Виктор Лагздиньш - Ночь на хуторе Межажи. Смерть под зонтом. Тень

Следы щипков, сгибов, царапин… Нет, определенно не то. Эти метки возникли потом, в процессе игры. И в углах не было никаких шероховатостей, сделанных для ощупывания кончиками пальцев. Значит, разгадка в орнаментированных рубашках. Как Виктор ни старался, никаких дорисованных знаков он обнаружить не смог. Но, занятый изучением карт, перехватил тревожный взгляд Фреда и понял, что он на правильном пути.

– Еще два круга, дольше не могу, – посмотрев на часы, вдруг заявил Фред. Партнеры пытались протестовать, но напрасно.

Виктор вышел в туалет и разложил на полу всю колоду рубашками кверху. Наконец–то! Сомнений быть не могло! Орнаменты одинаковы, но оттиски на разном удалении от бока или конца карты. Это не ошибка типографская, а несовершенство типографской техники. Купив несколько комплектов, можно их переформировать в определенной последовательности: пики – рисунок сдвинут влево, у бубен – вправо, трефы – в один конец, у червей – в другой… Вероятно, можно найти и более конкретные комбинации, но хорошему игроку и этого достаточно, чтобы объегорить остальных.

Увидев в прихожей телефон, Виктор подумал, что Фред пожелает вызвать такси, и выдернул из трубки провод.

Идти или не идти в зал? Лучше не идти.

Взяв с вешалки куртку, Виктор вышел на лестницу, дверь с автоматическим замком захлопнулась. Поднялся этажом выше и стал ждать.

Затем решил, что нужна засада получше. Спустился вниз и встал за газетным киоском.

Минут через двадцать на улицу вышли четверо и, не подавая друг другу рук, наскоро распрощались. Коли–Коли и Таракана среди них не было. Немец–цыган пошел в сторону центра. Значит, ищет такси или частника. Он один, это облегчает дело, только надо выждать, пока скроются из виду остальные. Да и в квартире кто–то остался, может появиться в любую минуту.

Виктор поднял воротник и быстрым легким шагом, по самой кромке тротуара, пошел вслед за Фредом. Если покажется такси, он его перехватит. А там видно будет, главное, чтобы Фред не уехал один.

Внезапно Фред побежал, на пустынной ночной улице гулким эхом отдавались его шаги.

Если успеет добежать до бульвара, там люди, уйдет!

Но разница в возрасте сказывалась, вскоре Фред, тяжело дыша, прислонился к стене.

– Не подходи! – прохрипел он. – Нарвешься на бритву!

Виктор остановился в двух метрах от него. У Фреда в руке действительно была бритва. С коротким широким лезвием.

– Чего тебе? – выдохнул Фред.

– Свои гроши.

– Всего–то? – он перевел дыхание. – Обычно пытаются захапать все!

– Дыхни я о твоих художествах, был бы ты как решето.

– Почему?

– Потому. Обставил всех подчистую, не простили бы.

– И самим вышка! Повстречались бы в белых тапочках!

– Косые все… Кто в таком разе о вышке помнит. Стоит одному начать, остальные прикончат. Мартыновне пришлось бы жить на голую вдовью пенсию. Убери бритву, бриться будешь дома.

– Сколько твоих было?

– Сто семьдесят.

– Дам тебе три. А ты, между прочим, фартово шпиляешь.

– Трех мало. Двинули, пока легавых не видно.

– Лады, дам четыре, больше не могу… Не жлоб я, но больше никак. Сколько, по–твоему, я рванул?

– Куска два.

– Как бы не так! Тыща сто с мелочью. А у меня должок на шее. Я в это кодло, где хлещут как сапожники, и не сунулся бы, деваться некуда.

– Двигай на юга, на курорты.

– Так я ж только оттуда. Пустой номер. Много таких умников, и все в Сочи или в Пицунду. А там, оказывается, с денежными мешками на перекрестках не стоят. Кто сумел деньгу заиметь, тот ей расход знает. Не подберешься! Они с тобой играть не станут, в своем круге шпиляют. А у меня еще татуировка и цыганистая вывеска. Тут, в Риге, та же история! Парк Зиедоньдарзс за километр обхожу, чтоб не примелькаться, все никак на лафу не выйду. Сведи меня с торгашами, в долю возьму!

– Можно потолковать.

– Серьезно?

– Только вряд ли они шлепают в ближайший киоск за гадалками.

– Будь спок. За один круг все, что на столе, на свои поменяю. На, забирай, – Фред потянул ему пачку денег.

– Ровно?

– Пересчитывай, твоя воля. Мне считать не надо. Я беру на ощупь.

Виктор взял пачку, не пересчитывая, потом оказалось, что в ней ровно четыре сотни.

