Жорж Сименон - Четыре дня бедного человека

— Видели наш первый номер? — поинтересовался Франсуа.

— Да, и поэтому пришла. Нет, я не буду вас критиковать. И упрекать тоже не собираюсь. Но думаю, мне благоразумней всего будет держаться как можно дальше от вашего еженедельника. Не пугайтесь, я не собираюсь требовать возврата своего добровольного вклада.

Я здесь не за этим. Желаю вам удачи, Франсуа. Вы любопытный экземпляр. Я иногда задаю себе вопрос: как далеко вы зайдете?

Как знать, не без тайного ли умысла она шла сюда?

Уж не подтолкнуло ли ее воспоминание об Эме? Рене обвела взглядом кавардак в комнате, купленную у старьевщика разномастную мебель, грязный пол, потом уставилась на окна в доме напротив. В одном из них сидел старик и курил трубку. Несмотря на полумрак в редакции, он вполне мог различить белые пятна лиц.

— Тут все, как у вашего издателя?

— Примерно.

Иллюзию завершал голос Буссу, говорившего по телефону.

— Я, пожалуй, не прочь попробовать, — сквозь зубы; как бы с вызовом, промолвила Рене.

Заваливая ее на стол, Франсуа заметил, что она не сводит глаз со старика в окне.

Больше она не приходила. Франсуа видел ее лишь издали: в театре, на ипподроме, в ресторанах на Елисейских полях. В Довиль он больше не ездил. В первое лето они с Бобом поехали в Савойю, поближе к Одиль, а потом, когда ее определили в санаторий, выбрали Рива-Беллу недалеко от Кана, где Франсуа нашел пансионат для мальчика.

Но неужели Франсуа и вправду непохож на остальных? Неужели существуют мужчины, которым не приходится бороться с волнующими мыслями и обволакивать себя туманом? А ему приходилось это делать всегда, чуть ли не с детства. Может быть, это Марсель и называет порочностью?

Каждую неделю «Хлыст» разоблачает пороки людей, находящихся более или менее на виду, и все равно информация такого рода приходит в газету пачками.

Так что же, поверить, что все люди одинаковы и нормальных, если воспользоваться выражением мамочки, среди них нет?

А она сама, со своей никчемной кичливостью, со страхами, которые она пыталась вбить в сыновей, с убеждением, что главное в жизни — это деньги, была нормальна? А оба его братца, Марсель и Рауль, они что, нормальней, чем он? А способ, каким Марсель получил руку дочки старого Эберлена, всю жизнь обиравшего ближних, тоже нормальный? Рауль, например, был дважды женат, но его нисколько не интересует и не беспокоит, что стало с его женами и дочерью. Может, дедов-пьянчуг, Лекуэна и Найдя, тоже прикажете считать примером для подражания?

У них в семье быть нормальным в том смысле, как понимала это их мамочка, означало быть как отец. Потому что отец смирился. Отказался бороться, предпринимать усилия. Хотел сохранить лицо — возможно, ради сыновей — и замкнулся в себе. Впрочем, если верить Раулю, и у отца иногда возникала потребность совершить тайком вылазку в публичный дом на улице Сен-Сюльпис.

— Рауль, умоляю, перестань свистеть!

— Если тебе мешает, чего же ты раньше не сказал?

Вот, вероятно, в какой-то степени ответ на его вопрос.

Почему раньше не сказал? Да чтобы не раздражать брата. Чтобы тот не подумал, что он строит из себя хозяина.

От неуверенности. Вот и на него, Франсуа, точно так же злятся, почему он не замолчит.

— А Буссу все нет, — пробормотал Франсуа, чтобы сменить направление мыслей.

— Уже недолго ждать. Сейчас он, наверно, пьет первую кружку в «Селекте» и скоро явится.

— Ну как, мадмуазель Берта, ничего не пропало?

— Нет, но я обнаружила одну странную вещь. Взгляните, например, на это письмо. Видите, по углам у него дырочки, как от кнопок. Я совершенно точно его не прикнопливала. И оно не единственное. Таких уже набралось с десяток.

— Откладывайте их, пожалуйста, в сторону.

— Я так и делаю, но пока еще не все просмотрела, так что могут оказаться и другие.

Наконец-то! В дверях появился толстяк Буссу, и у присутствующих, Бог весть почему, сразу отлегло от сердца, словно он принес разрешение всех проблем.

— Пойдемте, Фердинан, ко мне в кабинет.

— Есть новости, шеф?

По утрам Буссу бывал совершенно пришибленный и оживал лишь после четырех-пяти кружек пива.

— Ночью в редакции шарили.

— Надо думать, полиция.

— Мадмуазель Берта проверяет, не пропало ли чего-нибудь из досье. На некоторых документах обнаружены по углам дырочки от кнопок.

— Прикалывали, чтобы переснять.

— Вот и я так решил.

