Виктор Каннинг - Королек

Он протянул руки, и ему надежно застегнули на запястьях наручники. После этого полицейские, похоже, успокоились. Дело сделано, работа почти закончена, дальнейшее их мало интересовало.

Коротенький вежливо произнес:

– Садитесь на заднее сиденье, сэр. Мы застегнули наручники спереди, чтобы вы могли курить, если захотите.

Гримстер выбрался из машины, ему открыли заднюю дверцу, и он проскользнул на сиденье. За руль сел высокий, который надевал наручники, второй обошел машину и сел рядом с Гримстером.

Машина тронулась и проехала мимо полицейского автомобиля. Водитель приветственно поднял руку. Гримстер в заднее стекло увидел, что полицейская машина разворачивается, чтобы ехать обратно.

Человек рядом с Гримстером снял фуражку и пригладил волосы. Он был средних лет, темное лицо избороздили глубокие морщины, седые брови словно подернул иней, вокруг темных глаз – частые морщинки.

– Сигарету? – предложил он.

– Нет, спасибо.

Полицейский закурил. Впереди водитель снял фуражку и бросил ее на сиденье рядом.

– Из Департамента? – спросил Гримстер.

Его сосед кивнул:

– Вы меня не вспомните. Я ходил на лекции, которые вы как-то читали. Четыре года назад. Извините, мистер Гримстер.

Водитель, не отрывая глаз от дороги – вел он быстро и аккуратно, – добавил:

– И меня тоже.

Гримстер улыбнулся:

– Но не более того?

Коротенький сказал:

– Я часто пытался представить – что может сбить меня с пути.

– А я и знать не хочу. – Водитель одной рукой расстегнул полицейский китель. – Чертовски неудобная штука.

– Там в бардачке фляжка с бренди, – произнес Гримстер. – Я же теперь не за рулем.

Его сосед перегнулся через переднее сиденье и достал из бардачка фляжку. Открутив колпачок, он протянул ее Гримстеру. Гримстер сделал глоток и вернул фляжку.

– Скажете, если еще захотите. – Сосед завинтил колпачок. От улыбки у него вокруг глаз собрались морщинки. – Мы только доставка. Не исполнители.

– Я понял. Полиция помогала?

Водитель ответил:

– Вас проследили до Тонтона. Вся полиция графства сотрудничала и ненавидела каждую минуту. Вы же их знаете. Ребята корректные, но не любят, когда им выкручивают руки. Мы подключились в Тонтоне. Говорят, вы замешаны с Гаррисоном.

– Возможно.

Его коллеги. Им известны правила, оттенки, отвращение, которое перерастает в холодное бесчувственное согласие, а главное – они убедительно играли роль людей и вели теплый человеческий диалог. К Гримстеру они не испытывали чувств и не проявляли любопытства. Каждый укрывался в коконе от любых слабостей. И сейчас они могли быть исполнителями, а не доставщиками. Им все равно. У Гримстера была отличная репутация; теперь часть ее утрачена – они знали, что он допустил ошибку. Ошибки непростительны. Его холодный план убийства сэра Джона выстудил интуицию. Сэр Джон жаждал смерти не больше, чем Гримстер. А эти двое готовы сочувствовать, не испытывая никаких чувств.

Словно в ответ на его мысли, водитель сказал:

– Систему не победить. Даже если начать с верхушки.

Сосед Гримстера, словно не слыша, сказал:

– Иногда мне поручали следить за Гаррисоном. Черта с два за таким уследишь. Здоровенный, а способен двигаться, как тень, если захочет. Одних способностей мало. Нужен талант. У него был.

– Но везение закончилось, – вздохнул водитель.

Гримстер промолчал. Ему доводилось слышать эпитафии и похуже, причем насквозь фальшивые. Эта была почти правдива.

Они ехали через ночь; снова пошел дождь – седьмой день подряд. Река будет высокой. Без жалости к себе, даже без озабоченности, Гримстер подумал, что больше ему не рыбачить, не использовать Королевский Соверен ни в этой стране, ни в другой, не держать в руках удочку, не чувствовать и не слышать, как стремительно уходит леска, когда рыба бросается по течению… не видеть стойку сеттера и вспорхнувшую стайку куропаток… Ну, раз так, пусть так. Но сэр Джон все равно уйдет первым. Никаких доказательств не нужно. Достаточно холодной веры. Все ошибаются, ошибся и он.

Водитель включил радио. Джули Феликс пела «Судью Джеффериса». Чувствительное кантри разлилось по машине. «Судья Джефферис был злобный человек». Все люди злые. Серые насквозь. Он собирается убить сэра Джона.

Въехали в Саут-Молтон; потянулась серая главная улица с серыми в свете фар домами за завесой дождя. По радио Джули Феликс начала «Космическую девушку» – водитель отбивал такт пальцами на руле. «Сказали мне, что нужен будет бластер и ледяное ружье…» Слова напомнили о Диллинге. Новые технологии, новое оружие… Из-за Диллинга, через Лили, Гримстер оказался здесь и собирается убить сэра Джона, потому что ни один шаг не делается в вакууме… цепь последствий от ямы два фута глубиной.

