Эльмира Нетесова - Дикая стая

— Передай их ему сам. Сумел задержать, теперь освободи! Пусть уезжает от нас навсегда. Мне стыдно, поверишь, смотреть ему в глаза. Я знал, что он не виноват. Не мог убить мальчишку. Его убийц мы вырастили у себя, здесь, на воле! За что, возможно, не раз поплатимся, — Рогачев набрал номер телефона старшего Шинкарева и попросил его прийти в милицию. — Услышите результаты допросов! Нет, ни поселенец, ни чужие, а друзья вашего сына виновны в смерти Дмитрия. Я зачитаю вам их показания! — пообещал Стас.

В это время оперативники вывели из камеры Георгия Корнеева. Следователь отдал ему документы, похлопал по плечу, сказал:

— Прости, Гош! Ты не виноват. Я погорячился. Сам знаешь, работа у меня собачья! Считай, что я малость перебрал. Слышь? Ну, а по пьянке чего не бывает?

— Иди ты на хер! — трясло Гошу.

— Слушай, быдло, если с тобой звенят по-человечески, чего тут щеришься? Иль мне добавить тебе? С какой сырости хвост распустил? Устал дышать нормально, козел? Забирай свои ксивы и отваливай отсюда, чтоб никогда здесь не увиделись!

Гошка вырвал документы, пошел вниз по ступеням. Оглянулся назад на секунду.

— Пшел вон, пропадлина! Мне не попался, другой заграбастает тебя! — крикнул вслед следователь.

— Чтоб вы сдохли, мусора проклятые! Волчья стая! Да разве вы люди? Зверье! — ступил во двор и, пройдя его торопливо, пошел домой без оглядки, не здороваясь ни с кем.

Его кто-то окликнул. Человек лишь ускорил шаги. Он возненавидел поселок и его жителей. Вот мелькнуло лицо старшего Шинкарева, тот спешил в милицию. Лицо черное, глаза запали. Еще бы! Всю ночь просидел возле сына, похоронив с ним все свои надежды и мечты. Он поклялся мертвому отомстить за смерть, потому что своя жизнь перестала быть нужной.

Павел Павлович тяжело поднялся по ступеням. Плохо соображая, вошел в кабинет начальника милиции. Кроме Стаса, здесь были еще какие-то мужики. Они о чем-то говорили.

— Присядьте! — предложил Рогачев Шинкареву, указав на стул рядом.

Но Павел Павлович словно не услышал, продолжал стоять.

— В ходе следственного дознания нами установлено, что виновниками в гибели Вашего сына явились его друзья. Пятеро ребят, жителей нашего поселка, которые вместе с Дмитрием поехали на реку, пригласив с собой двух девиц. Там они распивали спиртное, после чего Дмитрий Шинкарев стал приставать к девушке. Получив отказ, ударил ее и оскорбил. Его друзья попытались успокоить, но он набросился на них с кулаками. Завязалась драка, в которой Дмитрий был убит. Уже мертвого его привезли в поселок и сунули под мостом, под корягу, — выдохнул Стас и глянул на Шинкарева.

Тот слушал и не слышал. Его трясло от горя, а тут еще Рогачев поливает грязью мертвого сына.

— Все виновные, конечно, будут наказаны, — услышал человек как извинение.

— Но Димка сам виноват, если честно. В наше время брать женщину силой, да еще кидаться из-за нее с кулаками на своих друзей — это дико! Он вообще

был несдержанным, непредсказуемым человеком Многих в поселке обидел беспричинно. Надо было держать его в руках с малолетства. Теперь уж ничего не исправить. Может, даже к лучшему, что его не стало…

Выстрел грянул неожиданно. Стас, пошатнувшись, упал. Сотрудники райотдела не успели сообразить ничего, оглянувшись, увидели дымок из дула пистолета в руках Шинкарева. Павел Павлович тут же направил его в висок, выстрелил, упал рядом со Стасом.

— Сдвинулся! Крыша поехала у мужика! — обронил следователь.

— А при чем Стас? За что его убил?

— За сына! Мы могли предотвратить, но все боялись Шинкарева и главной помехой каждому был Стас! — впервые честно признал Петр Бойко.

— Шинкарев всю милицию перестрелял и сам застрелился! — понеслось по поселку.

Гошка, услышав, не удивился. Он как никто другой знал, что в любой стае выживают сильнейшие…

В день похорон Рогачева Гоша с Анной и Ольгой улетали в Петропавловск. Корнеев сам погрузил багаж в самолет, помог жене занять место поудобнее, затем вышел за Ольгой. Та, стоя на трапе, кричала в сотовый телефон:

— Толик, вылетаю! Встречай! Я очень соскучилась по тебе! Наверное, снова спаслась от смерти, не попав под горячую лапу мстителя. А раз жива — твоя навсегда! Ты любишь? Спасибо! Для этого стоило выжить! Встречай!

