Г. Китинг - Недуг правителя

Однажды в начале осени 1896 года, возвращаясь от своего хартфордширского пациента, сойдя с поезда и оказавшись в окрестностях Бейкер-стрит, я решил заглянуть к Шерлоку Холмсу, поскольку не видел его уже несколько недель. Увы, я обнаружил его в печальном состоянии. Хотя день склонялся к вечеру, он еще валялся в халате на диване нашей старой гостиной, рядом на полу лежала его скрипка, а в воздухе стояла едкая вонь табачного дыма от трубки, которую он небрежно бросил на подлокотнике дивана. Я тут же взглянул на каминную полку, где обычно хранился аккуратный сафьяновый несессер с его шприцем[1]. Ощутив желание рассмотреть знакомый патриотический вензель «V. R.»[2], выведенный на стене при помощи револьверных пуль, я подошел ближе и увидел под несессером почтовый конверт. Судя по штемпелю, письмо отправили всего два дня назад.

— Итак, Холмс, — произнес я как можно жизнерадостнее, — ваш давнишний пулевой узор все еще на месте.

— Согласитесь, Ватсон, было бы странно, если бы он за это время успел исчезнуть, — промолвил мой старый друг несколько более энергично, чем когда только что приветствовал меня. Он меланхолически рассмеялся. — Но я бы хотел, чтобы в одну прекрасную ночь этот вензель пропал, — добавил он. — Тогда, по крайней мере, нашлась бы работа для моего ума.

При этих словах я совсем упал духом. Мозгу Холмса всегда требовалась стимуляция, и, если никакая загадка не возбуждала его ум, он обращался к семипроцентному раствору кокаина, который всегда стоял наготове.

— Разве вы не ведете сейчас никакого дела? — спросил я.

— Так, сущие пустяки, — отозвался Холмс. — Задание персидского шаха, мелкая история с пропажей охранников в Питтсбурге. Ничего такого, чему я мог бы посвятить все свое внимание. Но скажите, Ватсон, как случилось, что вы навещали пациента в Хартфордшире? Путь неблизкий.

Я ошеломленно повернулся к моему другу. Ведь я ничего не говорил ему о том, почему оказался возле Бейкер-стрит.

— Полно вам, доктор, — произнес он. — Неужели мне снова объяснять вам те простые признаки, по которым я делаю такие выводы? Да эти признаки на вас напечатаны крупными буквами, словно газетная реклама.

— Может, и так, Холмс. Но, осмелюсь заметить, если не считать того факта, что станция «Бейкер-стрит» обслуживает это графство и что в последнее время я посещаю вас обычно лишь тогда, когда мне случается оказаться поблизости, я не понимаю, откуда вы и на сей раз так много узнали о моих делах.

— В ту минуту, когда вы снимали перчатки, воздух наполнился характерным резким запахом йодоформа, что недвусмысленно указывает: ваша поездка носила профессиональный характер. А поскольку ваши сапоги запылены снизу доверху, можно заключить, что вы некоторое время двигались по сельской дороге.

Я опустил взгляд на свою обувь. Доказательство было чересчур очевидным.

— Ну да, — признал я. — Сегодня утром меня попросили заглянуть к одному джентльмену, он живет возле Рикмансворта и встревожен своим состоянием. Незалеченная лезия на коже живота, осложненная мозговой лихорадкой. Но у меня есть все основания надеяться на его благополучное выздоровление.

— Мой дорогой Ватсон, кто бы в этом усомнился, раз больной на вашем попечении? Но я удивлен: значит, ваш участок теперь простирается до самого Хартфордшира.

Я улыбнулся:

— Нет-нет. Уверяю вас, больше никто из моих пациентов не требует от меня путешествия дольше того, которое нельзя было бы с легкостью проделать в хэнсоме[3].

— И все же вы только что побывали в Хартфордшире?

— Да. Утром меня вызвал слуга некоего мистера Смита: как я понимаю, это его доверенный помощник, хоть и явно континентального происхождения. Он рассказал мне, что хозяин велел ему найти какого-нибудь лондонского доктора, чтобы тот как можно скорее явился к нему. Очевидно, мистер Смит смертельно боится, как бы его ближайшие соседи не прознали, что он захворал. Вот почему он решил обратиться к врачу из более дальних краев, невзирая на то, что такой визит обойдется ему значительно дороже.

— Значит, вы получили изрядное вознаграждение?

— Пожалуй, да. Вполне достойное.

— Неудивительно.

— Да нет же, Холмс, вы ошибаетесь, к моим услугам обратились вовсе не из-за моей безупречной репутации, если таковая вообще у меня имеется. Да и этот слуга оказался в моем районе Лондона случайно, он приехал туда по какому-то другому поручению. Как я понимаю, он просто заметил мою табличку и позвонил мне в дверь.

