Джун Томсон - Метод Шерлока Холмса (сборник)

Впрочем, должен отметить, что ручаться за подлинность этих рукописей я не могу.

Это случилось вскоре после того, как мы с моим старым другом Шерлоком Холмсом вернулись в Лондон из Девоншира после трагической развязки долгого и запутанного баскервильского дела[2]. Однажды унылым, холодным ноябрьским утром к нам в квартиру на Бейкер-стрит заглянул посетитель по имени Годфри Синклер. Его приход не явился для нас неожиданностью, поскольку за день до этого Холмс получил от него телеграмму, в которой он просил позволения прийти, однако в чем суть его дела, не объяснил. Вот почему мы с некоторым любопытством ожидали, пока рассыльный Билли[3] встретит нашего нового клиента и проводит его наверх.

– По крайней мере, нам известно одно: он из тех людей, что не любят терять время даром. Скажем, какой-нибудь делец, а, Уотсон? Во всяком случае, человек не праздный, – заметил Холмс, когда ровно в одиннадцать часов, как и было условлено, у входной двери раздался звон колокольчика.

Впрочем, когда мистер Синклер вошел в комнату, я приметил, что он не вполне похож на делового человека. Для банкира или юриста его костюм сидел слишком безупречно, а золотая цепочка от часов, украшавшая жилет, была слишком вычурной, и я решил, что он имеет отношение к театру или иной подобной сфере, где внешности придается большое значение.

Благодаря непринужденным манерам и почти профессиональному дружелюбию он имел вид человека, привыкшего к публичности. И все же мне почудилось, что под светской маской я различаю некоторую настороженность, словно он предпочитает быть наблюдателем, а не объектом для наблюдений. Тем не менее в свои тридцать с небольшим он казался много старше и производил впечатление человека умудренного опытом, а потому недоверчивого.

От Холмса также не укрылась сдержанность клиента: я обратил внимание, что на его лице, когда он приглашал Синклера занять место у камина, появилось безучастное, уклончивое выражение.

Словно оправдывая первоначальное мнение Холмса, Синклер без лишних слов приступил к делу. У него были располагающие манеры, и рассуждал он при этом весьма здраво.

– Знаю, вы занятой человек, мистер Холмс, – начал он, – поэтому не буду задерживать вас пространными объяснениями. Итак, я владелец клуба «Нонпарель» в Кенсингтоне – частного игорного заведения, которое по сути своей, разумеется, стоит вне закона[4]. Недавно в члены клуба были приняты мало знакомые мне полковник Джеймс Апвуд и его друг мистер Юстас Гонт. Хотя в «Нонпареле» играют в разные карточные игры, в том числе в баккара[5] и покер, полковник Апвуд и мистер Гонт предпочитают вист. Судя по всему, оба искушенные игроки и каждую пятницу вечером исправно появляются в клубе на пару робберов.

По большому счету, ставки у нас умеренные, и ничто в их игре не наводит на подозрения. Их выигрыши и проигрыши более или менее уравновешивают друг друга. Впрочем, за последние полгода им дважды удалось выиграть значительные суммы: в первом случае – более пятисот фунтов, во втором – восемьсот. Я обратил внимание, что в эти дни они особенно тщательно подбирали себе партнеров, хотя сделано это было очень тонко – сомневаюсь, что кто-либо, кроме меня, заметил это, во всяком случае не джентльмены, что с ними играли.

– Кто это был? – перебил его Холмс.

– Если не возражаете, я предпочел бы не называть их имен, мистер Холмс. Достаточно сказать, что все четверо – состоятельные молодые люди, отпрыски известных аристократических фамилий, склонные к некоторому легкомыслию. В оба упомянутых вечера они слегка перебрали шампанского, которым угощает своих гостей клуб.

Возможно, проигрыш не доставил им таких огорчений, какие мог бы причинить другим членам клуба, но это не оправдание шулерству (если полковник Апвуд и мистер Гонт действительно плутовали, как мне это представляется). Впрочем, доказательств у меня нет. Вот почему я пришел к вам, мистер Холмс. Мне хочется восстановить свой душевный покой и сохранить доброе имя клуба «Нонпарель». Если они мошенники, я приму определенные меры: поговорю с этими господами, лишу их членства и предупрежу об их деятельности другие клубы, в которых они состоят. Вы согласны взяться за это дело, мистер Холмс?

