Эрл Гарднер - Дело о зарытых часах

– Кто представляет доктора?

– Сам доктор. Доверил защиту себе. Самый уважаемый и достойный доверия человек в его глазах – он сам.

В это время с треском распахнулась дверь и влетел Дрейк со словами:

– Они тебя посадят, Перри! У них что-то есть, связанное со шприцем. Только это и удалось выяснить. Прокурор проболтался одному из репортеров, как, мол, будет интересно посмотреть на твою физиономию перед присяжными… Тебя лишили возможности подготовиться заранее!

– Что ж, в таком случае остается одно…

– Прошение о помиловании?

– Показать себя на перекрестном допросе.

Дрейк озадаченно почесал в затылке.

– Вряд ли прокурор будет вести себя корректно, Перри. Ты им столько раз утирал нос, поэтому им плевать на все нормы правосудия…

– Что ты выяснил про осколок, Пол?

Дрейк удивленно заморгал.

– Но разве прокуратура не выяснила?

– При чем тут прокуратура?.. Я поручил это тебе.

– Но они проверяли осколок, который им дал Раймонд. Как ты этого не понимаешь!

– Я понимаю только то, что ты ничего не сделал.

– Но ведь это же одни и те же стеклышки!

– Ты свое отдавал на экспертизу?

– Нет.

– Отдай немедленно.

– Но зачем заниматься бесцельной работой?

– Откуда ты знаешь, что это бесцельно?

Пол невольно задумался.

– Но, Перри… Если осколки находились в одном месте, разве не ясно: оба они остались от одного предмета?

– Допустим. Но все же – проверь.

Отбор присяжных для слушания дела против Милисент Хардисти и Джеферсона Мейкома продолжался полтора дня. К полудню второго дня присяжные, приведенные к присяге, заняли места за длинным столом.

Томас Мак-Ниир неторопливо поднялся на возвышение перед столом присяжных.

– Леди и джентльмены! – начал он свою вступительную речь. – Многоуважаемое жюри!.. Не стану подробно перечислять все наши доказательства. Я их просто предъявлю, пусть они говорят сами за себя. Мне давно кажется, нет смысла доказывать мыслящим и разумным людям значение каждой улики. Сообщу факты… В ночь на первое октября сего года обвиняемые убили Джека Хардисти. Вы будете решать сами, как это произошло… Первым свидетелем вызывается Френк Уимбли из управления коронера.

Мистер Уимбли дал показания по процедурным вопросам: об опознании тела и фотографировании обстановки.

После него вызвали доктора Клода Ричи, патологоанатома. Он рассказал о причинах смерти, вызванной потерей крови и гематомой от пули. В теле ее обнаружено не было.

Мак-Ниир подчеркнул значение последнего заявления, как по нотам разыграв целый спектакль.

– Правильно ли я понял вас, доктор?.. Фатальной пули не было в теле?

– Совершенно верно.

– Могу ли я узнать, почему?

– Ее удалили.

– Она не могла выпасть сама?

– Исключено.

– И это не сквозное ранение?

– Нет, сэр. Выходного отверстия не обнаружено.

Мак-Ниир многозначительно посмотрел на присяжных.

– Было ли обнаружено что-либо особенное при осмотре тела?

– Да.

– Что именно?

– Ему вводили наркотик.

– Обрисуйте нам природу наркотика.

– Это скополамин. Кроме всего прочего, он употребляется для того, чтобы выявить правду.

– То есть?

– У людей обостряется память, слух и речедвигательные реакции. Люди, которым введен скополамин, признаются в незначительных, даже всеми забытых нарушениях правил уличного движения.

– Может ли препарат предотвратить ложные показания?

– Может. Испытуемых просили, чтобы они солгали, но те не могли. Это отмечено в трудах Генри Мортона.

Мак-Ниир снова взглянул на присяжных, сделал паузу, а потом обратился к доктору:

– Уточните время наступления смерти.

– Между семью тридцатью и десятью вечера.

– Это крайние пределы?

– Да. Если сузить пределы, то пятьдесят процентов вероятности от семи тридцати до девяти.

– Смерть была мгновенной?

– Нет. От пяти минут до тридцати он еще жил.

Мак-Ниир обратился к Перри Мейсону:

– Перекрестный допрос.

Мейсон подождал, пока доктор повернется к нему, потом спросил:

– Была ли жертва убита в постели, или ее просто положили на нее уже после выстрела?

– Не могу быть уверенным ни в том, ни в другом. Я врач, а не детектив.

– Понимаю, вы только доктор. Кстати, на теле убитого были пороховые ожоги?

– Нет.

– А след от ранения в его пальто?

– Такое отверстие в пальто есть.

– Получается, убитого раздели до того, как положили в постель?

Доктор Ричи скептически улыбнулся:

– Думаю, этот вопрос не для меня, а для жюри.

