта жизнь сама не ворвалась в зеркальный, застеленный коврами партийный храм в виде здоровенного парня, заросшего трехдневной щетиной. Дежурный возмущенно привстал ему навстречу, но у него тут же потемнело в глазах, и он упал на начищенный паркет рядом с перевернувшимся стулом.

Волк стремительно вошел в приемную и, не обращая внимания на округлившую глаза секретаршу, распахнул дверь в кабинет первого секретаря. Сидящий за столом вельможный мужчина удивленно поднял голову.

– Мне нужно срочно позвонить Грибачеву! – с порога сказал Волк.

– Что?!

– Не обращайте внимания на мой внешний вид. Я выполняю особое задание, и вся эта шумиха поднята из-за меня. Но я встречался с Грибачевым, он в любой момент ждет моего звонка. Вот...

На полированный стол легли часы «Слава» с двойным календарем, а странный посетитель стал выворачивать карманы своей одежды и через минуту положил рядом с часами визитную карточку.

Первому секретарю было ясно, что перед ним опасный сумасшедший. И он не сомневался, что дежурный милиционер и секретарша уже делают все необходимое для восстановления порядка. Но взгляд случайно упал на изрядно помятый прямоугольник с фамилией и номерами телефонов. Один номер был ему известен – прямой телефон приемной Грибачева. Он перевернул часы и прочел надпись на крышке. Именно такие часы и с такими надписями выдавали делегатам съезда! Да... Сумасшедший не может знать прямых телефонов Генерального секретаря, и у него не может оказаться таких часов. Но разбойничья небритая рожа незнакомца все равно доверия не внушала.

Волк метнулся к двери и запер ее. Потом подскочил к столу, безошибочно придвинул прямой московский телефон и принялся быстро набирать номер.

– У него пятно вот здесь, повыше лба. У Грибачева... Цветное, брызгами...

И этого не мог знать простой сумасшедший. Цензура вымарывала родинку на всех газетных снимках и портретах, ракурсы телевизионной съемки тоже подбирались так, чтобы ее не было видно.

В приемной послышались мужские голоса, дверь толкнули, потом постучались – раз, второй, третий...

– Петр Леонидович! – испуганно позвала секретарша. – Как вы там?

– Пока ничего, – напряженно отозвался хозяин кабинета. Его тон показал всем, что дело плохо.

– Волков, открывай! – потребовал грубый голос. – Сейчас мы взломаем дверь. Если ты дотронешься до Петра Леонидовича, то я оторву тебе яйца!

Волк набрал номер и ждал соединения. В трубке один за другим шли длинные гудки.

– Открывай, сказано тебе! Хуже будет! Считаю до трех! Наконец раздался щелчок соединения, и знакомый всей стране голос произнес:

– Грибачев у телефона.

– Сергей Михайлович, это Волков. Помните полигон в Рохи Сафед? Прыжок с парашютом, мы двое спустились на одном!

Томительная пауза закончилась.

– Конечно, помню, боец. Что-то ты даже не здороваешься!

В дверь ударили чем-то тяжелым.

– Извините, Сергей Михайлович. Здравствуйте. Просто у меня беда. Сейчас я в Мичуринске, в райкоме партии. Я работаю в КГБ, выполняю специальное задание, но меня хотят арестовать, а я ни в чем не виновен. Помогите мне!

– Подожди, подожди, боец. Эти вопросы не решаются с кондачка. Тут надо разобраться.

– Я и прошу вас разобраться. Только сейчас они уже выбивают дверь!

– Это где выбивают дверь? – голос Грибачева посуровел. – В райкоме партии выбивают дверь?

– Да. Слышите удары...

Добротная полированная дверь трещала и прогибалась под таранными ударами.

– Ну-ка, дай мне кого-то из сотрудников...

Волк обессиленно протянул трубку Петру Леонидовичу, который утратил сановитость и смотрел на него так, как смотрит обычный деревенский мужик на начавшую мироточить икону. Приняв трубку, Петр Леонидович вскочил, вытянулся в струнку и четко отрапортовал:

– Товарищ Генеральный секретарь, первый секретарь Мичуринского райкома Ванников слушает!

Между тем дверь соскочила сначала с одной петли, потом с другой, затрещав, вылетела одна филенка... Волк предусмотрительно обошел стол и стал за спиной Ванникова, который с отвисшей челюстью прижимал к уху телефонную трубку и мелко-мелко кивал. То ли он соглашался с каждым словом Грибачева, то ли его била нервная дрожь.