Джон Карр - Дом, в котором живёт смерть

Если так случится, что дядя Джил отсутствует, он не будет ни останавливаться в Делис-Холл, ни беспокоить старого Мельхиора, вторгаясь в дядины апартаменты. Он может остановиться в гостинице.

Джефф закончил «Пока не пришла Великая армада» и сделал три копии. В Шербуре он сел на свой любимый лайнер «Аквитания», который доставил его в Нью-Йорк как раз к середине апреля.

В издательстве Генри Сьюэлл пригласил его к обеду, а менеджер по продажам — в бар, где из-под полы продавалось спиртное, над сухим законом в Нью-Йорке только посмеивались. В таких подпольных кабачках пили все, что угодно. В тех, что попроще, — дешевую сивуху домашнего изготовления, смешанную с алкоголем, водой и каплями можжевельника, которые должны были отбить грубый вкус. Джефф, который любил пиво и вино, после первого же застолья понял, что должен остерегаться такого джина.

Пасхальное воскресенье пришлось на 17 апреля. Хотя Джефф Колдуэлл был уроженцем Нового Орлеана, реку он никогда толком не видел. «Гранд Байу-лайн» могла доставить его из Цинциннати в Новый Орлеан за пять дней. 16-го он сел на ночной поезд до Цинциннати, провел пасхальное воскресенье в этом королевском городе, а на ночь остановился в отеле «Плаза».

Утро выдалось прохладным, но не настолько, чтобы надевать пальто. Заказав в офисе компании билет в один конец, Джефф поднялся на борт большого колесного парохода; на фоне свинцово-грифельной воды все четыре палубы блистали белизной. Над ними возвышалась такая же белоснежная рулевая рубка, а над ней — черная труба.

Удобно устроившись в каюте, он стал распаковывать вещи. Незадолго до отхода, когда вереница пассажиров двинулась занимать свои места, он спустился в богато украшенный передний салон на смотровой палубе, по которому прохаживалась Серена Хобарт.

Весь ее вид и манера поведения говорили: «Пожалуйста, принимайте меня такой, какая я есть, или не приставайте ко мне». Хотя она обладала очарованием, которому трудно было противостоять, прежде всего в глаза бросалась ее атлетическая стать и решительное нежелание заниматься глупостями.

Гладкие пряди светлых волос цвета меда обрамляли красивое лицо, черты которого казались даже чрезмерно тонкими, несмотря на твердый рисунок скул и челюсти. На Серене была блузка из модного бутика и юбка до колен, на руке висела сумочка из крокодиловой кожи.

— При-ивет, Джефф! — вежливо, хотя и без особой сердечности встретила она его. Чувствовалось, что она взволнована. — Много времени прошло, не так ли? Только не говори, что удивился, увидев, что я путешествую таким образом!

— И не собирался этого говорить. Рад видеть тебя, Серена.

— Нет, в самом деле, почему я не могу добраться до дома на пароходе? Да и вообще любой из нас?

— Конечно, никаких возражений. Прими соболезнования по поводу твоего отца.

— Нам всем жаль. Но это закон природы, и тут уж ничего не поделаешь, так что не надо изображать пошлое ханжество. Кстати, чего ради я так спешу домой? Нет никаких причин для спешки до того, как… — Она остановилась.

— Что значит «до того как»?

— Ох, да ничего особенного! Речь может идти о любом времени по твоему выбору.

— Серена, что там происходит в Новом Орлеане?

— Ровным счетом ничего, в чем ты сам скоро убедишься.

— Ну ладно… как Дэйв?

— В общем и целом как обычно. Бедняга Дэйв! Он мой брат, и я люблю его, но он слишком мало думает и слишком много говорит. Что же до того, что я здесь делаю, — внезапно заведясь, продолжила она, — то я навещала подругу. Джефф, ты помнишь Хелен Фарнсуорт? Нет, думаю, она появилась уже после тебя. Во всяком случае, сейчас она Хелен Уэстерби; вышла замуж за человека, которого ты не знаешь. Что напоминает мне…

Рядом с Сереной возник высокий, открытый молодой человек с волосами песочного цвета, в желтовато-коричневом пиджаке, брюках гольф и носках с искрой. Серена коснулась его и подняла на Джеффа чистые голубые глаза.

— Ты многих не знаешь, Джефф, и лучше я возьму на себя процедуру знакомства. — Она взмахнула сумочкой. — Чарльз Сейлор, Джефф Колдуэлл.

— Рад знакомству, мистер Колдуэлл! — сказал молодой человек, сердечно пожимая руку. — Видите ли, мистер Колдуэлл…

— Все в порядке, — одобрила обоих Серена, — в таком случае, может быть, вам стоит обращаться друг к другу на «ты»? В данных обстоятельствах…

— Я слышал о тебе, Джефф, хотя никогда не предполагал, что мы так быстро встретимся. Понимаешь, я… — И молодой человек замолчал.

