Элизабет Ролле - Венец королевы

В ближайшее воскресенье Джек поехал в город и оттуда отправил письмо, хотя мог положить его на столик для почты в доме Трэверса. Через неделю он снова уехал в город.

Вечером Джек не вернулся. Шел сильный дождь, и Трэверс решил, что он остался ночевать в гостинице. Однако Джек не появился и в понедельник, и Трэверс забеспокоился: если бы его задержали в городе непредвиденные обстоятельства, он мог бы позвонить, но телефон безмолвствовал. После полудня Трэверс подумал о несчастном случае и поручил Кейну обзвонить городские больницы. Выяснилось, что в больницу святой Марии вчера вечером в бессознательном состоянии был доставлен молодой человек, по описанию похожий на Джека. Его нашли на западной окраине возле одного из пустых домов, предназначенных на слом. Сознание он потерял от удара по голове, в больнице пришел в себя, но продолжает молчать, поэтому его фамилия неизвестна.

Когда Трэверс вошел в палату, глаза Джека обратились к двери, но затем он снова отвернулся к стене и не произнес ни слова. Врач сообщил Трэверсу, что так он ведет себя все время после того, как пришел в сознание, хотя состояние его не настолько тяжелое: скорее, это вызвано причинами психологического характера, очевидно, он сильно испугался, когда на него напали. Так как опасности для жизни нет, дня через три его можно будет забрать домой.

И врач, и больница, переполненная из-за случившейся два дня назад на шоссе катастрофы, Трэверсу не понравились, и он тут же по телефону договорился с доктором Бэрриджем поместить Джека в его клинику.

— Гордон, поезжайте домой, — через три часа говорил ему Бэрридж в своем кабинете. — Я приставил к нему самую опытную медсестру, хотя, на мой взгляд, он в таком уходе не нуждается. Череп у него цел, сотрясения мозга тоже нет, а от синяков еще никто не умирал.

— Но почему он молчит?

— По глазам видно, что он понимает, когда к нему обращаются. Он может говорить, но не хочет. Лучше сейчас не настаивать и оставить его в покое. Поезжайте, а вечером я вам позвоню.

— А если сюда явится полиция, чтобы расспросить его? Они считают, что на него напал грабитель.

— Я скажу, что его пока нельзя беспокоить. Он все равно ничего им не скажет. А почему они решили, что его ограбили?

— При нем не оказалось денег, кроме мелочи.

Два дня Джек продолжал молчать. На третий день Бэрридж сообщил ему, что снова пришли из полиции, и он неожиданно сказал, что готов ответить на вопросы. В присутствии врача он заявил, что шел по улице и никого не видел, потом услышал сзади шаги, обернулся, но заметить ничего не успел, потому что его ударили по голове и он сразу потерял сознание. На вопрос, были ли у него с собой деньги, Джек ответил: «Да, были, шестнадцать фунтов». Полицейский был удовлетворен — версия об ограблении подтвердилась.

После его ухода Бэрридж спросил Джека, зачем он отправился в тот район. Юноша ответил, что просто гулял и шел куда глаза глядят. По тому, как он это сказал, Бэрридж понял, что другого ответа не добьется, но не поверил ни единому его слову. Во-первых, он сильно сомневался, что Джек случайно забрел на улицу с пустыми домами. Во-вторых, кроме раны на голове на его теле были следы, доказывающие, что его ударили не один, а несколько раз. Мало вероятно, что грабитель, оглушив свою жертву ударом по голове, стал бить ее еще, уже в бессознательном состоянии. И, в-третьих, странным было поведение Джека, его непонятное молчание. Однако Бэрридж воздержался от дальнейших расспросов, так как Джек, державшийся при полицейском внешне спокойно, потом разнервничался, сказал, что у него болит голова, и попросил оставить его одного. На четвертый день Бэрридж разрешил Трэверсу перевезти его домой. За те дни, которые он провел в больнице, Джек лишь однажды заговорил по собственной инициативе: он спросил Бэрриджа, приезжал ли к Трэверсу адвокат Трентон. Бэрридж слышал, что Трентон был в отъезде; похоже, это сообщение произвело на Джека положительное впечатление.

В замке Джек окончательно пришел в себя, но свою комнату покидал редко, ссылаясь на плохое самочувствие.

— Вы совсем захандрили, Джек, — как-то вечером сказал ему Трэверс. — Пойдемте, я вас выведу на прогулку вместе с Риком.

Джек вымученно улыбнулся.

В парке было мокро от дождя и растаявшего снега. Темные аллеи вились словно черные траурные ленты; тоскливо кричала одинокая птица. Джек поежился.