Надежды, которые он связывал со старыми знакомыми, орудовавшими когда–то по хозяйственной части, на поверку оказались чересчур радужными. Все, кого он сумел разыскать, или действительно замкнулись в своей скорлупе, или притворялись паиньками. Он надеялся, что им нужен человек, умеющий смотреть в оба и держать язык за зубами, а при случае рискнуть за приличную плату. Он лелеял надежду, что годы, проведенные им в заключении, окажутся хорошей гарантией и даже рекламой, но вышло наоборот. От имевших судимости в денежных местах отделывались любой ценой – чтобы не привлекать лишнего внимания. Кроме того, многие из бывших уже успели так съехать вниз по служебной лестнице, что от их воли не многое зависело. Чинить тару в магазинах – максимум, что ему предлагали. Но ведь и это могло стать зацепкой к знакомствам в кругах торгашей! Может, мостик выведет туда, где играют тузы? И, может, помощь Фреда вовсе не понадобится, хватит придуманного им шулерского способа? Однако место человека с молотком еще не освободилось – через месяц, не раньше.

– Ты все еще не работаешь? – спросил Эрик, когда они вышли из троллейбуса на кольце.

– Опять за свое! Хочешь выдать мне пособие по безработице?

– Я просто спрашиваю.

– У нас разные взгляды. Тебе нужна работа, мне нужны деньги.

– Не понимаю, откуда взять деньги, не работая.

– Не совсем так. Грех летом вкалывать на государственной службе. Мы шабашили – проводили центральное отопление в частный дом. И пожалуйте вам, четыре сотни за пару недель. Так что деньжата у меня есть, не беспокойся.

– Такая работа ни в стаж, ни…

– Зато трояк в час на брата.

– Жирно, конечно, и все–таки… Ты что, в сантехнике разбираешься?

– Ни бельмеса. Я копал и таскал.

– Жаль, нам на фабрике нужен сантехник. Я бы поговорил с начальником цеха.

Все–таки он ужасно ограниченный, с раздражением подумал Виктор. Замкнулся в четырех стенах на своем заводе и думает, что у кого выше зарплата, у того и денег больше. Наверное, двухкомнатная квартира кажется ему дворцом, а мотоцикл – «роллс–ройсом» с шофером в ливрее. Но больше всего Виктора раздражало, что он не говорит Эрику правду, а только и делает, что врет. Вконец изоврался. Боится, что тот развернется – и был таков. Эх, дорваться бы до денег, подарил бы ему что–нибудь такое–разэдакое, чтобы Ивете понравилось. Такое, чего на зарплату не купишь.

Улицу Пиена они нашли без труда, она начиналась сразу за перекрестком и шла почти параллельно главной магистрали. Тротуар у дома был выложен серыми цементными плитами, по–видимому очень старыми, так как выбоины были заделаны кирпичом.

Они объездили уже двадцать с лишним адресов, но не дошли еще и до половины списка. Информация была весьма жидкой, хорошо еще хоть такая. Виктору удалось раздобыть – он отказался объяснять Эрику, каким путем – выписку из регистрационного журнала больницы за тот месяц 1956 года, когда они родились. Фамилия, имя, адрес – направлена в родильное отделение. И вот теперь они ходили по этим адресам. Иногда было достаточно поговорить с соседями, так как женщины, вернувшиеся из больницы с ребенком, их не интересовали. Другое дело бездетные – среди них скрывалась отгадка.

У дверей Эрик приосанился и нацепил на нос большие солнечные очки.

– Вылитый мафиози после ограбления банка, – ухмыльнулся Виктор.

– Тебе легко говорить…

– Вот здорово, напорешься на своих избирателей. Мол, интересуюсь бытовыми условиями. Станешь популярным.

– Ничего смешного. То, что мы делаем, настоящая афера. Я возражал с самого начала.

– Надоело, смени пластинку.

Эрик не ответил, и они стали подниматься по лестнице. Это был многоквартирный дом с шестью дверями на каждой площадке.

Виктор прокашлялся и нажал кнопку звонка. Тотчас женский голос спросил:

– Кто там?

– Из Латвийского радио, – отозвался Виктор.

– Минуточку…

Дверь приоткрылась, и на них уставилась женщина лет тридцати пяти.

Слишком молодая, подумал Виктор, но решил рискнуть.

– Если не ошибаюсь, мы имеем честь разговаривать с… – в руке он держал список адресов и водил по нему карандашиком.

– Заходите, прошу!

Вычищенный до блеска, длинный, похожий на поваленный колодец коридор.

– Проходите в комнату! – сказала женщина, хотя поначалу не собиралась пускать их дальше прихожей.

В комнате был педантичный порядок, на столе стояла глубокая стеклянная ваза с яблоками. Внимание Эрика привлекла необычная орнаментальная шлифовка, но женщина истолковала его взгляд по–своему: