Джон Карр - Три гроба

– Что было необыкновенного в его поведении?

– Ну, например, он что-то ворчал себе под нос или вдруг начинал сердиться по мелочам. До сих пор это случалось редко. А кроме того, он очень много смеялся. Но самое большое удивление вызывали письма. Они начали приходить с каждой почтой. Не спрашивайте меня, что в них было, отец их немедленно сжигал. Письма были в простых дешевых конвертах. Я бы не обратила на них внимания, если бы не его привычка… – Она заколебалась. – Понимаете, он был из тех, кто, получив при вас письмо, сразу скажет, что в нем, и даже от кого оно. Бывало, как разгневается, как закричит: «Проклятый мошенник!» – или: «Ну подожди-ка!» – Или весело: «Ну-ну, вот письмо от такого-то!» И таким тоном, словно тот «такой-то» живет где-то на обратной стороне Луны, а не в Ливерпуле или Бирмингеме. Не знаю, поймете ли вы…

– Поймем. Рассказывайте дальше, пожалуйста.

– А, получая эти письма, он не говорил ничего. На его лице не дрогнул ни один мускул. И знаете, до вчерашнего дня он ни одного письма открыто не уничтожал. А вчера за завтраком, снова получив письмо, он смял его, вышел из-за стола, задумчиво шагнул к камину и бросил в огонь. Как раз в этот момент тетя… – Розетта бросила на Хедли быстрый взгляд и, запнувшись на слове, смущенно замолчала. – Миссис… мадам… я хочу сказать, тетя Эрнестина… Как раз в это мгновение она спросила, не положить ли ему еще копченой свиной грудинки. Отец внезапно повернулся от огня и закричал: «Идите к черту!» Не успели мы опомниться, как он, ворча, что человеку не дают покоя, тяжело вышел из комнаты. Вид у него был ужасный. В этот же день он привез ту картину, был снова приветлив, усмехался, помог водителю и еще одному человеку внести ее наверх… Я… я… не желаю, чтоб… – Розетта задумалась, а это было плохо. – Я не желаю, чтоб у вас сложилось впечатление, будто я не люблю отца, – добавила она неуверенно.

– А до тех пор отец вспоминал про того человека из ресторана?

– Мимоходом, когда я спрашивала. Он сказал, что это – шарлатан, который угрожает ему за насмешку над… колдовством.

– Почему, мисс Гримо?

– Я это чувствовала. – Девушка, не моргая, смотрела на Хедли. – У меня часто возникала мысль, не было ли в прошлом моего отца чего-то такого, что могло накликать на него беду.

В наступившей тишине слышно было поскрипывание и глухие равномерные звуки шагов на крыше. На лице у девушки появлялись словно отблески пламени то страх, то ненависть, то боль, то сомнение. Положив ногу на ногу, она забавно выпрямилась в кресле, вяло улыбнулась и обвела присутствующих взглядом слегка прищуренных глаз. Голова ее лежала на спинке кресла так, что свет падал па шею, отражался в глазах, оттенял скулы, и лицо казалось грубым и скорее широким, чем вытянутым.

– Могло накликать беду? – переспросил Хедли. – Я не совсем понимаю. У вас есть основания так думать?

– Никаких оснований у меня нет, и я так не думаю, – быстро ответила Розетта. – Просто эти его чудачества… Возможно, сказались отцовские пристрастия… Кроме того, считалось, что моя мать – она умерла, когда я была еще ребенком, – тоже была ясновидящая. – Девушка поднесла ко рту сигарету. – Извините, вы меня о чем-то спросили?..

– Прежде всего о сегодняшнем вечере. Если вы считаете, что сведения о прошлом вашего отца чем-то помогут, то Скотленд-Ярд воспользуется вашим советом.

Девушка вынула изо рта сигарету.

– Но, – продолжал Хедли бесцветным голосом, – вернемся к тому, что рассказывал мистер Менген. Итак, после ужина мы вдвоем пошли в гостиную. Дверь в прихожую была закрыта. В котором часу профессор Гримо, по его словам, ждал посетителя?

– Э-э… Значит, так… – Менген наморщил бледный лоб и достал носовой платок. – Он пришел раньше. Профессор сказал, что посетитель придет в десять, а он пришел за пятнадцать минут до десяти.

– В десять? Вы уверены, что он сказал в десять?

– Ну… Да! По крайней мере я думаю, что так. Часов в десять, не правда ли, Розетта?

– Не знаю. Мне он ничего не говорил.

– Понимаю. Дальше, Менген.

– Мы играли у камина в карты. По радио передавали музыку, но звонок я услышал. Часы на камине показывали без пятнадцати десять! Я слышал, как входная дверь открылась и миссис Дюмон сказала что-то вроде: «Подождите. Я спрошу», – и закрыла дверь. Я крикнул: «Кто там?» Но музыка была такая громкая, что я, конечно, должен был подойти к двери, прежде чем мы услышали голос Петтиса. Мы были уверены, что это Петтис. Он воскликнул: «Привет, молодая парочка! Это я, Петтис. Что за формальность? Мне надо увидеть хозяина. Я пойду наверх».

