Артур Дойль - Долина страха

— Казначей, — начал он, — позвольте спросить, кто купил собственность человека, которого мы вытеснили из этой области?

— Брат Моррис, ее, разумеется, купила мертонская железнодорожная компания «Стейт энд Мертон».

— А кто купил копи Тодмэна и Ли, которые продавались в прошлом году?

— Та же компания, брат Моррис.

— Кто купил прокатный завод Менсона и Шумана, а также Ван Дегера и Этвуда?

— Все они приобретены этой компанией.

— Я не думаю брат Моррис, — сказал Мак-Гинти, — чтобы нам было важно знать, кто купил эти участки и заводы, раз новые владельцы не могут увезти их из округи.

— Достопочтенный мастер, боюсь, что это имеет для нас немалое значение. Вот уже десять лет мы вытесняем отсюда мелких предпринимателей. А на их месте появляются крупные компании… Директора их живут в Нью-Йорке или в Филадельфии и нисколько не боятся наших угроз. К тому же им легче бороться с нами: смотрите, как бы они против нас не объединились!

Моррис сел. Собрание затихло. Поднялся Мак-Гинти.

— Вы всегда каркали, брат Моррис, — сказал он с ударением. — Пока участники ложи сплочены, им не страшен никто в Штатах. Разве мы не доказывали этого в судах? А что до крупных компаний, мне кажется, они должны быть нам благодарны. Полагаю, что они найдут более удобным платить нам, нежели с нами бороться. Однако, братья, — Мак-Гинти снял с себя бархатную шапочку и лоскут, — ложа окончила очередные дела. Правда, остается еще один маленький вопрос, о котором можно упомянуть перед расставанием: теперь наступило время для братской закуски и пения.

Удивительна человеческая природа! Залу наполнили люди, привыкшие к убийству, не испытавшие сострадания ни к рыдающей вдове, ни к беспомощным детям. Но мелодии знакомых песен, которые зазвучали в зале, заставили иных из них прослезиться. У Мак-Мнрдо был прекрасный тенор, и он принял участие в импровизированном концерте, исполнив «Я сижу на живой изгороди, Мэри» и «На мелях алландских вод».

Бутылка с виски несколько раз обошла вокруг стола, лица братьев раскраснелись. В это время Глава снова обратился к ним:

— Ребята, — сказал он, — в городе живет человек, которого пора укротить, и это должны сделать вы. Я говорю о Джемсе Стенджере, редакторе «Геральда». Читали вы, что он снова о нас написал?

Зал загудел, послышались проклятия. Мак-Гинти вынул из жилетного кармана газету.

— Статья называется «Закон и порядок». Слушайте: «В долине царит террор. Со времени первых убийств прошло двенадцать лет, которые доказали существование у нас преступной организации. Преступления не прекращаются. То, до чего мы теперь дошли, вызывает ужас и отвращение всего цивилизованного мира. Разве ради этого наша родина принимает к себе иммигрантов, бегущих от европейского деспотизма? Террор и беззаконие свили себе гнездо в тени священных складок звездного флага свободы. Они упрочились так, что в нас зашевелилось бы отвращение, узнай мы о чем-либо подобном, происходящем в деспотической монархии на Востоке. Имена преступников известны. Их организация существует явно и открыто. Долго ли мы будем терпеть такое положение вещей? Неужели нам вечно предстоит жить…» Ну, я прочитал достаточно этой дряни, — сказал Мак-Гинти, отшвырнув газету. — Вот что он говорит о нас, и я спрашиваю, как мы должны поступить с ним?

— Уничтожить его! — воскликнуло несколько голосов.

— Я протестую, — сказал брат Моррис. — Повторяю, братья, наша рука слишком сильно давит долину, и наступит время, когда люди против нас объединяться. Джеймс Стенджер — старик. Его уважают в городе и во всей округе. Если он будет убит, весь штат взволнуется, и нас самих могут уничтожить.

— А скажите, пожалуйста, как это они уничтожат нас, мистер Помеха? — возразил Мак-Гинти. — Руками полиции? Так одна половина полицейских — у нас на жалованьи, а другая — нас боится. Или, может, с помощью судов и судей? А?

— Есть и суд Линча… — тихо сказал Моррис.

В зале зашумели.

— Стоит мне поднять палец, — сказал Мак-Гинти, — и я соберу двести человек, которые очистят весь город. — И вдруг, усилив голос и грозно сдвинув черные густые брови, он произнес: — Смотрите, брат Моррис, я слежу за вами уже не первый день. В вас нет смелости, и вы стараетесь лишить мужества других. Плохо придется вам, когда ваше собственное имя появится в моих списках, а мне начинает казаться, что я скоро внесу его в свою записную книжку.

Моррис смертельно побледнел и бессильно опустился на стул. Дрожащей рукой он поднял стакан, но прежде чем заговорить, сделал несколько глотков.

