Анна Грин - Кто убийца?

– А что еще?

– Что буквы написаны на оборотной стороне обыкновенного листа бумаги.

– Обыкновенного листа?

– Да.

– То есть такого листа, который обыкновенно употребляют в торговых домах. А теперь всмотритесь внимательнее в строчки.

– Строчки начинаются от самого верхнего края — очевидно, часть листа была отрезана.

– Проще сказать, этот фрагмент вырезан из большого листа, не так ли?

– Да.

– И это все, что вы заметили?

– Не знаю, что можно еще обнаружить.

– Но разве вы не понимаете, что именно отрезано от этого листа?

– По всей вероятности, фабричное клеймо в углу, но я не понимаю, почему это так важно?

– Неужели? Неужели вы не понимаете, что благодаря этому мы лишены возможности узнать, откуда взялась эта бумага?

– Да, но я не вижу…

– В таком случае вы больший дилетант, чем я думал. Джен не могла быть заинтересована в том, чтобы скрыть фабричное клеймо, значит, отрезал верхнюю часть листа кто-то другой, а не она.

– Это вполне возможно, но…

– Ну, теперь прочитайте еще раз это признание и скажите, что вы о нем думаете?

Я исполнил его приказание и произнес:

– Девушка, терзаемая страхом, решилась на самоубийство, и Генри Клеверинг…

– Генри Клеверинг?

Вопрос этот был задан таким многозначительным тоном, что я с удивлением взглянул на Грайса.

– Да, — ответил я.

– Простите, я не знал, что здесь упоминается имя Клеверинга.

– Имя его здесь не названо, но описание убийцы…

– Неужели вы думаете, что такая девушка, как Джен, удовольствовалась бы тем, что описала бы наружность и не назвала имени, хотя оно было ей известно?

С этим пришлось, конечно, согласиться.

– Вы верите рассказу миссис Бельден? — спросил меня сыщик.

– Да…

– И вы верите, что рассказ ее относительно трагических событий последних дней совершенно правдив?

– Да.

– В таком случае вы должны согласиться с тем, что Джен, передававшая письма влюбленных, должна была знать имя Клеверинга.

– Без сомнения.

– Тогда почему она не назвала его в этом признании? Если она действительно хотела спасти Элеонору, как здесь пишет, ей проще всего было назвать имя убийцы. Это описание наружности человека без упоминания его имени показывает, что письмо написано не этой простой необразованной девушкой, но другой особой, старавшейся подладиться под нее, однако очень неудачно. Но это еще не все. Ведь Джен уверяла миссис Бельден, что прислала ее сюда Мэри Левенворт, а в письме говорится о том, что она явилась сюда по приказанию человека с темной бородой.

– Но разве не могли они оба прислать ее сюда?

– Конечно. Тем не менее всегда подозрительно, когда устные и письменные показания одной и той же особы между собой различаются. Но для чего мы, собственно говоря, теряем время на пустые догадки, когда одно слово из уст миссис Бельден может разрешить все наши сомнения?

– Одно слово? — переспросил я. — Но я услышал от нее сегодня тысячу слов и все же не узнал ничего нового.

– Это вы говорили с ней, — заметил Грайс с иронией, — а не я. Будьте добры позвать ее сюда.

– Еще одно, — сказал я, — разве не могло быть, что Джен нашла этот лист бумаги и обрезала его, сама не подозревая, какое это может иметь значение?

– Вот это мы сейчас и узнаем, — сказал Грайс.

Миссис Бельден сидела у себя в комнате, взволнованная и заплаканная, когда я сообщил, что мистер Грайс хочет говорить с ней. Она быстро поднялась с места и последовала за мной. Сыщик, совершенно переменив манеру поведения, оказался в высшей степени внимательным и любезным по отношению к вдове, так что она невольно преисполнилась доверия к нему.

– Так, значит, вы та самая дама, в доме которой произошел столь загадочный случай, — начал он. — Позвольте попросить вас сесть, если вообще я на это имею право в доме, где вы хозяйка.

– Мне положительно кажется, что я уже здесь не хозяйка, — грустно заметила миссис Бельден. — Я здесь точно в тюрьме, говорю или молчу по приказанию посторонних лиц — и все из-за того несчастного существа, которое я приютила у себя из жалости.

– Да, к сожалению, это так, — согласился Грайс, — но, надеюсь, мы все расставим по местам и это злосчастное самоубийство будет разъяснено самым естественным образом. Ведь у вас в доме не имеется яда?

– Нет, сударь.

