Рекс Стаут - Игра в бары

Он подтвердил, что около двух все же вышел в холл и немного постоял на тротуаре возле открытой двери.

Судя по тому, что мне сказала Сара по телефону, именно так и обстояли дела, когда она подъехала к дому на такси в сопровождении Паркера. Адвокат утверждал то же самое.

Алиби Паркера было абсолютно непробиваемым.

Сара сказала мне, что он не входил в здание вместе с ней, привратник это подтвердил, как и шофер такси, которого очень быстро разыскали. Он же отвез Паркера домой.

Итак, факт убийства и способ его были установлены.

Однако если убийца предполагал наброситься на свою жертву сразу же, как только она войдет в квартиру, то ему пришлось изменить свой план, потому что рядом находился привратник, впустивший миссис Джеффи.

Потом она сразу прошла в гостиную к телефону, чтобы позвонить мне, и, конечно, в такой ситуации о нападении не могло быть и речи.

Интересно, знал ли он, услышав звук ее шагов, о том, что Сара не положила трубку на рычаг. Или уже не мог удержаться, видя свою жертву так близко от себя. А может быть, побоявшись, что она выйдет из квартиры и ускользнет от него, ударил ее.

Сделав свое черное дело, убийца вышел из квартиры, спустился по лестнице и, обнаружив никем не охраняемый парадный вход, вышел через него или же спустился еще ниже, в подвальный этаж, открыв служебный вход.

В квартире Сары не было обнаружено никаких отпечатков пальцев, как и на бронзовом пресс-папье, и даже на ручке стенного шкафа.

Все сейчас были заняты поисками мотива убийства.

Если в деле Присциллы Идз мотив был более или менее ясен и подходил ко всем пяти лицам, то в деле Сары Джеффи он вроде бы и вовсе отсутствовал.

Мне показалось, что Пэрли теперь уже полностью мне доверяет. Он ничего не скрывал от меня. Когда официант принес счет, он стал настаивать на том, чтобы оплатить половину, заявив, что «городские ищейки не умирают с голоду». Я счел это проявлением честности, потому что очень хорошо знал размеры его зарплаты. И он также имел представление о моей платежеспособности. Во всяком случае, знал, что я, работая на Вулфа, зарабатываю по крайней мере раза в четыре больше его. Но он при этом все же не собирался принимать в подарок те устрицы, которые мы с ним съели. Поэтому мне пришлось напомнить ему, что пригласил-то его я и на карту поставлена моя честь. Он был вынужден согласиться.

Мы вышли из закусочной вместе. Он пошел по своим делам, а я повернул на Леонард-стрит. Я должен был присутствовать на допросе Фомоза или Питкина. По дороге я решил, что мне лучше заняться Питкином.

В субботу, в пять часов утра, я сидел уже в кабинете на Леонард-стрит и читал бумаги, которые достал из папки. Питкин был отпущен домой получасом раньше из другой комнаты. Я работал в архиве, и отчет, который изучал, касался передвижений Брукера после того, как он вышел из кабинета Вулфа.

Правдивость некоторых его утверждений казалась мне несколько сомнительной, и я пытался обнаружить ту брешь, которая позволила бы утверждать, что он не поехал сразу домой в Бруклин, а на самом деле отправился в квартиру Сары Джеффи или к Дафни О'Нейл.

Вдруг я услышал чей-то голос:

— Эй, Гудвин, полегче на поворотах.

В комнате, где сидел я, находился еще помощник прокурора и два клерка, которые разбирали бумаги. Окликнул меня Мандельбаум. Я зевнул. За это время я почти не спал. Смешно было делать вид, что я внимательно читаю, когда у меня просто слипались глаза и голова падала на стол.

— Внизу есть комната с диваном, — сказал один из клерков. — Сегодня там никого не будет, в субботу она всегда свободна.

Я готов был все отдать за то, чтобы очутиться на диване, но превозмог себя и, поднявшись со стула, сказал, что пойду немного прогуляться.

Выйдя из здания, я с удивлением обнаружил, что на улице уже светло. Это открытие помогло мне побороть сон и вернуть бодрое настроение.

Я стоял у кромки тротуара, когда появилось такси.

Остановив его, я дал шоферу хорошо знакомый адрес.

Тридцать четвертая Западная улица была пустынна, когда я расплатился с шофером и выбрался из машины. Входная дверь, как обычно, была на цепочке. Поэтому я, вместо того чтобы подняться, спустился на четыре ступеньки к задней двери и нажал кнопку. Один из звонков был установлен на кухне, а другой — в комнате Фрица. Послышался шум шагов. Фриц посмотрел на меня через «глазок» и сразу же открыл дверь.

— Великий Боже, — воскликнул он, — как же ты ужасно выглядишь!