Анна, выглянув в иллюминатор, смахнула со щеки слезу. И только пограничник, глянувший в документы Гошки, спросил удивленно:

— Сегодня Рогачева хоронят. Ты не будешь его провожать?

Нет! Я был для него постоянной подставой, которой всегда затыкают любую беду. Устал приноравливаться к стае и жить тем зайцем, на которого охотились все!

Ох, и поломали головы в райотделе милиции Усть-Большерецка, узнав, что в их район направляют на поселение Гошу Корнеева на целых пять лет.

— Кому моча в голову стукнула, что решили подбросить нам этого сукиного сына? Все равно, что самого черта за пазуху сунут! Да разве мыслимо такого недоноска сюда направить? Он половину жизни в зонах провел. От Мурманска до нашей Камчатки! Даже в Магадане отбывал! Поверишь, с Курил сбежал, с самого Итурупа! Теперь к нам подкинут этого козла! С ним сам черт не сладит, — нервничал начальник милиции Станислав Рогачев, делясь своими соображениями с заместителем Петром Бойко.

— А ты откуда знаешь этого Гошу? Кто он вообще? — прищурился Петр хитровато.

— Он в Тиличиках отбывал и смылся оттуда в бега. Сумел в самолет забраться.

— Как? Без документов? — подавился Бойко дымом сигареты.

— Самолет грузовым был. Вот и прикинулся грузчиком. Помог с десяток мешков забросить и сам за ними спрятался. Ребята-пилоты и не глянули. В Петропавловск спешили вернуться к вечеру. Гоше это на руку. Представь такую удачу. Из зоны враз на волю! Да еще в Питер! Сыщи его там! Но фортуна подвела: пока грузились, летели, испортилась погода, и экипажу приказали сделать посадку у нас. В Тиличикской зоне уже хватились и смекнули все. Поиски в зоне и поселке ничего не дали. Вот тут и позвонили в аэропорт, потом по всем райотделам. Ну, летчикам назвали причину посадки погоду, но едва они приземлились, мы тут как тут, навстречу им с распахнутым «воронком». Пилоты, увидев такой радушный прием, из своей машины на ходу чуть не выскочили, понесли на нас. Ну, мы их успокоили, мол, не вы нам нужны. И вместе вошли в самолет, оставив внизу на всякий случай возле машины двух оперативников. Тиличикский начальник зоны предупредил, что Гоша непредсказуем и, как каждый сукин сын, может оказаться вооруженным.

— Вот это да! Ни хрена себе! — невольно вырвалось у Бойко.

— Короче, вошли в самолет, весь груз перевернули, а Гоши нет нигде. Уже хотели сообщить в Тиличики, что на борту пусто. Да тут пилота по малой нужде прижало. Он — в сортир, а там закрыто. Причем изнутри. Сколько ни дергали ручку, не открывалась дверь. Тогда поняли, что там Гоша окопался. Стали требовать открыть двери. А он всех послал, мол, не открою, и все на том. Везите в Питер. Больше он с нами не желал разговаривать. Уж как его уговаривали, отмалчивался. Ну, здесь пилоту невмоготу терпеть стало. Отошел он на шаг, да как подскочил к двери, надавил плечом, она так и распахнулась настежь. Мы Гошу за грудки выволокли из туалета. Заломили ему клешни так, что взвыл гнус, и выкинули из самолета прямо в «воронок». Пинками вбили гада. Ох, и материл он нас. Так кучеряво никто не брызгал на милицию, как тот недоносок.

— Давно это было? — перебил Бойко.

— Лет пять назад.

— А что, кроме Гоши, никто не пытался бежать из Тиличиков?

— Сколько хочешь! На судах, лодках, даже на нартах, оленьих упряжках, но никто не додумался бежать на самолете. Гоша был первым.

— Куда бы он делся в Петропавловске? Там его без документов вмиг схватил бы пограничный патруль. Быстро выбили б из него, кто он такой и откуда взялся?

— Не переоценивай. Гоша, конечно, не бежал вслепую. Где-то его ждали. Понятно, не с пустыми руками. У них повсюду есть свои корефаны, тем более в Питере, — вздохнул Рогачев.

— А кто он есть этот Гоша?

— Вор и фартует давно. Из-за него, знаешь, сколько наших мужиков выкинули с работы? А скольких понизили в звании? А главное — убивал Корнеев наших ребят. Да что там базарить! Вот получим его уголовное дело, там — обо всем. Начальник Тиличикской зоны сам себе не верит от счастья, что избавился от Гоши и теперь доработает до пенсии. Мне советовал не спускать глаз с козла! — сморщился Рогачев.