Олег Алякринский - Клятва на верность

Там за занавесками он часто видел движущуюся мужскую фигуру. Это был Владислав Геннадьевич Щербатов. Доктор наук и депутат Госдумы. Вор в законе по кличке Варяг… Этот Щербатов — Варяг был обречен. Потому что вел себя совершенно беспечно. По вечерам курил у открытой форточки, так что силуэт его четко обрисовывался за вечно задернутой занавеской. Вначале Сержант подозревал, что эта его непонятная беспечность чем-то объясняется. Например, пуленепробиваемыми стеклами в оконных рамах. Но нет, вглядываясь в окуляры бинокля и фиксируя блики отраженного света, Сержант не замечал характерного блеска. Никакие они не пуленепробиваемые, эти стекла… Значит, просто глупая беспечность.

Откладывать акцию дальше не имело смысла. И когда Сержант поздним морозным вечером забрался на давно облюбованный им чердак, раскрыл свой черный длинный чемоданчик, быстро, уверенными движениями собрал свою верную «тулячку» и прицелился в мужской силуэт за занавеской, он с внезапным облегчением понял, в каком же сильном напряжении находился все эти дни. Пять долгих нервных дней. Но сейчас одним-единственным выстрелом он готовился определить всю свою дальнейшую жизнь. Теперь, после убийства депутата Щербатова, путь в Россию для него будет окончательно закрыт. Но зато завтра же он отправится поездом в далекий Саранск, найдет эту чертову колонию, добьется встречи с начальником и сделает ему предложение, от которого тот не сможет отказаться… Сержант повезет в Саранск в этом вот черном чемоданчике сто тысяч долларов в новеньких хрустящих купюрах. От таких денег тамошний полковник или кто он там по званию не сможет отказаться. Ни за что! Уж он, Сержант, знает ментовскую братию — сам из таких…

Ромка… Это все из-за него! Из-за младшего братана Степан Юрьев впервые в жизни нарушил уговор с заказчиком, впервые кинул своего нанимателя, не выполнив его заказ. Да, он дал слабину — это понятно. Об этом рано или поздно в Европе будут знать все… Возможно, придется ему сматываться за океан, и там, в Америке, начинать все сначала — тут, в Европе, теперь кто же поверит Степану Юрьеву… Но это все потом. А сейчас надо завершить дело, за которое синьор Валаччини посулил ему полмиллиона и уже половину перевел на его счет в Берн.

Он приник к окуляру оптического прицела. Так! Объект дома. Знакомая мужская фигура, рослая, широкоплечая, приблизилась к окну. Рука с сигаретой взметнулась вверх. Ко рту. Затянулся. Выпустил дым.

Палец снайпера мягко лег на спусковой крючок. Грохнул негромкий выстрел. За ним сразу второй. Контрольный.

Фигура за окном вдруг нелепо взмахнула руками, осколки стекла брызнули во все стороны — и все было кончено.

Быстро свинчивая глушитель, Сержант привычно осматривался: у подъезда спокойно стоял незнакомый мужик, подняв воротник, — кажется, опять дождь собирается, в квартире еще не хватились, не услышали звона стекла.

Пора уходить, чтобы больше не вернуться! Пора спасать брата…

Егор Сергеевич сидел за столом и внимательно читал газету «Коммерсант». Перед ним лежали еще несколько утренних газет, только что просмотренных. Везде одно и то же. Сегодняшнюю прессу интересовала одна новость: загадочная гибель молодого ученого и депутата Госдумы Владислава Геннадьевича Щербатова. Мало кто сомневался, что убийство было тщательно спланированным и подготовленным и осуществил его явно профессионал. В газетах мелькало ставшее в последнее время модным выражение «заказное убийство».

Нестеренко, нахмурившись, читал: «Вчера вечером двумя выстрелами в голову через окно был убит ученый-экономист и известный политик… Убийца, несомненно, прекрасно знал расположение комнат в квартире Щербатова, как и то, что хозяин квартиры любил перед сном выкурить сигарету, стоя под открытой форточкой… Оба выстрела были произведены прицельно точно, пули попали в голову, и смерть наступила мгновенно… Убийца прятался на крыше соседнего дома, но никто не видел, как и когда он туда проник… Свидетелей нет. Следствие отрабатывает версию о связи убийства с политической и коммерческой деятельностью Щербатова».

Академик Нестеренко отложил газету и посмотрел на своего гостя, сидящего напротив. Все происходило на даче Егора Сергеевича на Никитиной Горе под Москвой. Двое мужчин сидели в саду, в плетеных креслах и за таким же точно ажурным столом, столешница которого была, однако, из прочной полированной фанеры. На соседнее дерево с громким хлопаньем крыльев села большая птица, стала тихонько — боком, боком — подбираться к гнезду, где пищали, не обращая внимания на осторожность мамы-сороки, голодные подрастающие птенцы.

— То есть ты, Владик, ничего не знал?