— Вы замерзли? — спросил Трэверс. — Тогда пойдемте обратно.

— Нет, мне не холодно, — тихо ответил Джек. — Погуляйте со мной еще немного.

Они бродили довольно долго, и эта прогулка почему-то начала беспокоить Трэверса. Джек молчал, а когда Трэверс попытался втянуть его в разговор, отвечал односложно, будто мысли его были заняты совсем другим. Несколько раз Трэверс замечал на себе его тоскливый взгляд.

Когда они вернулись, смеркалось. После сырости и холода в доме было особенно тепло и уютно.

— Посидите с нами, Джек, — сказал Трэверс, и юноша послушно уселся в кресло в том углу гостиной, где было меньше света.

Доктор, Кейн и священник обсуждали английские поезда. Разговор начал священник, сказав, что вскоре ему на день-два надо будет съездить в Лондон по делам прихода. Доктор тут же заявил, что он ему не завидует, поскольку ехать в поезде, особенно ночью, просто ужасно. Когда Кейн заметил, что английские поезда не так уж плохи, доктор стал с жаром отстаивать свою точку зрения, но ему помешал Барнет, появившийся в холле с гигантским фолиантом под мышкой.

— Вот книга, которой вы интересовались, мистер Харт, — сказал он, бесцеремонно встав между священником и доктором. — Она очень тяжелая, и, если вы хотите прочитать отдельные страницы, не стоит брать ее с собой. Я хорошо в ней ориентируюсь и помогу вам найти любое место.

Секретарь сердито посмотрел на вклинившегося Барнета и отошел: безупречно корректного Кейна раздражали такие манеры. Священник, Барнет, а вместе с ними и доктор занялись книгой, а Кейн заговорил с Трэверсом. Джек безучастно сидел в стороне, занятый своими мыслями. Барнет вступил в спор со священником по поводу каких-то действий церкви, относящихся к восемнадцатому веку, и говорил все громче и громче; мистер Харт не повышал тона, но, судя по выражению лица, речь Барнета сильно задевала его.

— Ваша самоуверенность равна вашему невежеству в этом вопросе, — сказал священник с не свойственной ему резкостью; он хорошо владел собой и умел сдерживаться, однако сейчас безапелляционные рассуждения собеседника вызвали у него сильное раздражение. Барнет в свою очередь высказался столь же резко. Решив прекратить спор, грозивший перейти в открытую перепалку, священник ничего не ответил, но на его скулах проступили желваки, тонкие губы плотно сжались, словно с трудом удерживая готовую вырваться гневную отповедь.

Джек сдавленно вскрикнул. Взоры всех присутствующих обратились к нему.

— Там, за окном… кто-то есть, — пробормотал Джек, избегая встречаться взглядом со священником.

Кейн подошел к окну и распахнул его.

— Вам померещилось, здесь никого нет. С чего вы взяли, что там кто-то был?

— За стеклом что-то мелькнуло…

— Какая-нибудь птица и ничего больше, — заявил доктор. — Снаружи до окна восемь футов.

— Значит, я ошибся, — ответил Джек, страстно желая, чтобы все перестали на него смотреть; он физически ощущал на себе пристальный взгляд священника, и этот взгляд жег его как раскаленное железо.

Когда Барнет возобновил прерванный спор, Джек решил, что священник теперь смотрит на своего собеседника, и украдкой бросил на него быстрый взгляд. Однако, к его ужасу, глаза Джона Харта были устремлены на него. Взгляды их скрестились. Хотя это длилось одно мгновение, Джеку показалось, что тот обо всем догадался. Продолжая разговаривать с Барнетом, священник неотрывно смотрел на юношу и мгновенно охладел к теме, только что столь сильно интересовавшей его. Прежде чем беседа закончилась, Джек встал со своего места и направился к лестнице на второй этаж. Мысль, что священник может обратиться к нему, повергала его в трепет, он был не в силах скрывать владевшие им чувства.

Войдя в свою комнату, он оставил дверь приоткрытой и застыл возле нее, прислушиваясь. Через полчаса в коридоре со стороны центральной лестницы раздались шаги. Джек рывком захлопнул дверь и защелкнул замок. Тяжелые, грузные шаги приближались, затем стали удаляться. Дворецкий, сообразил он, перевел дух и снова приоткрыл дверь. Еще через полчаса он услышал, как по лестнице поднимаются сразу несколько человек. «Вдруг он останется здесь ночевать?»— подумал Джек, похолодев. Лестница была ему не видна, но он слышал, как кто-то пошел по ней направо, туда, где жил доктор. Доктор Уэйн или кто-то другой? Комнаты для гостей были там же. Джек метнулся к окну. Нет, священник садился в свою машину.