Анна Грин - Кто убийца?

Миссис Бельден замолчала и погрузилась в грустные раздумья; я спросил ее, каким образом случилось, что никто из соседей не заметил, как Джен явилась к ней и поселилась здесь.

– Дело происходило так, — сказала она. — Стояла холодная сырая ночь, я рано легла спать; вдруг в час ночи кто-то осторожно постучал в окно, находившееся рядом с изголовьем постели. В полной уверенности, что заболел кто-нибудь из соседей и требуется моя помощь, я вскочила с кровати и спросила, кто там.

«Я Джен, горничная барышень Левенворт, пожалуйста впустите меня через кухонную дверь», — раздалось в ответ.

Удивленная этим неожиданным появлением, я зажгла лампу и пошла открыть дверь. Но при виде Джен я в ужасе отшатнулась. Она была бледна как смерть, дрожала и походила скорее на привидение, чем на живое существо; багажа с ней никакого не было.

«Джен, что случилось? — воскликнула я. — Почему вы приехали в такую пору и в таком виде?» — «Мисс Левенворт послала меня, — ответила она таким тоном, будто повторяла заранее внушенные ей слова, — она велела, чтобы я оставалась в вашем доме, но так, чтобы никто меня не видел и не знал, что я тут нахожусь». — «Но почему? Что случилось?» — спрашивала я, встревоженная.

«Этого я не могу сказать, — прошептала бедняжка, — мне запрещено, мне только велено остаться на время у вас». — «Но мне-то вы можете все сказать», — заметила я, помогая ей раздеться. «Я никому ни слова не должна говорить, — повторила она, — я дала клятву, и никакая сила на земле не заставит меня ее нарушить. Хотите ли вы меня принять на таких условиях или выбросите из дому?» — «Можете оставаться у меня». — «И вы никому не скажете о том, что я здесь?» — «Ни единой душе».

Это, по-видимому, ее успокоило; несчастная поблагодарила меня и покорно пошла в ту комнату, которую я указала ей, как самую уединенную во всем доме. Там она и оставалась до своей ужасной смерти.

– И это все? — спросил я. — Неужели она вам так и не дала никаких объяснений? Неужели не рассказала, почему бежала сюда и при каких обстоятельствах ушла из дома?

– Нет, она упорно молчала. Даже когда я с газетой в руках прямо спросила, имеет ли ее бегство какое-либо отношение к убийству старика Левенворта, и тогда она ничего не ответила, будто невидимая рука зажала ей рот.

Мы немного помолчали, потом я опять спросил:

– Скажите, не было ли у вас других поводов для подозрений, высказанных вами, кроме истории венчания Мэри, ее тяжелого положения, из которого освободить ее могла только смерть дяди, и уверений Джен, что она бежала сюда по приказанию Мэри?

– Все это, конечно, было подозрительно, но помимо этого вчера я получила от нее письмо, которое находится теперь у вас, как вы говорили. Я знаю, конечно, что грешно в подобном случае делать слишком поспешные выводы, но… но разве я могу думать иначе после всего того, что узнала?

Я ничего не ответил и опять спросил себя мысленно: «Можно ли после всего, что я узнал, быть еще уверенным в том, что Мэри Левенворт действительно не виновна в пролитой крови?»

– Конечно, ужасно делать такие выводы, — повторила миссис Бельден, — и если бы не слова, написанные ее собственной рукой, то, конечно…

– Миссис Бельден, — заметил я, — в начале нашего разговора вы высказали подозрение, что Мэри могла совершить это ужасное преступление не сама, а при помощи другого лица. Вы готовы подтвердить свои слова?

– Да, готова. Каково бы ни было ее участие в этом ужасном деле, но поднять сама руку на своего дядю она не могла. И только человек, любивший ее, стремившийся к обладанию ею, мог решиться на то, чтобы уничтожить препятствие, стоявшее между ним и ею.

– Значит, вы думаете, что…

– Что Клеверинг убийца? Без сомнения. Но разве недостаточно ужасна уже одна мысль о том, что он ее муж?

– Конечно, — ответил я и встал, чтобы скрыть волнение, охватившее меня после этого разговора.

Не знаю, что побудило меня вновь подняться по лестнице и войти в комнату, находившуюся над столовой. Девушка, лежавшая там, погруженная в беспробудный сон, могла бы лучше остальных разрешить томившую нас всех загадку. Я подошел к постели и посмотрел на ее спокойное, бесстрастное лицо почти с укором, но вдруг заметил, что из-под ее плеча выглядывал какой-то клочок бумаги. Что это? Письмо?