Холмс приподнялся на диване и оперся на локоть. Казалось, глаза его засветились более здоровым блеском.

— Вы неправильно меня поняли, Ватсон. Заметьте, вы сами подчеркнули, что к вашим услугам обратились более или менее случайно, могли избрать и другого врача. Я говорю лишь, что размер вашего гонорара меня не удивил, ибо вполне очевидно — от вас требовалось одно определенное свойство, имеющее мало отношения к вашим медицинским навыкам.

— Вот как? — Признаться, я немного запутался. — А о каком свойстве вы говорите?

— Конечно же о расстоянии, любезный друг. О расстоянии между лечащим врачом и пациентом. И о совершенной секретности, которая отсюда вытекает.

— Не совсем уверен, что понимаю вас.

— Да? А ведь история довольно простая. Человек проживает на отшибе, в сельском доме, это джентльмен, для которого финансовые соображения второстепенны, и он посылает доверенного слугу за лондонским доктором, можно сказать — за каким угодно лондонским доктором. И вы ожидали, что меня удивит ваш необычайно высокий гонорар?

— Что ж, Холмс, — отозвался я, — не стану скрывать, плата за мой визит, быть может, оказалась несколько чрезмерна. Но мой пациент — явно богатый человек и к тому же подвержен нервическим страхам. Кроме того, он выразил мне доверие, предложив и дальше навещать его — раз в неделю. Мне все это отнюдь не кажется совсем уж необычным.

— Не кажется, Ватсон? А я вот считаю, что это необычно. Больной, которого вы посещали сегодня утром, не принадлежит к числу обычных людей, поверьте моему слову.

— Что ж, вам виднее, Холмс, вам виднее, — отозвался я.

Впрочем, я не мог избавиться от мысли, что на сей раз мой друг придает обстоятельствам чересчур большое значение. Я быстро перевел разговор на другое, с облегчением увидев, что и Холмс, казалось, вовсе не намерен развивать тему, при обсуждении которой могло бы показаться, что он словно бы желает взять надо мною верх. Остальное время моего визита прошло вполне приятно, и в конце концов я с удовлетворением откланялся, оставив Холмса в куда более живом и веселом расположении духа, чем при моем приходе.

Через неделю я вновь отправился в Хартфордшир и обнаружил, что благодаря прописанному мною лечению состояние пациента значительно улучшилось. Я питал надежду, что еще две-три недели такого режима (включавшего в себя легкую пищу и много отдыха) — и болезнь отступит совсем.

Завершив обследование и отходя от кровати больного, я вдруг боковым зрением заметил какое-то быстрое движение за самым окном. Меня это очень удивило, поскольку балкона здесь не имелось. Видимо, моя тревога отчасти передалась пациенту, и он требовательно спросил, что это я там увидел. В голосе его звучало неприкрытое раздражение, но оно вполне объяснялось его дурным самочувствием.

— Кажется, за окном мелькнуло лицо мужчины, смуглое и морщинистое, — ответил я не раздумывая — настолько поразило меня это явление. Я видел лицо считаные секунды, но уловил исходящую от него враждебность.

Впрочем, я тут же попытался унять беспокойство, которое, быть может, нечаянно пробудил в своем и без того нервном пациенте.

— Хотя вряд ли это человек, — проговорил я. — Какая-нибудь птица села на плющ, а потом улетела.

— Нет-нет, — отрывистым приказным тоном бросил мистер Смит. — Лицо. Взломщик. Я так и знал, в этом доме небезопасно. За ним, доктор, за ним. Скорее. Поймайте его. Поймайте.

Я счел за лучшее по крайней мере притвориться, будто подчиняюсь этому властному распоряжению. Видимо, лишь моя вылазка в сад могла успокоить беднягу.

Торопливо выйдя из его комнаты, я спустился по лестнице и позвал слугу, который, насколько я понимал, являлся единственным обитателем дома, если не считать хозяина. Но он, видимо, находился в кухонных помещениях или еще где-то за пределами слышимости, и ответа я не получил. Я выбежал из парадной двери и огляделся. И тут же, в дальней части сада, заметил движение за служившим живой изгородью рядом буков, с которых еще не облетели листья. Я устремился туда.

«Холмс прав», — думал я, молча пересекая обширную сырую лужайку. Мой пациент — загадочный человек, раз уж за ним шпионят при свете дня и столь наглым образом. А значит, его крики насчет взломщика, скорее всего, притворны. Уж конечно, обыкновенный взломщик не станет пытаться проникнуть в дом в разгар дня.