Найо Марш - Убийство в частной клинике

— Мне с ней связаться или… может, вы ее попросите?

— Наверное, так будет лучше. Хотя я бы предпочла избавить невестку от ненужных жестоких испытаний.

— Уверяю вас, это убережет ее от более неприятного.

— Боюсь, я вас не понимаю, но тем не менее попрошу ее прийти.

Выйдя в коридор, Аллейн немедленно наткнулся на мисс Рут О’Каллаган. Увидев его, она издала какой-то звук — то ли от страха вскрикнула, то ли взмолилась о помощи — и тут же метнулась в гостиную. Секунду назад впустивший ее в дом Нэш был шокирован.

— Мистер Джеймсон дома? — спросил его инспектор.

— Мистер Джеймсон больше у нас не работает.

— Неужели?

— Именно так, сэр. Его обязанности, если так можно выразиться, исчерпаны.

— Ясно. Прощайте.

Четверг, восемнадцатое. Вторая половина дня

До начала реконструкции у Аллейна оставался час. Он выпил чаю, позвонил доктору Робертсу и, узнав, что тот у себя, опять отправился в маленький дом на Уигмор-стрит: собирался, если удастся, застать анестезиолога врасплох, упомянув о собрании в Ленинском зале. Его впустил тот же слуга-коротышка и провел в уютную гостиную, где его ждал Робертс.

— Надеюсь, не доставил много неудобств, — начал старший инспектор, — но вы же сами приглашали как-нибудь зайти.

— Конечно. — Робертс пожал ему руку. — Рад вас видеть. Прочитали мою книгу? — Он смахнул со стула стопку бумаг и подвинул его инспектору. Тот сел.

— Просмотрел. Не было времени как следует вчитаться, но я заинтересовался. Сегодня спозаранку изучал главу, где обсуждается проект закона о стерилизации. Вы разъясняете суть проблемы лучше, чем любой другой сторонник стерилизации, которого мне приходилось читать.

— Вы так полагаете? В таком случае удивитесь, узнав, что, несмотря на то что толкал это дело со всей присущей мне силой и упорством, я не продвинулся ни на шаг. Лишь пришел к убеждению, что большинство тех, кто рвется заправлять в правительстве нашей страны, надо самих признать невменяемыми. — Он визгливо хохотнул и ожег Аллейна негодующим взглядом.

Тот ограничился недоверчивым, но сочувственным мычанием.

— Я сделал все возможное, — продолжил Робертс. — Влился в определенную группу людей с передовыми взглядами. Они уверяли меня, будто не остановятся ни перед чем, чтобы протолкнуть закон через парламент. Изображали великий энтузиазм. И чем все закончилось? — Анестезиолог сделал ораторскую паузу и закончил с отвращением: — Они просили меня набраться терпения и ждать, пока в Британии не забрезжит рассвет эры пролетариата.

Старший инспектор ощутил себя в глупом положении человека, изо всех сил ломящегося в открытую дверь, тогда как доктор Робертс спокойно в нее входит. В душе Аллейн посмеялся над собой.

— Они называют себя коммунистами, — сердито произнес анестезиолог, — но им дела нет до благосостояния общества. Вчера вечером я присутствовал на их собрании и возмущался. Не нашли ничего более умного и конструктивного, как радоваться смерти министра внутренних дел. — Он запнулся и, как уже случалось раньше, впал в нервозность. — О, я, конечно же, забыл — вы этим как раз и занимаетесь. Томс мне только что звонил и спрашивал, сумею ли я сегодня прийти в клинику.

— Вам звонил Томс?

— Да. Вероятно, его попросил сэр Джон. Не знаю почему, — Робертс вдруг смутился, — иногда манеры Томса мне кажутся невыносимыми.

— Неужели? — улыбнулся Аллейн. — Он такой весельчак.

— Весельчак? Вот именно! Но сегодня я счел его юмор неуместным.

— Что он сказал?

— Если я пожелаю смыться, то он одолжит мне рыжие бакенбарды и накладной нос. Очень глупо.

— Конечно, — согласился инспектор.

— Сам-то мистер Томс считает свое положение неуязвимым, поскольку не только делал инъекцию на виду у других, но и не имеет никакого отношения к ее составу. Меня подмывало ответить, что я почти в таком же положении, но счел недостойным заниматься подобным шутовством.

— Полагаю, мистер Томс постоянно находился в предоперационной, пока вы все вместе не вошли внутрь?

— Понятия не имею, — сухо ответил Робертс. — Сам я туда пришел с сэром Джоном, сказал что требовалось и отправился к пациенту в наркозную палату.

— Хорошо. Получим более точное представление обо всех ваших перемещениях во время реконструкции.