— Да, мистер Сейлор. Или Чарльз? Стоит ли отпускать такие загадочные замечания?

— Ничего загадочного, позже я тебе все расскажу. Не могу утверждать, что очень хорошо знаком с этой частью света или конкретно с Новым Орлеаном; мой округ — это Филадельфия. Впрочем, не важно! Через минуту-другую мы уже будем в пути. И затем ленч. А потом…

Жестикуляция мистера Сейлора свидетельствовала о том, что он счастлив.

Скоро они в самом деле снялись с якоря, и троица спустилась в бело-золотой салон с названием «Плантация», где их ждал великолепный ленч. Каждый столик был сервирован на четырех человек. Серена с уверенностью хозяйки приема усадила их за одни из таких столиков.

— Если кто-то еще попытается подсесть к вам, — потребовала она, — отошлите его и скажите, что тут все занято. Я знала, что Джефф на пароходе, и видела, как он поднимался на борт. К нам присоединится кое-кто еще, но не сегодня. Все в порядке. Я уже виделась со стюардом. И еще, Джефф, — предупредила Серена, показывая на негра в белом сюртуке, — не называй официантов стюардами. На судне есть только один стюард. Он офицер и командует официантами, портье, уборщиками, горничными и так далее. Ты должен знать, что на реке не пользуются морскими терминами.

— Знаю, Серена. Я ведь тоже из Нового Орлеана.

Но толком он так ничего и не узнал — ни сейчас, ни вечером за обедом. Едва только он пытался намекать на вопросы, которые не давали ему покоя, Серена меняла тему разговора или отпускала замечание, после которого он начинал себя чувствовать невоспитанным Полом Праем.[3] Чарльз Сейлор, которого ему было предписано называть Чаком, похоже, избрал ту же тактику.

После обеда, разместившись в другом салоне, они рассеянно поиграли в бридж в три руки. Грузный, краснолицый мужчина с четырьмя золотыми нашивками на рукаве мундира, проходя через салон, на ходу добродушно поздоровался с Сереной, но не остановился. Наконец Чак Сейлор, словно взяв на себя командование, требовательно сказал: «За мной!»

Он провел их в расположенную на той же палубе двухместную каюту (все каюты на судне были двухместными, сейчас сосед Чака отсутствовал). В каюте Сейлор извлек на свет пинту бесцветной жидкости, именуемой «Сухой джин Гордона», и бутылку имбирного эля, затем он позвонил, чтобы принесли лед и стаканы, которые незамедлительно появились.

Помещение густо затянуло сигаретным дымом. Серена и хозяин каюты пропустили по две порции джина. Джефф, мужественно справившись с первым стаканом, содержимое которого могло быть названо филадельфийским вариантом знакомого напитка, от второго отказался. Серена отказалась от третьего.

Джефф все так же ничего не понимал. Один раз Серена рассеянно пробормотала: «Старый Мерриман». Поскольку Дэйв в письме назвал его Саббатини, скорее всего имея в виду знаменитого писателя Рафаэля Саббатини, Джефф подумал, что, если Серена настроена столь же иронично, она имела в виду автора исторических романов, который писал под именем Генри Сетон Мерриман.

Но он не стал размышлять на эту тему. Что бы они ни говорили, о чем бы ни умалчивали, напряжение нарастало. И в половине двенадцатого Джефф покинул компанию.

Он поднялся в свою каюту, облачился в пижаму и принялся читать корректуру книги, присланную для одобрения приятелем из Англии. Корректура пришла в его нью-йоркский отель в субботу. Кроме того, у него был с собой самый последний номер «Американского Меркурия». Но в этот вечер и любимый детектив не смог успокоить его. В «Меркурий» ему не захотелось даже заглядывать.

К двенадцати он заснул. Но через час, мучимый беспокойством, проснулся и вышел на палубу.

Он стоял, овеваемый прохладным ночным ветерком, летевшим над широкой Огайо, на палубе, которую Серена почему-то запретила ему называть прогулочной. Двигатели работали совершенно бесшумно, не было даже вибрации, доносился лишь мягкий, убаюкивающий плеск воды под лопастями огромного гребного колеса. Размышляя о странном, уклончивом поведении Серены, он задавался вопросом: что же все-таки ему уже известно?

Сравнительно немного. Похоже, все связано со смертью Харальда Хобарта в конце прошедшего февраля. У покойного Харальда всегда была репутация несколько эксцентричного человека, хотя не столь необычно романтического, как старый коммодор Фитцхью, который выложил немалую сумму, чтобы полностью, вплоть до последнего кирпича, переправить за океан старый английский особняк. Коммодор Хобарт… и легенда о тайном кладе…