Агата Кристи - Смерть в облаках

Он выглядел несколько удрученным.

— Ну как, mon cher? — спросил Фурнье.

— Я разговаривал с самой директрисой — матерью Анжеликой. Вы знаете, это так романтично — трансатлантические переговоры. Запросто разговаривать с человеком, который находится на другой стороне земного шара.

— Фотография, переданная по телеграфу, — это тоже весьма романтично. Наука — это сплошная романтика. И что вы узнали?

— Я говорил с матерью Анжеликой. Она в точности подтвердила все, что миссис Ричардс рассказала нам об обстоятельствах, при которых она попала в Институт де Мари. Она высказывалась достаточно нелицеприятно о ее матери, покинувшей Квебек с французом-виноделом. В то время мать Анжелика даже испытывала облегчение от того, что ребенок не попадет под влияние своей матери. С ее точки зрения, Жизель катилась вниз по наклонной плоскости. Деньги присылались регулярно, но Жизель даже и не помышляла о свидании.

— Собственно говоря, ваш разговор лишь подтвердил то, что мы услышали сегодня утром.

— Практически да, если не считать того, что я узнал некоторые подробности. Анна Моризо покинула Институт де Мари шесть лет назад и стала маникюршей, затем она устроилась прислугой у какой-то важной дамы и вместе с ней уехала из Квебека в Европу. Писала она нечасто, но мать Анжелика получала от нее весточку по меньшей мере дважды в год. Когда она прочитала в газете сообщение о коронерском следствии, то поняла, что эта Мари Моризо, скорее всего, и была той самой Мари Моризо, которая жила некогда в Квебеке.

— А что известно о ее муже? — спросил Фурнье. — Теперь, когда мы точно знаем, что Жизель была замужем, муж как раз и может оказаться неучтенным фактором?

— Я тоже об этом подумал. Это была одной из причин моего звонка. Жорж Леман, беспутный муж Жизели, погиб в первые дни войны.

Он умолк, а затем неожиданно спросил:

— О чем я сейчас говорил?.. Нет, не самая последняя фраза, а перед этим? Мне сейчас вдруг показалось, что я, сам того не осознавая, сказал что-то очень важное.

Фурнье повторил, насколько смог запомнить, слова Пуаро, но маленький человечек недовольно покачал головой.

— Нет… нет… это все не то. Ну ладно, неважно…

Он повернулся к Джейн и завязал с ней непринужденный разговор.

В конце трапезы от предложил пойти выпить кофе в холле.

Джейн согласилась и протянула руку за сумочкой и перчатками, лежавшими на столе. Взяв их, она с досадой поморщилась.

— Что случилось, мадемуазель?

— О, ничего особенного, — рассмеялась Джейн. — У меня сломался ноготь. Мне нужно его подпилить.

Неожиданно Пуаро снова сел.

— Nom d'un nom d'un nom[46], — чуть слышно пробормотал он.

Его собеседники уставились на него в изумлении.

— Мсье Пуаро, — воскликнула Джейн, — что все это значит?

— Это значит, — сказал Пуаро, — что теперь я вспомнил, почему лицо Анны Моризо мне знакомо. Я видел ее раньше… в самолете в день убийства. Леди Хорбери послала за ней, чтобы она принесла пилку для ногтей. Анна Моризо была прислугой у леди Хорбери.

Это неожиданное открытие произвело ошеломляющее впечатление на всех троих. Дело приняло совершенно новый оборот.

Выяснилось вдруг, что Анна Моризо, не имевшая, казалось, никакого отношения к трагедии, самым непосредственным образом находилась на месте преступления. Пары минут хватило на то, чтобы заново оценить все соображения и версии.

Пуаро отчаянно взмахнул руками, глаза его были закрыты, а лицо искажено гримасой.

— Минуточку… минуточку, — умолял он их, — я должен подумать, увидеть, понять, каким образом это может повлиять на все мои представления об этом деле. Мне нужно сосредоточиться! Я должен вспомнить… Тысяча проклятий моему злосчастному желудку! Я был занят только собственными ощущениями.

— Значит, на самом деле она была в самолете, — сказал Фурнье, — понятно. Я начинаю понимать.

— Я припоминаю, — сказала Джейн, — высокая, темноволосая девушка. — Она прикрыла глаза от усилия, пытаясь вспомнить. — Мадлен, так называла ее леди Хорбери.

— Верно, Мадлен, — сказал Пуаро.

— Леди Хорбери послала ее в самый хвост самолета за сумочкой — красным несессером.

— Вы хотите сказать, — воскликнул Фурнье, — что эта девушка прошла как раз мимо того кресла, в котором сидела ее мать?

— Совершенно верно.