– Коппельстоун еще в Хай-Грейндже? – спросил Гримстер.

– Да, – ответил его сосед.

Коппельстоун стоял на верхней ступеньке лестницы рядом с Крэнстоном, когда подъехала машина; оба стояли спокойно, лампа над дверью отбрасывала короткие тени.

Конвоиры вывели Гримстера из машины; дождь брызгал в лицо, пока они не оказались под навесом у двери.

– Добрый вечер, Джонни, – ласково сказал Коппельстоун, попахивая выпивкой, и забрал чемоданчик.

Крэнстон обратился к «полицейским»:

– Там для вас пища и вещи. Но сначала осмотрите машину. Все, что в ней есть, отнесите в мой кабинет. – Он посмотрел на Гримстера, тронул повязку и с неожиданной печалью произнес: – Ну и дурак ты, Джонни.

Двое сопровождающих пошли к машине, а Гримстера повели внутрь. Дежурный за столом по-птичьи вскинул голову и снова уставился в журнал. Коппельстоун обыскал Гримстера, отобрал весь немудреный скарб и стянул с пальца перстень с зарянкой.

– Приказ сэра Джона, – улыбнулся он. – Наверное, боится, что вы нас загипнотизируете.

Они прошли через холл и вниз по ступенькам – там располагались подвал и тир. Гримстер знал, куда его ведут. В дальнем конце тира была маленькая комнатка, которую называли «карцер», используемая нечасто, но совершенно надежная. Шаги по плиткам пола отдавались гулким эхом. Крэнстон отпер стальную дверь и вошел первым. По углам горели четыре зарешеченные лампы. Стены без окон были сложены из больших гранитных блоков. В трех футах от входа стальная решетка перегораживала комнату от пола до потолка. Крэнстон отпер стальную дверь в решетке, и Гримстер вошел. Внутри были стул, стол, двухъярусная кровать, с ночным горшком под ней, и узкая деревянная полка вдоль задней стены с четырьмя-пятью книжками. На столе стояли стакан, бутылка бренди, настольная лампа и коробка сигар. Показав на них, Гримстер спросил:

– Привет от руководства?

Коппельстоун кивнул. На лице Крэнстона мелькнуло смущение, но он тут же опустил голову, запирая дверь решетки. Вот почему Крэнстон управлял в Хай-Грейндже. Снаружи он не годился – слишком легко его охватывали печаль и смущение.

Отдав Коппельстоуну связку ключей, Крэнстон молча ушел, оставив дверь в тир широко открытой. Коппельстоун уселся на маленький табурет. Гримстер, стоя у стола, поднял бутылку бренди, налил себе и сел на койку, согревая стакан в скованных руках.

– Когда придет сэр Джон?

– Завтра. В обычное время. – Коппельстоун положил чемоданчик Гримстера на колени и открыл, едва заглянул внутрь и закрыл. – Что случилось с Гаррисоном?

– Он явился, когда я достал чемоданчик Диллинга, и не прислушался к намеку.

– Где бумаги Диллинга?

– Оригиналы у миссис Хэрроуэй. Я отснял их и оставил пленку в кабинете сэра Джона.

– Значит, нам придется заключить контракт с мисс Стивенс?

– Да.

– Благородно… Что же сбило вас с пути? Доказательства или голые гипотезы? Так мучили мысли о Вальде?

– Я просто принял решение. – Гримстер улыбнулся и сделал большой глоток бренди.

Коппельстоун поднялся с чемоданчиком в руках.

– Вы в беде, Джонни. Но все будет сделано прилично, по нашим меркам.

– Когда?

– Завтра. Послезавтра. Я не знаю. Ничего личного. Просто перестановки в Департаменте. Вы знаете, как бывает.

– Разумеется.

В дверях Коппельстоун повернулся:

– Сегодня я впервые за долгое время практически не пил. Вы разочаровали меня, Джонни. – Он вышел и запер за собой дверь.

Гримстер допил бренди и завалился на койку. Через полчаса он спал.

В семь утра двое «полицейских», уже в штатском, принесли воду и умывальные принадлежности. Через полчаса они пришли забрать умывальные принадлежности. Старший сказал:

– Поразительно, что можно сделать со скованными руками.

– Как будто молитесь, – не удержался молодой.

Когда Гримстера оставили одного, он сел читать «Дейли мейл». Там было фото длинной череды машин в Вуберне вокруг львиного загона, еще одно – двух боярышников и мутного пятна оставшейся ямы. Благородный герцог должен быть на седьмом небе… Как любой директор цирка. И тут нет ничего странного, дворяне всегда были шоуменами, приученными к эксцентричности и публичности. Смерть Гаррисона стала сенсацией. Когда уйдет сэр Джон, драматических публикаций не последует. Гримстер представил, какое письмо получит его мать. Он видел десятки таких извещений. «Глубокие соболезнования… долгая служба… величайшая преданность… невозможно заменить… мы скорбим». Во всем этом одна правда – долгая служба. Его мать будет гордиться извещением, горевать о сыне и лелеять память о нем. Но сначала он должен убить сэра Джона. Ничто его не остановит.