— Сделать это здесь они не могли: у них не было нужного оборудования; значит, приходили самое меньшее дважды. Что говорит ночной сторож?

— Я ему звонил. Утверждает, что ничего не видел и не слышал.

— Полицейские посоветовали ему помалкивать.

— Управляющий держался крайне холодно. Возможно, я ошибаюсь, но у меня впечатление, что он ждал моего визита и был наготове. И наконец, Шартье не вернулся.

— А куда он отправился?

— В Отейль. В девять он должен был попытаться встретиться с подрядчиком Жеромом Бутийе.

— Ну да, я же сам писал статью. Понятно.

— Сейчас одиннадцать тридцать, Буссу выбил трубку о каблук. Сегодня он казался куда более вялым и поникшим, чем обычно по утрам.

Поднявшись, он со вздохом нахлобучил на голову шляпу и заметил:

— Да, пахнет жареным…

— Как, Фердинан! Вы уходите?

— Пойду выпью кружечку на террасе «Селекта». Если я вам понадоблюсь…

— Но тираж-то они не арестовали!

— Не такие они дураки!

Глядя в спину Буссу, Франсуа поймал себя на том, что вид уходящего производит на него странное впечатление. На миг он даже задумался: кто же его главный редактор — предатель, пришедший разнюхать, что и как, или трус, смывающийся, чуть только запахло дракой?

Рауль снова принялся машинально насвистывать и с любопытством поглядывал на брата. Может быть, он вправду надеется увидеть, как сожрут укротителя? А может, все это лишь мерещится Франсуа?

— Мадмуазель Берта, соедините меня с Пресбургской!

Ответила служанка и сообщила, что мадам принимает ванну, но сейчас возьмет трубку.

— Знаешь, давай пообедаем вместе. Как хочешь — чтобы через часок я заехал за тобой или дойдешь до «Фуке» пешком?

— Лучше заезжай. — Вивиана стала ленивой, вероятно, оттого, что прежде ей приходилось много ходить по панели. — Что мне надеть? Какая погода?

Франсуа как-то не обратил внимания на погоду. Пришлось сквозь жалюзи выглянуть в окошко.

— Облака, но думаю, дождя не будет.

— Надену тогда платье в цветочек.

Рауль сидел с бутылкой в руке и все так же смотрел на брата. Впервые эта бутылка, с которой Рауль не расставался, вызвала у Франсуа такое же отвращение, как и у м-ль Берты.

— Что мне делать? — поинтересовался Рауль.

— Что хочешь.

— Тогда как ни в чем не бывало возьмусь за подсчет гонораров.

— Давай.

Франсуа и Вивиана обедали на террасе у Фуке. Солнце было густого желтого цвета, в воздухе ощущалась какая-то тяжесть. Всякий раз, когда по свистку регулировщика на Елисейских полях замирал двусторонний поток машин, Франсуа машинально бросал взгляд на террасу ресторана «Селект».

— Ждешь кого-нибудь? — поинтересовалась Вивиана.

— Нет. В общем, никого.

Выйдя из редакции, он заглянул в «Селект», и бармен сообщил:

— Господин Буссу заходил, выпил на ходу кружку пива, но уже давненько, еще не было одиннадцати. Ему что-нибудь передать, когда он придет?

Чего ради? Вероятнее всего, Буссу не появится.

— Благодарю, Жан. На всякий случай, я обедаю напротив.

Может быть, Буссу решил, что с минуты на минуту нагрянет полиция арестовать Франсуа, и предпочел не присутствовать при этом? Как-то раз они откровенно говорили, и Фердинан признался: «Для друга я готов сделать все, кроме двух вещей: навестить его в больнице и присутствовать на его похоронах. На это я просто физически не способен».

Взглянув на Вивиану, Франсуа поразился, как она свыклась с новым образом жизни. За соседними столиками сидели несколько признанных парижских красавиц, не говоря уж о театральных актрисах и кинозвездах. Но и среди них Вивиана выделяется непринужденностью и даже изысканностью. И еще Франсуа обратил внимание, что она сменила прическу: теперь у нее сзади открылась шея, которой он до сих пор, можно сказать, не видел. Когда принесли закуску, Франсуа, любуясь этой белой и нежной шеей, задумчиво спросил:

— Ты была очень бедна?

— Неужели ты думаешь, что я оказалась бы там, где ты меня нашел, если бы не была бедной? — ответила после секундного замешательства Вивиана, изумленно глядя на него.

— Но ты могла бы заняться чем-нибудь другим, например поступить работать в мастерскую или универсальный магазин.

Он, наверно, никогда не забудет, каким тоном она отрезала «нет» и какой непроницаемый, но непроницаемый совершенно по-новому, был у нее при этом взгляд.

— А согласилась бы ты опять стать бедной?

— Разумеется нет! — скривив губы, сухо отрезала она.