— Мотив, — сказал Фурнье и глубоко вздохнул. — И возможность… Да, все в наличии.

И обычно меланхоличный и сдержанный Фурнье яростно стукнул рукой по столу.

— Но, черт побери! — воскликнул он. — Почему никто даже не упоминал об этом? Почему ее не включили в список подозреваемых?

— Я уже говорил вам, друг мой. Я уже говорил вам, — ответил Пуаро утомленно. — Всему виной мой злосчастный желудок.

— Да, да, это вполне можно понять. Но ведь были и здоровые желудки — у стюардов, у других пассажиров.

— Мне кажется, — сказала Джейн, — это, вероятно, потому, что все произошло слишком рано. Самолет только что взлетел в Ле-Бурже, после этого Жизель была жива и здорова еще час или около того; Похоже, что она была убита значительно позже.

— Это любопытно, — задумчиво сказал Фурнье. — Может быть, яд был замедленного действия? Бывает и такое…

Пуаро застонал и уронил голову на руки.

— Я должен подумать. Я должен подумать… Может ли быть, что абсолютно все мои рассуждения оказались неверны?

— Старина, — сказал Фурнье. — Бывает иногда и такое. У меня, например, тоже бывает. Теперь это с вами случилось. Нужно иногда спрятать свою гордость в карман и пересмотреть свои рассуждения.

— Верно, — согласился Пуаро. — Возможно, что все это время я придавал слишком большое значение одной детали. По моим расчетам, я должен был обнаружить определенный ключ к разгадке. Я нашел его и, исходя из этого, построил все следствие. Но если я с самого начала ошибался, если этот предмет оказался там, где он оказался, лишь по чистой случайности… ну тогда… да… я признаю, что я не прав — абсолютно во всем не прав.

— Вы не можете игнорировать всю важность такого поворота событий, — сказал Фурнье. — Мотив и возможность, что вам еще нужно?

— Ничего. Может быть, все именно так, как вы говорите. Яд замедленного действия — это, конечно, что-то экстраординарное, с практической точки зрения, можно даже сказать, невозможное. Но там, где речь идет о ядах, случается даже невозможное. Нужно иметь в виду вероятность идиосинкразии…

Его голос оборвался.

— Нам следует обсудить план действий, — сказал Фурнье. — В данный момент, я полагаю, было бы неблагоразумно вызвать подозрение у Анны Моризо. Она даже понятия не имеет о том, что вы ее узнали. У нас не возникло сомнений в ее добропорядочности, она в этом уверена. Нам известно, в каком отеле она остановилась, и мы можем связаться с ней через Тибо. С юридическими формальностями можно и не спешить. Нами установлены два важных момента — возможность и мотив. Нам нужно еще доказать, что у Анны Моризо был змеиный яд. Остается также невыясненным вопрос об американце, который купил духовую трубку и дал взятку Жюлю Перро. Это наверняка был ее муж — Ричардс. Ведь только с ее слов мы знаем, что он в Канаде.

— Как вы сказали… муж? Конечно, муж. Ах, подождите, подождите!

Пуаро стиснул руками голову.

— Все опять не так, — пробормотал он. — Я не использую маленькие серые клеточки мозга методично и по порядку. Нет, я сразу перепрыгиваю к выводам. Я подумал, вероятно, то, что и должен был подумать. Нет, опять неверно. Если моя первоначальная идея была правильной, ничто не может вынудить меня думать по-другому…

Он внезапно смолк.

— Прошу прощения, — обратилась к нему Джейн, но он не ответил.

Какое-то время он молчал, затем опустил руки, сел совершенно ровно и аккуратно поправил вилки и солонку — так, чтобы они лежали абсолютно симметрично.

— Давайте-ка порассуждаем, — сказал он, — или Анна Моризо преступница, или она непричастна к преступлению. Если она невиновна, то почему она лгала? Почему она скрыла тот факт, что она была прислугой у леди Хорбери?

— Действительно, почему?

— Так что предположим что Анна Моризо причастна к преступлению, поскольку она солгала. Однако подождите. Допустим, мое первое предположение было правильным. Не противоречит ли этому предположению причастность Анны Моризо к преступлению, то есть то, что она солгала? Да… да… это могло бы быть — при одном условии. Но в таком случае — и если это условие соответствует истине — тогда Анны Моризо вообще не должно было быть в самолете.

Все смотрели на него с вежливым, но, похоже, несколько снисходительным интересом.

Фурнье думал:

«Теперь я понимаю, что имел в виду этот англичанин, Джэпп. Старикан словно нарочно создает трудности. Он старается сделать так, чтобы дело, оказавшееся простым, выглядело как можно сложнее. Он не может примириться с наипростейшим решением, если только оно не совпадает с его предвзятыми идеями».