Анна Данилова - Мне давно хотелось убить

– Да какое это имеет, в сущности, значение? – хмыкнул Крымов, которому вообще не хотелось поднимать эту тему. Он даже занервничал, когда вдруг до него дошло, что «Лиза Удачина» могла рассказать Корнилову о взятке, которую она дала Крымову. Вот только поверит ли тот в басню про взятку (тем более если учесть совершенно фантастическую сумму, вырученную за продажу дома). «В крайнем случае, – подумал Крымов, – можно откреститься от взятки, сославшись на ненависть, которую питал ко мне Михаил Морозов». Как бы то ни было, но возвращать или передавать ГОСУДАРСТВУ кучу долларов, которые томились сейчас в спортивной сумке в камере хранения, он не собирался.

– Но если ОНА продала дом, значит, должны быть где-то и деньги… А что, если агент – подставное лицо?

– Я сам займусь этим, – поспешил заверить Кречетова Крымов. – А не пора ли нам выпить, господа?

Было три часа ночи. Баранина уже давно покрылась застывшим жиром, были съедены все закуски и выпито много водки.

Смертельно уставшая Надя, совершенно измотанная хлопотами, связанными с таким нашествием гостей, ходила по комнатам и стелила постели. Мужчинам (Астраханову, Кречетову, Чайкину и Берковичу) она постелила возле камина на полу, устроив ложе из двенадцати самых разных одеял и четырех подушек, Земцовой и Шубину отдала крымовский кабинет с раскладным широким диваном, а сама, едва помня себя от усталости, рухнула на кровать в спальне.

Крымова не было. В последнюю минуту, перед тем как уснуть, Надя подумала, что он, должно быть, пошел запирать ворота…

Шубин, много выпивший и почти ничего не евший, уснул сразу же и не мог услышать, как Юля, накинув на себя его рубашку, выскользнула из комнаты, спустилась вниз и там, на кухне, забившись в угол, дала волю слезам…

Она видела перед собой слабо освещенное снаружи окно, за которым была голубоватая ночь, зимний лес и тишина… Ее окружали кухонные запахи, которые теперь к ней не будут иметь никакого отношения – теперь здесь живет Надя, и это она будет варить Крымову кофе по утрам, гладить ему сорочки и наслаждаться его телом и голосом… От представленного она зажмурилась и исторгла низкий, горловой, преисполненный тоски, боли и отчаяния стон. Ей захотелось к маме, зарыться лицом в ее теплое и ласковое плечо и, задыхаясь от слез, рассказать о том, как ей плохо, как невыносимо, насладиться нежным материнским прикосновением и успокоиться…

Она открыла глаза и увидела стоящего посреди кухни мужчину. Он присел и, схватив ее за рукав, вытянул из угла, почти из-под стола, как куклу, и, заломив руку и запрокинув ей лицо, крепко обнял ее и поцеловал в губы.

В перерывах между поцелуями он говорил ей что-то о ее соленых слезах, о том, что она маленькая и глупенькая дурочка, которая сама во всем виновата… А еще он говорил о любви, но она его не слышала, она чувствовала только его дыхание рядом со своим лицом, его горячее тело, пытавшееся согреть ее, и продолжала глотать слезы…

Очнулась Юля в какой-то маленькой комнатке на кушетке. Она не помнила, сколько времени они пробыли здесь с мужчиной, но, получив свой кусок счастья, она вытерла слезы, надела рубашку Шубина и села, обняв себя за колени. Рассветало. Кто-то громко храпел в большой комнате, где-то капала вода и тикали часы. Поголубевший от предрассветных красок телефон, стоящий на сервировочном столике, напомнил ей о суетности, без которой не обходился ни один день ее насыщенной событиями жизни, и о Звонке, который она намеревалась сделать еще вчера вечером.

Она взяла телефон на колени и, обняв его, как живое существо, немного посидела, обдумывая предстоящий разговор. Набрала номер. Трубку взяли сразу, словно этого звонка ждали.

– Алла Францевна?

– Да, кто это? – послышался встревоженный и вместе с тем уставший голос Миллерши.

– Это Юля Земцова. Вы извините, что я так поздно…

– Вообще-то не поздно, а рано, сейчас половина шестого, у меня, на ваше счастье, бессонница… Говорите. Что там у вас еще случилось? Поубивали всех моих клиенток?

– Я хотела только спросить: вы действительно знали о том, что они братья?

