Жорж Сименон - Сесиль умерла

Мегрэ распахнул дверь в столовую и снова закрыл.

— Продолжайте, продолжайте… Не обращайте на меня внимания.

На этот раз, в то время пока Дандюран неуверенным голосом продолжал свой рассказ, комиссар просто-напросто вышел из гостиной.

— Я предложил, что я сам поеду в Безье и лично опрошу обитательниц дома, поскольку нет иного способа выяснить среднюю выручку.

— Продолжайте! — приказал издали комиссар.

— Как вам угодно… Помнится, я заметил, что один только плохой сезон не может объяснить такое резкое падение выручки, которая снизилась на две трети по сравнению с предыдущим месяцем…

Комиссар наконец появился на пороге, с любопытством разглядывая месье Шарля. Казалось, он спрашивал себя: «Что делает тут этот тип? И почему он сам с собой разговаривает?»

— Скажите-ка… Когда вы таким образом беседовали, вы не слыхали какого-либо шума в квартире? Вы говорили так же громко, как сегодня?

— Мы говорили совсем тихо… Жюльетта всегда боялась, что, несмотря на снотворное, племянница может проснуться. Кроме того, она опасалась соседей-венгров, целый день она слышала их крики и ссоры. Она уже несколько месяцев пыталась их выселить, но они всеми способами старались удержаться здесь.

— Что же она сделала с пятьюдесятью двумя тысячами?

— Она держала деньги в руке, когда провожала меня до двери…

— В конверте?

— Насколько я помню, она вложила их обратно в конверт…

— Это был обыкновенный конверт?

— Использованный конверт, который я взял у себя на столе. Погодите… Он был желтый. Какую корреспонденцию я получал в этот день? Да!.. Я почти уверен, что это был конверт Лионского кредитного банка с моим адресом, отпечатанным на машинке…

— Вы больше не видели этот конверт?

— Никогда.

В его голосе невольно прозвучала легкая ирония. Уж не думал ли Мегрэ смутить его подобной чепухой?

— Разрешите, я закурю, господин комиссар?

— Да, кстати, ведь вы курили, посещая Жюльетту?

— Частенько…

— Что именно вы курили?

— Приходится признать, что вы лучше осведомлены, чем я ожидал, и если бы совесть моя была нечиста… Откуда вам это известно? Ведь вы никогда не встречались с Жюльеттой при жизни, не так ли?

Хоть он и не был обеспокоен, но явно был заинтригован.

— В комнате нет пепельницы, и я уверен, что ни разу не оставил окурка. А пепел…

Он нервно засмеялся.

— Признаюсь, это непостижимо, господин комиссар.

Я сейчас вам объясню, и вы поймете мое удивление.

Однажды, очень давно, я явился сюда с трубкой, а Жюльетта, имевшая на этот счет свое мнение, заявила, что курить трубку в присутствии женщины неприлично. Однако иногда нам приходилось работать ночами по нескольку часов подряд… Тогда я стал приносить с собой сигареты. А чтобы не оставлять следов, я клал бумажку вот сюда, на угол стола, она заменяла мне пепельницу, и, уходя, уносил ее с собой.

Мегрэ по-прежнему смотрел на него ничего не выражающим взглядом.

— Но то, что вы об этом узнали, просто невероятно…

Разве только…

— Разве только?.. — повторил комиссар. — Разве только кто-то прятался в квартире и следил за нашими беседами и поступками… Да еще нужно, чтобы этот кто-то мог снестись с вами и сообщить вам все это…

— Какое это имеет значение? Когда Жюльетта Буанэ проводила вас до двери, в руках у нее было пятьдесят две ассигнации. А конверт послужил вам пепельницей, и вы унесли его с собой. Жюльетта, вероятно, заперлась на ключ?

— И вдобавок задвинула засов…

— Вы пошли прямо к себе? Вы никого не встретили? И ничего не слышали? Вы не знаете, сразу ли легла ваша старая приятельница?

— Право, не знаю…

Они прислушались. Настойчивый звонок донесся до них, и Мегрэ, чертыхнувшись, сорвался с места:

— Вы позволите? Это, наверно, телефонный звонок, которого я жду.

Дверь на пятом этаже была только притворена, свет не был потушен. Телефон стоял на столе.

— Алло!.. Торранс?

— Это вы, шеф?.. Я все еще на улице Па-де-ла-Мюль.

— Что с Жераром?

— Я его так и не видел… Послушайте… Это не так-то просто. Не знаю, стоит ли все это рассказывать по телефону.

— Подожди минуту.

Вероятно, инспектор ломал себе голову, почему ему велено молчать. Но в этот момент Мегрэ услышал шаги как раз над своей головой. Он сообразил, что ходят в спальне Жюльетты Буанэ. Шаги раздавались очень четко. Хотя месье Шарль был в мягких туфлях и старался действовать осторожно, сюда доносился каждый его шаг.

Значит, сидя в своей квартире, бывший стряпчий мог слышать все, что происходило в квартире на шестом этаже.