Мак-Ниир победоносно огляделся.

– Вы профессиональный игрок, доктор? – спросил Мейсон.

– То есть… как? При чем тут…

– Я сделал этот вывод на основе той оценки шансов, которую вы нам продемонстрировали.

– Это всего лишь манера выражаться.

– Характерная. Или вы никогда не занимались математическими выкладками такого рода?

– Э… Нет.

– Или вы с ходу сделали оценку, которая может оказаться ошибочной?

– Не думаю… Я…

– Готовы ли вы присягнуть, что эти процентные выкладки – факт?

– Оценил, как мог.

– Больше вопросов к доктору не имею.

Судья Кенпильд сказал присяжным:

– Мистер Мейсон представляет обвиняемую Милисент Хардисти. Доктор Мейком отказался от защитника – сам себе адвокат. Поэтому я спрашиваю его: не имеет ли он вопросов к свидетелю?

– Да, – ответил Мейком. – Как установлено наличие скополамина?

– Бромированный тест Вармлея, а также проверка проб по Жерару.

– И вы воображаете, что я ввел скополамин для того, чтобы этот человек говорил правду?

– Это – ваше предположение, – парировал доктор Ричи, – я только излагаю факты. И не вкладываю в них никакого содержания.

Доктор Мейком буркнул:

– Это все.

– Мой следующий свидетель, – заявил Мак-Ниир, – является естественным противником обвинения. Но я не мог его не вызвать – это отец обвиняемой, мистер Блейн.

Винсент Блейн взошел на возвышение. По лицу его было видно, сколько пережито им за это время, хотя он прекрасно владел собой – собранный, спокойный и вежливый.

– Я буду задавать только наводящие вопросы, – предупредил Мак-Ниир, – поскольку свидетель родственник.

Мистер Блейн наклонил голову в знак согласия.

– Знаете ли вы о растратах своего зятя?

– Да.

– Их было две?

– Да, сэр.

– Одна – десять тысяч. А когда вы отказались покрыть эту сумму, Хардисти похитил девяносто тысяч, предлагая вам, если вы покроете первую растрату, вернуть деньги в банк?

– Слова не совсем точные.

– А суть?

– Суть дела такова: я за него поручился и гарантировал, что банк не понесет никакого ущерба.

– Вы нашли эти девяносто тысяч?

– Нет, сэр.

– Это все, благодарю вас.

Перекрестного допроса не последовало.

– Теперь я вызову еще одного свидетеля, – провозгласил прокурор, – Адель Блейн!

Адель была напугана почти до обморока напористостью молодого обвинителя, обладающего талантом приковывать к себе внимание зала.

– Вы хорошо знакомы с расположением горного домика вашего отца, мисс Блейн?

– Да, сэр.

– Вы были там первого октября?

– Да.

– В котором часу?

– О, примерно часа в четыре…

– Видели, как туда приехал Джек Хардисти в машине?

– Да.

– Видели, как он что-то вынимал из нее?

– Да.

– Что именно?

– Лопату.

– Могли бы вы опознать эту лопату?

– Нет, сэр. Боюсь, не смогла бы.

– Были ли вы одна в этот момент?

– Со мной приехал мистер Раймонд.

– Гарлей Раймонд?

– Да.

– Опишите все, что произошло после того, как вы оставили мистера Хардисти около домика.

– Ну… Я уехала с мистером Раймондом… Довезла его до «Конвейл-отеля», и…

– Стоп, стоп! – прервал ее Мак-Ниир. – Вы уже упустили одну подробность. Разве вам не повстречалась по дороге в Конвейл ваша сестра, обвиняемая миссис Хардисти?

– Повстречалась, сэр. Ехала навстречу.

– Куда?

– Не знаю.

– Но по дороге к домику?

– Да, сэр.

– У вас был разговор?

– Да, сэр.

– В нем участвовал и мистер Раймонд?

– Не помню.

– Она спросила, не находится ли ее муж в домике?

– Спросила.

– И вы ответили, что он там?

– Да, сэр.

– Она включила мотор и поехала в том направлении?

– Да, сэр.

– Почему вы не допускаете, мисс Блейн, что она поехала к домику?

– Я этого просто не думаю.

– Значит, высадив мистера Раймонда у отеля, вы поехали обратно в горы? И там нашли свою сестру, не так ли?

– Да. Она стояла у поворота дороги, ведущей к домику.

– Что она делала?

– Просто стояла. У парапета.

– Что вы заметили?

– Она плакала.

– Говорила что-нибудь про пистолет?

Адель Блейн растерянно огляделась, как зверек, попавший в капкан.

– Сказала, что выбросила его.

– Почему?

Адель с отчаянием посмотрела на Мейсона, но адвокат молчал. Нет, он не признавал поражения, просто молчал… И думал.