Я сказал ему, что именно поэтому и забежал. Надо помыться и переодеться. Извинившись за то, что побеспокоил его, я поднялся наверх. Даже не заглянув в кабинет, прошел мимо, зашел в свою комнату, принял душ, побрился и надел все чистое. Покончив с этим, я, наверное, выглядел уже значительно лучше, а чувствовал себя намного бодрее.

Спустившись вниз, я услышал, как Фриц двигается по кухне, и прошел туда. Фриц как раз надевал передник.

— В чем дело? — спросил я. — Ведь еще только половина седьмого.

— Апельсиновый сок для тебя будет готов через две минуты, а завтрак — через десять.

— Но я должен сейчас же уйти.

— Вначале поешь.

И я послушался его. Фриц составил мне компанию, сидя на табурете возле стола и зевая. А потом глубокомысленно заметил:

— Это уже становится привычкой.

— Что именно?

— Ранний завтрак. Вчера, примерно в это же время, ну может быть немного попозже, я подавал завтрак Вулфу.

Моя рука, подносящая ко рту блин, замерла на полпути.

— И что же ты ему подавал?

— Не только Вулфу, но и Солу — яйца-пашот.

Я положил блин в рот и медленно разжевал его. Да, Сол Пензер внешне всегда выглядел неважно, но сыщик был первоклассный, лучше любого другого, о котором мне когда-либо приходилось слышать. Он мог работать и один, не связанный никакой конторой, и получал значительно больше, чем кто-либо другой. Когда Вулфу нужна была помощь, его выбор всегда в первую очередь падал на Пензера. Мы часто пользовались его услугами.

Я небрежно спросил:

— Сол, полагаю, работает за меня, не так ли?

— Не знаю. Я не в курсе его дел.

Но мне и без того все было ясно. Очевидно, Фрица предупредили: если я появлюсь поблизости, мне можно лишь сказать о том, что Сол завтракал здесь, но не более. Я не стал тратить силы, чтобы вытряхнуть из него все остальное, поскольку уже как-то пытался это сделать, но безуспешно.

Направляясь к выходу, я заглянул в кабинет и бегло просмотрел бумаги, лежавшие на столе. Почта за пятницу не содержала ничего срочного. В нашем памятном блокноте и на календаре не было никаких пометок, которые могли хотя бы намекнуть на дела, которые Вулф в мое отсутствие вел с Солом. Но в сейфе я кое-что обнаружил. И это говорило о том, что Вулф занимался совсем не обычной домашней работенкой. Я открыл сейф, потому что хотел позаимствовать оттуда небольшую сумму. Один из его ящиков был разделен пополам перегородкой. В правой части лежали деньги, предназначенные на мелкие расходы, в левой — на непредвиденные.

Забрав пять банкнотов по двадцать долларов, я заметил слева какой-то листок бумаги и взял его посмотреть. На листе аккуратным почерком Вулфа было написано: «с.27; 2000 л.Н.р.».

Согласно давно установленному порядку, в левой половине ящика всегда должно быть не менее пяти тысяч долларов. Беглый взгляд подсказал мне, что эта сумма претерпела значительные изменения. Теперь здесь недоставало двух тысяч. Это был очень интересный факт, настолько интересный, что я даже забыл сказать Фрицу «до свидания». Но он услышал, как я вышел из кабинета, и направился вниз, следом за мной, чтобы набросить цепочку.

Я сказал, что он может информировать Вулфа о моем раннем завтраке, но не больше.

Возвращаясь в такси на Леонард-стрит, я пытался решить, зачем Солу две тысячи долларов. Я старался вселить в себя надежду, что дело это не касается Присциллы Идз.

Я перебрал целый ряд вариантов задания Солу, начиная с поездки в Венесуэлу для проверки Эрика Хафа и кончая подкупом Эндрю Фомоза, с тем чтобы выведать у него сведения о том, что говорила ему жена. Но ни одну из этих догадок я не принял.

Пять часов, как я уже сказал, я все же поспал: в пятницу, с пяти до десяти часов утра, на старом, совершенно продавленном диване.

Я мог бы дать отчет и о сотне других дел, в которых принимал участие в течение моей работы с полицией, но не вижу, какую это могло бы принести пользу.

Я пытался разрешить много вопросов. На Двадцать девятой улице, на Леонард-стрит и на Сентер-стрит.

Я прочел множество рапортов и различных документов. Большую часть воскресенья я провел в полицейской машине с водителем в форме. Сам комиссар выдал мне предписание проверить длинный ряд людей, которые так или иначе были связаны хотя бы с одним подозреваемым.

Вернувшись на Двадцатую улицу в воскресенье около полуночи, я намеревался было уже отправиться на повторное свидание с тем прекрасным диваном, на котором уже однажды спал, но ничего из этого не вышло.