– Милочка, вы меня уже спрашивали об этом…

– Я хочу понять… Мы говорили всего несколько минут…

– Как же не знать, когда это составляло для Валентины основную прелесть их отношений… Она любила угадывать, кто к ней пришел на этот раз: Миша или Боря…

Это раньше у Миши на лице были угри, и он очень страдал из-за них, но потом угри прошли: во-первых, он стал настоящим мужчиной, а во-вторых, Валентина нашла ему хорошего врача-косметолога, да и сама постоянно делала ему какие-то травяные припарки, возилась с ним, как с малым дитем… Ей нравилось, что они такие молодые, горячие… Да что там говорить, она, безусловно, была испорчена и развращена донельзя, но я любила ее…

Деньги (а у нее их было очень много!) – это как кислота, которая прожигает душу человека насквозь, а потом в этих дырах свищет холодный ветер… Но она умерла молодой, и, быть может, это даже хорошо, ведь она так не хотела стать старой и морщинистой…

– А она ничего не знала о Жанне?

– Ах, вон вы о чем… Она узнала об этом незадолго до смерти и плакала здесь у меня, жалела Жанночку, потому что понимала – такие, двойственные, отношения, которыми она жила сама, не для Жанны… Жанна была влюблена в Бориса, а у Валентины на уме было лишь наслаждение, острое наслаждение… Я удивляюсь, как это она не стала наркоманкой, говорят, наркотики – это так приятно… Должно быть, она боялась смерти, а ведь у наркоманов это, сами знаете, запросто… Кстати, мне часа два тому назад позвонила одна моя клиентка (почему «кстати», потому что она однажды пробовала нюхать кокаин!)… Не знаю, в курсе ли вы или нет, но в газете как-то писали про московского бизнесмена Удачина, он занимается аптеками, лекарствами… Так вот, у него пропала жена, и знаете, где ее нашли? Представьте себе, у нас, в С., вернее было бы сказать, не ее, а то, что от нее, бедняжки, осталось… Ее тело несколько лет пролежало в заброшенном канализационном колодце, во дворе ресторана «Москва», причем под грудой нечистот… Убийцу взяли буквально вчера вечером, он все и рассказал…

У моей клиентки муж в прокуратуре работает, так она мне иногда такие интересные вещи рассказывает… Эта самая Удачина якобы познакомилась в аэропорту с мужчиной, с убийцей, значит, поехала к нему домой, он там ее использовал как мог, а потом убил и присвоил себе ее вещи, деньги и документы… Вроде бы какая-то подружка этого убийцы, я не помню подробностей, или сестра жила под ее именем… Но это было уже давно, года два-три назад… Вы меня слушаете?

– Слушаю, конечно… – Юля поняла, что Михаил Морозов начал давать показания и что именно он рассказал, где следует искать труп жены бизнесмена.

– А про Козич ничего не слышали? Учительница? Ее убили совсем недавно… Оказывается, родной брат проиграл ее в карты. Его тоже взяли. А мы жалуемся на нашу милицию…

– Алла Францевна, скажите, а кто-нибудь из окружения Жанны знал, что она встречается с любовником матери?

– Кое-кто догадывался. Вот не знаю, настоящая сейчас у Бориса борода или нет (потому что на похоронах он был явно с накладной), но то, что она ему идет, – это факт. Роскошный мужчина… А вот Миша… Юлечка, вы вот в детективном агентстве работаете, все знаете… А где Миша Морозов, что-то я его давно не видела? Уехал, что ли?

– Я приеду как-нибудь к вам и все расскажу…

– Это было бы очень мило, но давайте договоримся через недельку, у меня сейчас много работы… Вы же знаете – ваш Крымов женится, он заказал мне платье для своей невесты… Она должна приехать ко мне и выбрать ткань, мне тут привезли кое-что из Кракова… Вы знаете, в Кракове можно купить недорогой, но очень качественный атлас… Кроме этого, я сейчас шью себе черное платье, траурное…

У Юли, перед глазами которой стояла Надя Щукина, примеряющая белое свадебное платье, закружилась голова. Должно быть, Крымов, этой ночью почти силой овладевший ею на кушетке, знает толк в белом атласе…

Она вся дрожала и слушала Миллершу вполуха.

– Траурное? Вы сказали ТРАУРНОЕ? А что, кто-то умер?

– Как, вы ничего не слышали? Говорю же – мои клиентки отправляются в поисках новой жизни в рай…

Ольга Христиансенс, может, слышали?

– Актриса? Кажется, она ушла из театра…

– О да, она, бедняжка, была влюблена в Бориса Морозова, бегала за ним, как собачонка, и в результате на нервной почве покрылась какими-то струпьями… Хотела сначала вылечиться, продавала все, что у нее было, вплоть до нижнего белья, чтобы купить лекарства, а потом, когда ей сказали, что все бесполезно, она обратила всю свою энергию на то, чтобы отомстить Борису… Ее видели несколько раз в городе, одетой и загримированной под самую настоящую «синюшку» или зечку… Уж не знаю, кого она собиралась напугать, но то, что крыша у нее поехала, это точно… И вообще, Надечка…