Иван Менджерицкий - По методу профессора Лозанова

— Речь идет не о реабилитации Мельникова. А о клеветниках, заслуживающих наказание.

— Но человека ведь не вернуть.

— Тогда не стоит никогда искать и убийц. Жертву ведь не воскресить. Вот ваша логика. Поймите, Нина Александровна, когда преступник чувствует свою безнаказанность, когда не получает жесткого отпора, это вселяет в него уверенность. Завтра анонимки могут начать приходить и на вас.

— Вы, конечно, правы, — сказала она после паузы. — Но вряд ли я смогу чем-то вам помочь. Если бы я наверняка знала, кто писал, я сама нашла бы на них управу.

— Вы много лет проработали вместе с Мельниковым?

— Больше двадцати.

— Как и при каких обстоятельствах вы познакомились?

— Вам нужны подробности?

— Да.

— Мне было двадцать лет, когда я начала работать чертежницей в тресте, которым он уже тогда руководил.

— Вы устроились на работу по чьей-то рекомендации?

— Нет. Им нужны были чертежницы. А я в то время уже училась на третьем курсе МИСИ. Чертила вполне профессионально.

— Учились на дневном?

— Да. Потом перешла на заочное.

— Почему?

— К Мельникову это не имеет никакого отношения.

— Пожалуйста, расскажите.

Она вздохнула:

— Банальная история. Меня бросил муж с полугодовалым ребенком. Отца к тому времени у меня уже не было, мать получала очень скромную зарплату. А даже на повышенную стипендию мне с дочкой было бы не прожить.

— Ну, а с Владимиром Ивановичем вы когда конкретно познакомились?

— Через несколько месяцев после того, как пришла в трест. Зарплата чертежницы не велика, и я по совместительству подрабатывала там же уборщицей — первые два года алименты не получала — муж запамятовал. А я гордой была.

— Понятно.

— Ну вот. Мыла я однажды пол в коридоре треста, и вдруг вижу, останавливается около меня высокий представительный мужчина и как-то внимательно меня разглядывает. Потом говорит: «Устала?» Я ответила, что, конечно, устала — целый день за кульманом горбилась, а теперь вот здесь. Он молча снял свой макинтош, пиджак, закатал рукава рубахи, взял у меня швабру и довольно ловко пол домыл. Да только не знал, что еще в комнатах надо убраться. Это мы с ним вместе уже делали. Ну, а потом поехали к нему домой. Он меня с женой своей познакомил — Верой Сергеевной. Красавица еще была. Вот с такой золотой косой. Лицо доброе, ласковое. А какие глаза! И дочка их — Светочка — ей тогда лет четырнадцать было — милейшее приветливое существо. В этом доме я сразу почувствовала себя так, словно жила с этими людьми многие годы.

— А дальнейшие отношения с Мельниковым?..

— Они всегда были замечательными. Я бы сказала даже родственными. И моя дочка Надя очень часто у них в доме бывала, дружила с Владимиром Ивановичем.

— Дружила?

Нина Александровна вдруг перегнулась через стол к Крымову. Глаза ее недобро сощурились.

— Ах, вот вы о чем?! — сказала она раздраженно. — Тоже, небось, начитались у неизвестного автора про их роман?

— А его не было?

— Да о чем вы говорите?! — возмутилась она. — Владимир Иванович чистейшим человеком был! Надюшку он действительно опекал — книжки новые, билеты в театр добывал. А когда у нас случилось несчастье… — она замолчала.

— Какое несчастье? — спросил Крымов.

— Не очень вспоминать об этом приятно, Александр Иванович. В общем, в восемнадцать лет выскочила Надюшка замуж. За Вадика Мартынова. Вроде бы славного паренька из города Саратова. Только довольно скоро выяснилось, что не Надюшка ему была нужна, а московская прописка и наша жилплощадь. А так как дети в его планы не входили, а дочь делать аборт отказалась, он избил ее так, что у нее выкидыш случился. Но это еще полбеды. Жить ей после всего этого не захотелось. И если бы в этот период не Владимир Иванович, не знаю, чем бы все это кончилось.

— Прошу прощения, — проговорил Крымов, — что заставил вас рассказать эту историю. Но порой не просто отделить правду от лжи. А теперь, Нина Александровна, положа руку на сердце, скажите — кого-нибудь подозреваете?

Она помедлила с ответом, опять поправила прическу.

— Не скажу я вам это, Александр Иванович.

— Почему?

— Домыслы здесь не годятся. А кроме них ничего у меня нет. Согласитесь, это страшно — напраслину на человека возводить. Вроде сам таким же анонимщиком становишься.