— Алло!.. Вы слушаете, шеф?

— Помолчи.

— Трубку не вешать?

— Помолчи, говорю…

И вдруг, положив трубку на стол, он бросился на лестницу. Когда он вбежал в квартиру госпожи Буанэ, месье Шарль был уже на пороге гостиной, невозмутимый, но мрачный.

— Ну как, поговорили по телефону?

— Я еще не закончил разговора. Я попросил бы вас сойти вниз…

— Простите… Я боялся вам помешать.

Мегрэ показалось, что на этот раз в холодном взгляде Дандюрана мелькнула досада, а может быть, и тревога.

— Я иду за вами, господин комиссар… Если бы я знал, что…

— Будьте добры пройти вперед.

— Куда мы идём?

— В ваш кабинет. Закройте дверь. Стойте. Вам не трудно положить руки на стол?

Он взял трубку:

— Я слушаю тебя.

— Я думал, нас разъединили. Так вот, шеф… Придя на место, я узнал у консьержки, что Жерар Пардон не возвращался, но что жена его дома… Я стоял в трех метрах от двери. Пошел дождь…

— Ладно, это не важно…

— Я насквозь промок… Но не решался добежать до кафе на углу, чтобы выпить чего-нибудь… Прошло несколько часов. Минут пятнадцать назад, не больше, в такси подъехала молодая особа. Она казалась сильно взволнованной. По красной шляпке я узнал сестру Жерара, мадемуазель Берту, которую вы мне показывали…

— Ну а потом?

Докладывая, молодой инспектор не подозревал, что комиссар слушает его вполуха, а сам в это время ощупывает взглядом месье Шарля. А бывший законник с подчеркнутой неловкостью держал на столе руки, положив их вниз ладонями.

Что же он делал там наверху? Ведь после смерти Жюльетты он в первый раз оказался один в ее квартире.

— Продолжай, я слушаю…

— У меня не было инструкций. Девушка поднялась наверх. Несколько минут спустя, боясь, не принесла ли она дурных вестей, я тоже поднялся наверх. Я постучался. Берта открыла мне дверь. Передней у них нет.

На кухне рыдала госпожа Пардон. Она посмотрела на меня безумными глазами и крикнула: «Он умер?»

Лицо Мегрэ выразило сильное удивление. Месье Шарль нахмурился:

— Ну а потом?

— Клянусь вам, шеф, я растерялся… Я спросил у девушки, что она думает предпринять. Она заявила, что все мы сволочи и что, если с братом случится беда, мы будем нести за это ответственность. Одна рыдала, другая бранилась… И ничего толком я не мог от них добиться!.. Наконец я кое-как понял, что Жерар приходил к сестре. Он был вне себя. Он требовал денег немедленно… Она старалась его успокоить, узнать, на что ему нужны деньги.

Он ответил с саркастическим смехом: «Завтра узнаешь из газет. Ради Бога, дай все, что у тебя есть!» Она дала ему сто тридцать франков, оставив себе лишь десять. Он бросился на улицу. Она пыталась следовать за ним, но он на ходу вскочил в автобус… Не знаю, что теперь делать, шеф… Я ушел от них, чтобы позвонить вам. Вернуться к ним? Жена Жерара уверяет, что он покончит с собой. А я…

— Ладно! — отрезал Мегрэ.

— Так что же мне делать?

Но комиссар уже повесил трубку и без всякого перехода приказал месье Шарлю:

— Выньте все из карманов.

— Я…

— Выньте все из карманов!

— Как вам угодно…

Дандюран повиновался и начал медленно выкладывать на стол различные предметы: старый бумажник, ключ, перочинный нож, весьма сомнительной чистоты платок, бумаги, коробочку с пилюлями от кашля, кисет, трубку, коробку спичек.

— Выверните карманы… Снимите пиджак.

— Угодно ли вам, чтобы я совсем разделся?

Госпожа Мегрэ могла бы повторить, лишь чуть-чуть видоизменив, фразу, которую она говорила мужу: «Не возьму в толк, как это тебе удалось удержаться и не влепить ему оплеуху?»

И действительно, из них двоих месье Шарль вел себя спокойнее и сдержаннее, но в самой этой холодной сдержанности чувствовалась скрытая наглость. Он снял пиджак, манжеты рубашки были заношенные и потертые.

Затем снял жилет, под которым оказались такие же потрепанные подтяжки. Кальсоны выглядывали из брюк.

— Раздеваться дальше?

Комиссар с трудом сдерживался, оплеухи тут мало, заехать бы кулаком в физиономию!

— Желаете ли вы, чтобы я разулся?

— Да.

Мегрэ заметил дырку на одном носке, но в шлепанцах не было запрятано ни клочка бумаги.

— Обращаю ваше внимание, господин комиссар, что сейчас одиннадцать часов вечера и что, если бы вы явились в такое время, даже предъявив должным образом оформленный ордер на обыск, я имел бы полное право выставить вас за дверь… Разумеется, об этом нет и речи, и я говорю это, только желая подчеркнуть, до какой степени я…