— Нет, Егор Сергеевич… Мои люди вели Сержанта от самого трапа. Ангел все мне доказывал: чем больше наших топтунов, тем лучше. И ошибся. Топтунов нагнал много — а проку от них оказалось никакого! Еще в аэропорту двое пацанов следили за Сержантом, но потом потеряли его в туалете… Хорошо, двое других умников почему-то заподозрили, что Сержант перевоплотился в чернявого иностранца. На улицу выскочили, да только заметили, как он в такси сел, — они было за ним, да проворонили на Ленинградке. А уж когда он переоделся в старика с черным чемоданом и в этом маскараде появился около моего дома на Ломоносовском, никто ни сном ни духом… У меня же там перед подъездом постоянно люди дежурят. Но и они ничего не заметили. А то бы, конечно, я принял меры… Сержант нас перехитрил. Вернее, выходит, самого себя…

Нестеренко грустно усмехнулся и налил себе в чашку чай из пузатого стеклянного чайника.

— Да, кто бы мог подумать, что Сержант приедет в Москву убивать Владислава Щербатова, а убьет… собственного брата? И как же это получилось, как его брат оказался у тебя в квартире?

Варяг задумчиво потрогал переплетенные лозы на столе, и в какой-то момент старому академику показалось, что он сейчас отломит кусок — так он нервно вцепился в сухие ветки. Нет, просто погладил пальцами.

— Понимаете, ведь одним из условий нашего соглашения — он сам мне это условие поставил — было то, что я помогу ему найти брата. Я это условие выполнил — брата нашел, спасибо вашему Кириллу Владимировичу — без генерала Артамонова я бы ни за что не отыскал этого чудилу… в мордовской зоне досиживал! Словом, еще не зная о последних планах Юрьева, я этого Романа Степанова встретил неделю назад на Казанском вокзале, мне его с рук на руки передали два капитана… И я повез его прямехонько на Ломоносовский. Мол, сиди тут как мышь. Жди. Будет тебе сюрприз… Ну вот он какой сюрприз вышел… — Владислав тяжело вздохнул. — Теперь, я думаю, Сержант жизнь положит, чтобы только меня найти и зубами порвать. Я его знаю.

Он усмехнулся и запрокинул голову вверх. На соседнем дереве шумно копошились почти взрослые птенцы, и отличие от родителей, пронзительно вопившие со всех исток и не желавшие соблюдать конспирацию.

— И где сейчас этот Сержант?

— Насколько я знаю от Ангела, Сержант сейчас у себя дома, под Парижем… — задумчиво протянул Владислав.

Академик Нестеренко покачал головой:

— Одного не пойму: зачем ты его оставил в живых? Ведь ты же мог его еще в Москве, в аэропорту, взять.

— Пусть помучается, сволочь. Знаете, Егор Сергеевич, у нас, воров, самое большое презрение вызывают предатели. И наказание предателям бывает на зоне и на воле самое суровое. Смерть для Сержанта — слишком легкое наказание. Я решил наказать его побольнее. Я вчера выслал ему фотографии убитого брата — крупным планом, чтобы была видна простреленная голова. Юрьев должен знать, кого застрелил.

Пролетела паутинка с черной точкой маленького паучка внизу, приклеилась рядом к ветке дерева. Нестеренко снял невесомую блестящую нить и, поднеся ее близко к глазам, стал рассматривать.

— Если бы он был чеченом, или ингушем, или дагестанцем, он бы стал твоим кровником.

— А он и так, считайте, мой кровник, хоть родом не из Махачкалы, а из Рязани, — усмехнулся Варяг.

— Это неразумно, Владик, оставлять таких опасных врагов в живых.

— Но иногда так лучше, — упрямо мотнул головой Владислав. — Да что мне его бояться? Он во Франции. А я… скоро все равно окажусь в Западном полушарии. Ведь я опять должен исчезнуть, Егор Сергеевич? Опять должен родиться заново, так, что ли? Вот только не понимаю, почему это понадобилось так внезапно? Я еще не успел вжиться в новую роль политика, депутата. И вы мне говорили: надо карабкаться вверх, а там, глядишь, и министром стану… Честно говоря, не хочу я никуда уезжать.

— Это необходимо, мой мальчик! — твердо и даже несколько сердито бросил Егор Сергеевич. — Просто я решил воспользоваться удачным стечением обстоятельств. Твоя мнимая смерть как нельзя более кстати. Дума фактически уже подконтрольна нам — через Кисилева. В Италии после уничтожения «крестных отцов» все как-то само собой потихоньку развивается. А до Валаччини, как это ни странно, легче будет добраться не через Рим, а через Чикаго. Да и от Сержанта надо бы держаться подальше. Словом, пора тебе открывать Америку, Владислав. В ближайший год-два тебе здесь делать нечего. И кроме того, что значит «не хочу»? — Голос академика Нестеренко окреп и посуровел. — Ты, Варяг, дал клятву на верность. Помни о ней!