Холмс с готовностью ответил:

– Безусловно, мистер Синклер! Карточные шулеры внесут в нашу жизнь свежую струю после заурядных уголовников, которыми мы обычно занимаемся. Однако не могу обещать вам скорых результатов. Если два названных вами джентльмена в самом деле мошенники, значит, они осторожны и не рискуют часто прибегать к своему ремеслу. Вы говорили, они играют по пятницам вечером? Тогда в пятницу в половине одиннадцатого мы с моим коллегой доктором Уотсоном явимся в «Нонпарель», а затем станем посещать его еще на протяжении шести недель, также по пятницам. Если в течение этого периода не произойдет ничего подозрительного, мы пересмотрим нашу стратегию. Кстати, я полагаю необходимым на время расследования воспользоваться другими именами, на случай если наши подлинные фамилии знакомы кому-то из членов клуба. Доктор Уотсон превратится в мистера Кэрью, а я стану мистером Робинсоном.

– Конечно. Все ясно, – ответил Синклер. Он встал и обменялся с нами рукопожатиями, затем протянул Холмсу свою визитную карточку: – Здесь указан адрес клуба. В следующую пятницу жду вас обоих в условленное время.

– Так-так! – проговорил Холмс, когда мистер Синклер вышел из комнаты и мы услышали, как за ним захлопнулась входная дверь. – Что вы обо всем этом думаете, Уотсон? Карточная игра, а! Вам это, верно, по душе, дружище. Хотя вы, кажется, предпочитаете скачки и бильярд, а не карты?[6] Кстати, как у вас обстоит дело с вистом?

– Играю немного, – суховато произнес я, несколько уязвленный насмешливым тоном Холмса.

– Достаточно хорошо, чтобы выиграть четыреста фунтов за партию?

– Навряд ли, Холмс.

– Значит, в пятницу нам не стоит слишком увлекаться, – заметил Холмс. – Сыграем один-два роббера, а затем пройдемся по залам, чтобы разведать обстановку и понаблюдать, но только издали, за господами Апвудом и Гонтом. Знаете, Уотсон (вернее, Кэрью – надо привыкать к вашему новому nom de guerre[7]), я уже предвкушаю нашу вылазку! – продолжал Холмс, посмеиваясь и потирая руки. – Нечасто случается попасть в один из известнейших игорных клубов Лондона, не уплатив вступительного взноса!

Когда в следующую пятницу в одиннадцатом часу вечера мы с Холмсом вышли из экипажа и очутились перед клубом, он произвел на меня несколько неожиданное впечатление. В воображении мне рисовалось пышное здание с ярко освещенными окнами и швейцарами в бриджах и атласных жилетах, которые проводят нас внутрь. Вместо этого мы оказались на крыльце одного из тех высоких элегантных домов, которыми застроены тихие переулки Южного Кенсингтона. Единственным украшением, выделявшимся на его простом оштукатуренном кирпичном фасаде, были кованые ограждения балкона второго этажа. Что до ослепительного блеска газовых ламп, то из-за плотно зашторенных окон пробивались лишь узкие полосы света, придавая зданию странный, таинственный вид и делая его похожим на театральную авансцену за миг до поднятия занавеса.

Вместо лакеев в атласных жилетах тут был лишь тощий бледнолицый дворецкий в черном костюме, своей мрачной важностью напоминавший служащего похоронного бюро.

После того как он забрал у нас наши пальто и шелковые цилиндры, я получил возможность немного оглядеться и, несмотря на первоначальное разочарование, был поражен тем, что увидел, хотя интерьеры «Нонпареля» соответствовали моим представлениям об игорном заведении не более, чем его внешний вид.

Строгий квадратный вестибюль с черно-белым мраморным полом, как и фасад, был также свободен от всяких украшений, если не считать двух консолей с мраморными столешницами и висевших над ними гигантских зеркал в позолоченных рамах, расположенных одно против другого. Множественные отражения наших фигур, постепенно уменьшаясь, уходили в глубину зеркальной аркады, искрившейся в свете ламп. Очнувшись от секундного замешательства, я увидел перед собой застекленные двери, которые вели в большую комнату, обставленную как гостиная респектабельного клуба: в ней были и кожаные кресла, и высокие книжные шкафы, и низкие столики с аккуратно разложенными на них газетами и журналами. Целую стену занимал бар, сверкавший длинными рядами хрустальных бокалов и бутылок.

За другой парой двойных дверей, располагавшихся по дальней стене вестибюля, виднелась столовая с длинным буфетным столом, на котором помещались супницы, громадные блюда с закусками, а также стопки тарелок и серебряные столовые приборы. Вокруг были расставлены небольшие круглые столы, застланные белоснежными крахмальными скатертями. За ними уже сидели несколько джентльменов, не преминувших воспользоваться гостеприимством клуба. Однако большей частью его члены занимали кожаные кресла гостиной, устроившись в них с бокалом бренди или виски в руках; между ними неслышно сновали официанты с серебряными подносами, на которых тоже стояли бокалы с вином, шампанским и другими горячительными напитками.