— Настаивать не смею, — сказал Крымов. — Как думаете, Нина Александровна, а сам Мельников догадывался, кто мог на него писать?

Она ответила не сразу.

— Не знаю. Может, и догадывался. Однажды, когда он узнал об очередной анонимке, сказал: «Ни одно доброе дело не проходит для нас безнаказанно». И еще. «Все, — сказал он. — Правильно. За беспринципность надо расплачиваться». Я пыталась тогда вытянуть из него что-нибудь, поконкретнее, но он только рукой махнул… Вот как хотите, так и понимайте — знал он анонимщика или нет.

— Но если бы знал, наверняка, он что-нибудь бы предпринял.

— Не факт. Он настолько был выше всего этого, что руки марать бы не захотел.

— И погиб, — сказал Крымов. — Погиб потому, что защищаться не умел. А вы все ему не помогли.

— Мы старались.

— Старания здесь мало. За Мельникова вам всем надо было драться…

… Раиса Степановна включила магнитофон.

Приятный женский голос запел: «Too many tears…»

Все внимательно слушали песню: Кэтрин Гринвуд, задумчиво глядя в окно; Джейн Кинг, тихонько подпевая; Эн Кремлинг в такт покачивала ногой; Дик Ричардсон шевелил губами — возможно, повторял про себя слова песни; Майкл Флинн старательно протирал носовым платком стекла своих очков, а Ник Адамс с интересом поглядывал на Майкла Флинна.

Песня кончилась. Раиса Степановна выключила магнитофон.

— Танго называлось: «Too many tears» — «Слишком много слез». Попрошу каждого быстренько сочинить предложения с этими словами. Сегодня вы первая, мисс Кинг.

— Известно, что слишком много слез портят цвет лица, — тут же откликнулась Галина Николаевна, неплохо освоившая роль кинозвезды.

— Теперь Кэтрин Гринвуд.

— С точки зрения медицины слишком много слез не вредят здоровью.

— Эн Кремлинг.

— Слишком много слез я пролила всего однажды, когда два часа провозилась с одной нестерпимо привередливой покупательницей, но она так ничего и не купила.

— Мистер Ричардсон.

— Слишком много слез при нашем морском климате — непозволительная роскошь.

— Мистер Флинн.

— Он пролил слишком много слез, и это разорвало ему сердце.

— Ну, а что думает по этому поводу наш выдающийся детектив?

— Нe важно, кто первым пролил слишком много слез. Важно, кто первым перестанет рыдать.

— По принципу, — заметил великий актер, — хорошо смеется тот, кто смеется последним.

— Кто первым стреляет, — поправил его Адамс.

— У сыщиков, — сказал Дик Ричардсон, — как всегда, загробный юмор.

— Обратите внимание, — говорил Адамс, — я лично никого не убил. Убийца — наш уважаемый архитектор.

— С чего вы взяли? — вздрогнув, спросил Майкл Флинн, теребя лацканы пиджака.

— Вы же сами признались, что заставили кого-то пролить слишком много слез, и это разорвало ему сердце, — охотно объяснил Адамс.

— Я не говорил, что я заставил.

— А кто?

— Крокодил, — после паузы, вспомнив о чем-то, ответил архитектор.

— Из центрального заоопарка? — наседал частный детектив.

— Боже, как вы бестолковы, — удивился Флинн. — «Крокодил» — это кличка преступника.

— А его настоящее имя?

— Не знаю.

— Его особые приметы?

— Понятия не имею.

— А не может оказаться, что он похож на вас?

— Все люди немного похожи, — философски заметил архитектор.

— Все люди братья, — не без сарказма изрек Адамс, — даже сестры.

— Прекрасно, — одобрила Раиса Степановна. — Переходим к следующему туру. Возьмите мячи.

Мячей оказалось три.

— Разбейтесь на пары, — говорила преподаватель, — каждый из задающих вопрос бросает партнеру мяч. Он должен поймать его, одновременно отвечая.

Частный детектив подошел к архитектору:

— Наша увлекательная беседа не закончилась, мистер Флинн. Я бы хотел, если вы не возражаете, выбрать вас в партнеры.

— Если я откажусь, вы утвердитесь в своем мнении, что того человека убил я?

— Правильно, — похвалил его Адамс.

— Тогда у меня просто нет выбора. А кто будет задавать вопросы?

— Конечно, я. Где это видано, чтобы преступник допрашивал сыщика.

— Значит, у нас допрос?

— В какой-то степени.

— И я уже преступник?

— Предполагаемый, — утешил Флинна частный детектив.

— Ну, начинайте, — обреченно произнес архитектор. — Тем более, что другие леди и джентльмены играют уже вовсю.

Адамс прислушался к тому, что происходило в других углах зала.