– И эта девушка ни разу не выходила из дома за все это время?

– Она ни шагу не делала из дома.

– И никто к ней не приходил?

– Никто.

– Так что даже при всем желании она не могла раздобыть себе яду?

– Положительно, это было невозможно.

– Если только она не принесла его с собой?

– Вряд ли она могла это сделать. Вещей у нее с собой не было, а карманы платья я осмотрела.

– Что вы там нашли?

– У нее были бумажные деньги на большую сумму, так что это невольно заставляло задуматься, несколько мелких монет и обычный носовой платок.

– Значит, девушка не могла умереть от яда, раз его не было в доме, — произнес Грайс так убежденно, что вдова растерялась.

– Я уже говорила это мистеру Рэймонду, — произнесла она, с торжеством взглянув на меня.

– По всей вероятности, она умерла от паралича сердца, — продолжал сыщик, — вы, кажется, говорили, что она вчера еще была совершенно здорова?

– Конечно, по крайней мере так мне показалось.

– И она была постоянно в хорошем расположении духа?

– Да, все время.

– Это, однако, очень странно, — заметил Грайс, подмигивая мне, — я этого не могу понять, ведь она должна была очень беспокоиться о тех, кого оставила в городе.

– Да, я тоже так думала, — сказала миссис Бельден, — но она, по-видимому, вовсе о них не думала.

– Как?! — воскликнул изумленно сыщик. — Она не беспокоилась даже о мисс Элеоноре? Может быть, она не знала, в каком положении та находится?

– Она это знала, ведь я сама рассказывала ей. Я всегда считала Элеонору выше каких-либо подозрений, и меня очень удивляло то, что о ней писали в газетах. Поэтому я отправилась к Джен и прочитала ей все, что говорилось об Элеоноре, причем зорко следила за выражением ее лица.

– Как же она отнеслась к этому?

– Этого я не могу сказать. Она сделала вид, будто ровно ничего не понимает, и просила меня не говорить с ней больше об этом убийстве.

– Когда это было?

– Недели три назад.

– И с тех пор разговор этот не возобновлялся?

– Ни разу.

– Значит, она даже не спрашивала, каковы дела Элеоноры, ее госпожи?

– Нет, никогда.

– Может быть, вы заметили, что ее мучили угрызения совести или страх?

– Наоборот, мне казалось, что она вполне весела, будто скрывает что-то очень для нее приятное.

– Однако это весьма странно, — сказал Грайс задумчиво, — этого я совершенно не могу объяснить.

– Я тоже. Сначала я решила было, что она настолько глупа и ограниченна, что даже не понимает всей величины несчастья, обрушившегося на ее господ. Но потом, узнав эту девушку поближе, переменила свое мнение о ней. Я пришла к тому убеждению, что она готовится к какой-то большой перемене в жизни, которая предстоит ей в ближайшем будущем. Так, однажды она спросила меня, как я думаю, может ли она выучиться играть на рояле. В конце концов я вывела из всего этого заключение, что ей обещано много денег, если она сохранит тайну и не выдаст ее никому, и это казалось ей настолько заманчивым, что она не брала в расчет темную сторону этого дела. Только так я могла объяснить ее страстное желание восполнить недостаток образования, а также ту радостную улыбку, которая изредка скользила по ее лицу, когда она думала, что за ней не наблюдают. Это-то и заставило меня так удивиться при известии о ее смерти. Я положительно не могла себе представить, что это здоровое, жизнерадостное создание покончит с жизнью. Но…

– Подождите минуту, — прервал ее сыщик, — вы, кажется, говорили, что она начала учиться писать и читать, не так ли?

– Да, она хотела, собственно говоря, усовершенствоваться в этом, поскольку уже умела читать печатные буквы и писать какие-то каракули, когда пришла ко мне в дом.

Грайс так ущипнул меня за руку, что я чуть не вскрикнул.

– Когда она пришла в дом? Но, значит, Джен в этом отношении пошла дальше уже с вашей помощью? Вы ее учили читать и писать?

– Да, она списывала у меня прописи и…

– Нет ли у вас каких-нибудь образчиков того, что она здесь писала? — полюбопытствовал Грайс. — Мне хотелось бы взглянуть на ее упражнения.

– Право, не знаю, смогу ли найти их, — я обыкновенно тотчас же их уничтожала, поскольку не люблю, чтобы подобные вещи валялись по комнатам. Впрочем, пойду поищу.

– Пожалуйста, — проговорил Грайс, — я пойду с вами наверх: мне бы хотелось взглянуть на нее.