— Надеюсь. — Анестезиолог выглядел встревоженным. — Хотя данный эксперимент нам всем потреплет нервы. Разумеется, кроме Томса. — Он помолчал и нервно добавил: — Инспектор Аллейн, я не имею права задавать этот вопрос, но меня не может не интересовать, имеется ли у полиции версия относительно данного преступления.

Тот привык к подобным вопросам.

— У нас есть несколько версий, — ответил он. — И все они более или менее подходят. Вот что самое неприятное.

— Вы рассматривали возможность самоубийства? — В голосе Робертса прозвучали грустные нотки.

— Мы рассматривали и ее.

— Не забывайте о его наследственности.

— Помню. Но после приступа в палате общин физическое состояние сэра Дерека не позволяло ему совершить самоубийство. И во время речи он вряд ли имел возможность принять гиосцин.

— И снова вспомните о его наследственности. Он мог постоянно носить при себе таблетки гиосцина и принять их под воздействием внезапного эмоционального импульса. Те, кто изучает психологию самоубийц, часто сталкиваются с аналогичными случаями. Не подносил ли он руки ко рту во время речи? У вас недоверчивый вид, инспектор Аллейн. Вероятно, вам кажется подозрительным, что я настаиваю на этой возможности. У меня… у меня есть причина надеяться, что в итоге выяснится, что О’Каллаган убил себя сам, но моя надежда вызвана не чувством вины.

Маленькие глазки анестезиолога возбужденно блестели. Аллейн пристально наблюдал за ним.

— Доктор Робертс, может, вы скажете, что у вас на уме?

— Нет! — категорически отказался тот. — Нет, если только не случится самое ужасное.

— Что ж, как знаете, — кивнул старший инспектор. — Я не могу вас принудить изложить мне свою версию. Только имейте в виду: опасно утаивать информацию, когда речь идет об убийстве.

— Вероятно, это не убийство! — выкрикнул Робертс.

— Даже если принять вашу версию о самоубийстве, трудно поверить, что человек склада сэра Дерека совершил бы его так, чтобы бросить тень подозрения на других.

— Нет, он не стал бы бросать тень на других, — согласился Робертс. — Это, безусловно, веский аргумент. Однако наследственная мания самоубийства иногда проявляется внезапно и очень странно. Я знал случаи…

Он подошел к книжному шкафу, снял с полки один из томов, открыл и начал читать в сухой, назидательной манере, словно перед ним был не Аллейн, а группа студентов. Вскоре слуга принес чай, с видом терпеливой доброжелательности сам налил и поставил чашку под нос Робертсу. Дождавшись момента, когда врач закроет очередную книгу, отобрал ее и обратил его внимание на чай. Затем поставил столик между мужчинами и ушел.

— Спасибо, — рассеянно поблагодарил Робертс, уже после того как за слугой закрылась дверь.

Все еще весь в науке, он не пригубил напиток и не предложил Аллейну, но время от времени тянулся рукой за тостом. Минуты бежали быстро. Инспектор посмотрел на часы.

— Боже! — воскликнул он. — Половина пятого. Нам пора собираться и…

— Тссс… — раздраженно перебил его хозяин дома.

— Я вызову такси.

— Нет-нет! Я сам вас отвезу, инспектор. Одну минуту.

Он метнулся в коридор и отдал несколько суетливых распоряжений слуге-коротышке, который помог ему надеть пальто и подал шляпу. Потом он вернулся в гостиную и схватил свой стетоскоп.

— А ваши приспособления для наркоза? — напомнил Аллейн.

— Вы хотите и это?

— Пожалуйста, если не затруднит. Разве сэр Джон вам не сказал?

— Беру, — кивнул Робертс и устремился по короткому коридору.

— Вам помочь, сэр? — спросил слуга.

— Нет. Выведите машину.

Вскоре Робертс появился с похожим на графин аппаратом с большими цилиндрами, установленным на раму на колесах.

— Вам не скатить его одному по ступеням, — заметил Аллейн. — Позвольте, помогу.

— Спасибо, спасибо. — Робертс нагнулся и проверил, хорошо ли закручены крепящие нижнюю раму болты. — Нельзя, чтобы они ослабли, — объяснил он. — Беритесь за верх. Аккуратнее. И потихоньку спускаем.

Поместить аппарат в автомобиль оказалось непросто. Наконец они выбрались на Брук-стрит, и пока ехали, Робертс все время говорил, но по мере приближения к клинике становился менее словоохотливым, сильнее нервничал и, когда встречался с Аллейном взглядом, поспешно отворачивался. А после третьего или четвертого раза неловко рассмеялся:

— Не нравится мне предстоящий эксперимент. Наша профессия закаляет дух, но в этом деле есть нечто тревожное. Очевидно, из-за элемента неопределенности.