В высшей степени удивленный своим неожиданным открытием, я быстро нагнулся и достал листок; он был запечатан сургучом, но без адреса. Я тотчас же вскрыл его и прочел следующие строки, написанные, по-видимому, самой Джен, поскольку почерк был неровный, как обычно пишут люди малограмотные.

«Я — ужасное создание, я молчала все время, хотя знала вещи, которые непременно должна была рассказать. Но я не смела этого сделать, так как он угрожал, что убьет меня; я говорю о красивом статном господине с темной бородой, который в ту ночь, когда был убит мистер Левенворт, вышел из библиотеки с ключом в руках. Он казался таким расстроенным и дал мне денег, чтобы я уехала и молчала обо всем. Но я не могу больше молчать, мне все кажется, что я вижу, как плачет мисс Элеонора и просит, чтобы ее не запирали в тюрьму. Это истинная правда и мое последнее слово; я прошу Бога простить меня и спасти мисс Элеонору от ужасного несчастья».

Прошло полчаса. Поезд, с которым мы ждали Грайса, уже пришел; я стоял в дверях дома и следил за толпой, выходившей из здания вокзала. Меня уже начинало охватывать отчаяние, как вдруг я заметил Грайса: он медленно продвигался по направлению к дому вдовы, тяжело опираясь на палку. Лицо его было достойно кисти художника.

– Недурное утреннее приветствие, — воскликнул он, войдя со мной в дом. — Джен умерла, и все наши надежды разрушились. Что же вы теперь думаете о Мэри Левенворт?

Ни слова не говоря в ответ на это, я молча протянул ему посмертную записку Джен. Никогда не забуду выражения его лица, когда он ее прочитал.

– Боже мой, — воскликнул он, — это что такое?

– Признание умирающей, написанное собственноручно Джен: я нашел его полчаса тому назад на ее постели.

Грайс быстро пробежал строки глазами, и на лице его отразилось еще большее удивление. Он со всех сторон рассматривал бумагу и, казалось, не мог от нее оторваться.

– Вот это уже серьезная улика, — воскликнул я не без некоторого торжества, — это меняет все дело.

– Вы думаете? — спросил он резко. — Вы говорите, что нашли это на ее постели. Расскажите подробнее, как это произошло.

– Эта бумага лежала под покойницей, — сказал я. — Я заметил, что уголок высовывается из-под плеча, и достал ее, вот и все.

– Эта записка была сложена и лежала в конверте, когда вы ее обнаружили?

– Да, сложена и вложена вот в этот конверт, — подтвердил я, подавая ему конверт.

Сыщик внимательно осмотрел его и продолжал меня расспрашивать:

– Конверт и бумага очень помяты. Были ли они в таком виде, когда вы их нашли?

– Да, и не только смяты, но даже скомканы, как вы их видите сейчас.

– Скомканы? Вы в этом уверены? Так что же, девушка, когда еще была жива, вероятно, валялась на них?

– Пожалуй.

– Вы не ошиблись? Не возникло ли у вас впечатление, будто бумагу подсунули после ее смерти?

– Нет, наоборот, мне показалось, что письмо было в ее руке перед смертью и только потом бумага выпала из руки и очутилась под нею.

Лицо Грайса омрачилось, будто мой ответ несколько разочаровал его. Он положил письмо на стол и задумался, затем снова взял его в руки, внимательно осмотрел бумагу, на которой оно было написано, быстро взглянул в мою сторону и исчез вместе с ним за портьерой, прикрывавшей окно. Его поведение было настолько странно, что я невольно встал, чтобы последовать за ним, но сыщик махнул мне рукой и сказал:

– Займитесь лучше оловянным ящичком, о котором вы так много говорили, и посмотрите, действительно ли он содержит те документы, о которых упоминала вдова, а я хочу побыть немного один.

Я с трудом скрыл свое удивление, но все же исполнил его просьбу и сел за стол, чтобы посмотреть на содержимое ящичка. Но не успел я открыть крышку, как Грайс снова подошел ко мне, бросил письмо на стол и решительным тоном сказал:

– Разве я не говорил, что это самая запутанная история, с какой я когда-либо сталкивался в жизни, мистер Рэймонд? — Впервые глаза его встретились с моими, до такой степени он был взволнован. — Приготовьтесь разочароваться: это письмо написано не Джен.

– Как? Это подлог?

– Да! Бедняжка и не думала писать этого письма.

– Но откуда вы знаете? — спросил я, вскочив с места.

– Посмотрите сами на письмо, исследуйте его внимательно. Теперь скажите, что вы в нем находите особенного, что бросается в глаза?

– Прежде всего то, что буквы как будто вырисованы очень тщательно, так, как всегда делают малограмотные люди.