– Он сказал именно эти слова?

– Да. Только Петтис всегда называет профессора Гримо хозяином. Больше никто на это не отваживается, разве что Бернаби. Но тот называет профессора «отцом». Так вот, он пошел наверх, а мы вернулись к игре. Ближе к десяти я начал немного волноваться и прислушиваться внимательнее.

– Следовательно, тот, кто назвал себя Петтисом, – вслух размышлял Хедли, черкая что-то в блокноте, – разговаривал с вами через дверь и вас не видел. Как вы думаете, откуда он знал, что вас двое?

– Наверное, видел нас в окно, – задумчиво проговорил Менген. – Когда поднимаешься на крыльцо, можно в ближайшее окно видеть все, что происходит в прихожей. Я и сам обращал на это внимание. И если в прихожей кто-то есть, то я обычно не звоню, а стучу в окно.

Старший инспектор сосредоточенно продолжал чертить. Казалось, он хотел спросить еще о чем-то, но сдержался. Розетта не отводила от него внимательного взгляда.

– Дальше, – наконец сказал Хедли. – Близился десятый час.

– И все было спокойно, – подхватил Менген. – Но, удивительное дело, после десяти, я, вместо того чтоб успокоиться, с каждой минутой волновался все больше и больше. Я говорил уже, что перестал ждать посетителя и больше не предвидел каких-то неприятностей. Но перед глазами у меня стояла темная прихожая с этим странным лицом под маской, и чем дальше, тем меньше мне это нравилось.

– Я вас хорошо понимаю, – вмешалась Розетта, туманно посмотрев па Менгена. – Я чувствовала то же самое, но молчала, чтобы не показаться глупой.

– О, у меня такой же недостаток, – горько посетовал Менген. – Поэтому меня так часто увольняют. Наверное, уволят и на этот раз, потому что я не сообщил в редакцию о сегодняшнем случае. Будь он проклят, этот редактор газеты. Я не Иуда. – Он смутился. – Во всяком случае, было почти десять минут одиннадцатого, когда я почувствовал, что дальше не выдержу, бросил карты и предложил Розетте: «Слушай, давай выпьем и включим в вестибюле все лампочки или сделаем еще что-нибудь!» Я уже собрался позвонить Энни, когда вспомнил, что сегодня суббота и у нее свободный вечер…

– Энни? Горничная? Я и забыл про нее. Ну, а что же было дальше?

– Я хотел выйти из комнаты, но дверь оказалась запертой извне. Это было так, словно… Допустим, в вашей спальне есть какая-то вещь, на которую вы не обращаете внимания, – картина, статуэтка или еще что-то. Однажды у вас появится ощущение, будто с комнатой не все в порядке. Вы нервничаете, потому что никак не можете понять причину. Потом вдруг оказывается, что какая-то пещь исчезла. Понимаете? Вот такое ощущение было у меня.

Я знал: что-то неладно. Ощущал это с тех пор, как посетитель пошел наверх, но ошеломила меня запертая дверь. И как раз тогда, когда я, словно сумасшедший, начал дергать за дверную ручку, прогремел выстрел. Даже на первом этаже нам было хорошо слышно… Розетта вскрикнула… – Я не кричала!

– …и сказала то, о чем я и сам подумал: «Это был совсем не Петтис! Он…»

– Вы можете назвать время, когда это произошло? – Конечно. Было как раз десять часов десять минут.

Я пытался высадить дверь. – В глазах Менгена промелькнул веселый огонек. – Вы замечали, как легко высаживают двери в романах? Эти романы – просто золотое дно для столяров. Целыми десятками двери высаживают по малейшему поводу, даже если кто-то внутри не желает ответить па случайный вопрос. Но попробуйте высадить первые попавшиеся двери в этом доме. Это невозможно! Какое-то время я бил и них плечами, а потом подумал, что лучше вылезти в окно, и зайти в дом через парадную или заднюю дверь. Как раз тогда и подъехали вы, следовательно, то, что было дальше, хорошо знаете.

– А входные двери часто оставались незапертыми, мистер Менген? – постукивая карандашом по блокноту, спросил Хедли.

– О Господи! Откуда я знаю!.. Но единственное, чего я желал в ту минуту, чтоб это было так. Во всяком случае, они оказались незапертыми.

– Это правда, они были не заперты. Вы можете что-то добавить, мисс Гримо?

– Бойд рассказал вам обо всем так, как было, – опустила веки девушка. – Но вас же всегда интересует даже то, что на первый взгляд не имеет никакого отношения к делу, или не так? Наверное, то, что я скажу, и в самом деле не имеет значения… Незадолго до того, как позвонили в дверь, я подошла к столу между окнами взять сигарету. Бойд уже говорил, что было включено радио. Но я услышала, как будто на улице или на тротуаре перед домом что-то тяжелое упало с большой высоты. Знаете, это не был обычный уличный звук. Казалось, упал человек.