— Прошу извинения у вас, достопочтенный мастер, и у всех братьев, если я сказал больше, чем следовало. Вы все знаете, что я боюсь только, как бы с ложей не случилось чего дурного. Именно этот страх и заставил меня произнести неосторожные слова. Но ведь я больше доверяю вашим суждениям, достопочтенный мастер, нежели своим собственным! И обещаю… обещаю больше никогда… — он смешался.

Услышав эти смиренные слова, Мак-Гинти, видимо, удовлетворился, во всяком случае перестал хмурится.

— Отлично, брат. Мне самому было бы грустно, если бы нам пришлось дать вам урок. Но пока я занимаю свое место, мы должны хранить единство, как в словах, так и на деле. А теперь, ребята, — продолжал он, оглядывая общество, — вот что я скажу вам: если мы накажем Стенджера в полной мере, то, возможно, и в самом деле навлечем на себя неприятности. Газетчики держатся друг за друга, и все газеты в штате подняли бы крик, взывая к полиции и войскам. Но проучить и как следует — необходимо. Возьмете это на себя, брат Болдуин?

— Еще бы! — ответил тот.

— Скольких братьев вы с собой возьмете?

— Шестерых. Двое останутся сторожить у дверей. Пойдете вы, Гауэр, вы, Менсель, вы, Скэнлен, оба брата Уилбай…

— Я обещал новому брату, что он тоже пойдет, — заметил председатель.

Тед Болдуин посмотрел на Мак-Мердо, и его взгляд показал, что он не простил и ничего не забыл.

— Пусть идет, если хочет, — мрачно сказал Болдуин. — И чем скорее мы займемся делом, тем лучшее.

Ложа стала расходиться — с шумом, с полупьяными выкриками. В баре было еще много посетителей, и некоторые братья к ним присоединились. Маленький отряд, предназначенный для нападения, разделился и двинулся глухими улицами, чтобы не привлекать внимания. Стоял сильный мороз. В ясном небе висела молодая луна. Чистильщики собрались у ярко освещенного здания с золотой вывеской над парадным подъездом: «Вермисса Геральд». Из здания слышался шум работающей печатной машины.

— Эй, вы, — сказал Болдуин Мак-Мердо, — стойте внизу у дверей и следите, чтобы путь для отступления был свободен. С вами может остаться Артур Уилбай. Остальные — за мной. Не бойтесь, ребята: добрая дюжина свидетелей подтвердит, что в эту минуту мы находились в баре у Мак-Гинти.

Подходила полночь, прошли последние редкие прохожие. Открыв парадную дверь редакции, Болдуин и его спутники побежали по лестнице. Мак-Мердо и Уилбай остались внизу. Полминуты спустя сверху послышались крики, призыв на помощь, топот, стук падающих стульев. Затем на площадку лестницы выбежал седой человек. Но его схватили, очки несчастного полетели вниз и со звоном разбились у ног Мак-Мердо. Старик упал ничком, шесть палок застучали по его спине. Он корчился, стонал, его длинные худые ноги и руки вздрагивали под ударами. Наконец он затих. Все, кроме Болдуина, отошли, но тот, с лицом, искаженным злобной гримасой, все бил старика по голове. Мак-Мердо взбежал по лестнице и схватил Болдуина за руку.

— Вы убьете его, — сказал он, — хватит!

Болдуин с бешенством посмотрел на него и выдернул руку.

— Будьте вы прокляты! Кто вы такой, чтобы вмешиваться? Прочь! — Он поднял палку, но Мак-Мердо выхватил револьвер.

— А ну, поосторожней, — сказал он. — Не советую поднимать на меня руку, не то дело кончится плохо. А что до него, так разве мастер не запретил убивать этого человека?

— Он правильно говорит, — сказал один из шайки.

— Бегите! — закричал снизу Уилбай.

В первом этаже, в типографии, услышали крики. Несколько наборщиков и метранпаж выскочили на нижнюю площадку. Чистильщики оставили неподвижного старика и бросились вниз. Кое-кто побежал обратно в бар, остальные, в том числе и Мак-Мердо, снова рассыпались по глухим улицам и окружными путями отправились домой.

Проснувшись утром Мак-Мердо поневоле вспомнил сразу же о своем вступлении в ложу.

Рука распухла и воспалилась, с похмелья сильно болела голова. Поскольку Мак-Мердо имел особые доходы, он не слишком усердствовал на работе в конторе. В это утро он не пошел туда вовсе. Поздно позавтракав, он сел за письмо одному приятелю. Принесли свежий «Геральд». Внизу была напечатана заметка «Преступление в редакции «Геральда». Она содержала краткую информацию о вечернем нападении и кончалась словами: «Дело находится в руках полиции, однако, едва ли можно полагать, что расследование приведет к должным результатам. Впрочем, нескольких из нападавших узнали. Надо надеяться, что их привлекут к суду. Главное же в том, что преступление совершено обществом, столько лет терзающим всю нашу долину! Многочисленным друзьям мистера Стенджера мы сообщаем, что, хотя он был жестоко и безжалостно избит и получил несколько сильных повреждений головы, жизни его не грозит непосредственная опасность».