Марджори Эллингем - Кошелек предателя

— Да, — немного подумав, ответила девушка — Да, я полагаю, что это верно. Он не боится умного окружения.

Энскомб хмыкнул, а потом назидательно произнес:

— Совершенно блестящий человек. Нам исключительно повезло, что он здесь, в Бридж. Я помню заседание, когда его представили нам на Тайном Совете. Многие горячо поздравляли меня как наследственного секретаря Общества, но в ответ я сказал: «Не благодарите меня, Мастера Бридж, — как вы знаете, это привычное обращение, — не благодарите меня. Лучше скажите спасибо этому человеку за то, что он пришел к нам».

Он откинулся на сиденье и вздохнул. Кэмпион понял, что он говорил о чем-то очень близком и дорогом ему. В его словах угадывались и гордость и некоторая напыщенность.

Энскомб? Это имя ничего не значило для Кэмпиона. Но в названиях Бридж и Институт ему послышалось что-то знакомое. Ему показалось, что они хорошо известны и он их давно знает.

Сейчас старик заговорил снова.

— К тому же Обри богат. Об этом широко не распространяются, но он отдает все свои две тысячи фунтов жалованья какому-то школьному фонду на севере. Должно быть, у него немалый личный доход и это его вполне устраивает. У него уникальное положение, которого не купишь ни за какие деньги, а дом — настоящий музей и тоже не для продажи. У вас там полный комфорт?

— Да, это великолепный дом, ты согласен, Алберт? — Кэмпиону понадобилось несколько секунд, чтобы понять — она обратилась к нему, но потом он с восторгом откликнулся.

Мистер Энскомб повернулся к нему.

— Вы устали, — заметил он. — Вам это тяжело далось. Так часто бывает. Лондон способен утомить. Что на вас надето? Плащ? Что-то шелестит, но я не могу вас разглядеть. Здесь очень тепло. Почему бы вам его не снять?

— Нет. Пожалуй, я не хочу. Спасибо. — К своему ужасу, он услышал, что засмеялся, но девушка опять пришла к нему на помощь.

— Оставьте его в покое, — сказала она. — Ему стыдно. Он сел не в ту машину, заставил нас петлять следом за ним, и сейчас от него пахнет, как от магазина, где торгуют велосипедами. Разумеется, Алберт, ты должен снять плащ и никогда не носить его в закрытом помещении. Ну вот, мы и приехали. Ведь это ваши ворота, мистер Энскомб? Вы не сочтете ужасно невежливым, если мы не станем заезжать внутрь?

— Нет, конечно, нет. Я и сам опаздываю. Весьма вам благодарен. Я понимаю, что навязался к вам сегодня днем, но вы были так любезны, так любезны.

Говоря это, он с трудом поднялся, и его глуховатый, дурашливый голос тягуче заскрипел. Он благополучно вырвался из машины и захлопнул дверь. Кэмпион увидел через окно, как Энскомб прошел мимо высоких оштукатуренных колонн к большому дому, темневшему за ними.

— Старый дурак, — неожиданно вырвалось у девушки. — Он забыл свой сверток. Я оставлю тебя на минуту. Нужно немедленно ему отдать.

— Лучше я это сделаю, — выпалил Кэмпион, нащупывая ручку двери.

— Ты не можешь в таком виде.

— Нет, почему же. Он меня не увидит. А если увидит, то подумает, что я просто чудак. Где его сверток?

— Она обернулась к нему в темноте.

— Я полагаю, это книги, — сказала она. — Держи.

Он взял квадратный пакет и, пошатываясь, двинулся по узкой дорожке вслед за удаляющимся Энскомбом. Было светлее, чем он предполагал, и он не стал окликать старика. Дверь дома уже закрылась, когда он добрался до нее. Не желая стучать, он положил пакет на ступеньку и поспешил к поджидавшей его машине. С уходом Энскомба автомобиль начал казаться более уютным. Девушка мягко нажала на сцепление и они поехали. Человек, все еще пытающийся вспомнить, правда ли его зовут Албертом Кэмпионом, наклонился вперед. Теперь, оставшись наедине с этой очаровательной, хотя и неузнанной собственной женой, он растерялся и понял, каким жизненно важным может быть их объяснение. Она необычайно действовала на него. Он был так рад, так по-детски счастлив, что нашел ее. Он молил Бога, чтобы она позволила ему положить голову ей на грудь и он смог бы немного поспать. Нелепо было спрашивать, как ее зовут.

— Это все так трудно, — робко начал он.

— Я знаю, — искренне согласилась она и, удивленный ее прямотой, он замолчал. — Это ужасно, а времени на разговоры у нас нет. Надо спешить. Мы уже на подъезде к дому и нам нельзя опаздывать. Это вызовет подозрения.

Она круто вырулила машину и проехала через ворота с колоннами.

— Я нашла тебя чудом. Я ждала на станции, как мы и условились. Я избавилась от Энскомба где-то около четырех часов, но потом он все время был со мной, и я плела ему одну небылицу за другой. Я должна была взять его с собой, потому что он настаивал. Он сказал, что ему необходимо повидаться со своим зубным врачом и попросил Ли Обри, чтобы я его подвезла. Ли специально обратился ко мне, и я не могла ему отказать, иначе он бы меня в чем-нибудь заподозрил. Вот так он здесь и очутился.

Машина не останавливалась. Насколько мог судить Кэмпион, они миновали парк. Девушка продолжала говорить. Она нервничала и у нее перехватывало дыхание.

— Он ужасный старикашка, верно? — допытывалась она. — Почти все время глуп, как пробка, и вдруг какое-то озарение. Так и не знаешь, то ли это серебро блеснуло сквозь тусклый слой, то ли последние просветы на старой оловянной ложке. У нас одна надежда — успеть к обеду и чтобы все прошло нормально. Что у тебя там под этим обмундированием для дезинфекции? Можно его оставить в машине?

— Все зависит от того, куда мы едем, — сказал я. — На мне страшная серая фланелевая пижама.

— Что? — Она в изумлении бросила руль и повернулась к нему. — Что случилось? Ты не ранен?

— Боже мой, нет, — ответил он, тронутый ее участием. — Со мной все в порядке. Меня только сбили с ног.

— Так значит, это было, было, — воскликнула она с большим облегчением, чем он ожидал, и куда менее удивленно. — Человек в писчебумажной лавке шепнул мне «больница». У меня не было возможности поговорить с ним. Там собралось много народа, и я торопилась. Время приближалось к пяти, и этот проклятый Энскомб уже сидел в машине. Старик что-то знает, могу поклясться.

— Больше, чем я, — мрачно заметил Кэмпион.

Девушка тут же откликнулась.

— Да, — подтвердила она, — и я об этом подумала. Не надо о нем забывать. Я рада, что с тобой все обошлось. Я и представить себе не могла, что тебя положили в больницу. Когда я увидела тебя выходящим в этом «скафандре», то решила — кто-то из друзей одолжил его тебе, чтобы ты спрятал всякий мусор. Твой костюм у меня в багажнике. Вот почему меня так беспокоило, что ты не пришел до возвращения Энскомба. Я не знала, как мне передать тебе вещи, пока он тебя не увидит. Да, теперь переодеваться глупо. Ты должен пробираться тайком.

Кэмпион засмеялся. Она была очаровательна, а он очень устал.

— Как вам будет угодно, леди, — отозвался он. — Куда мы направляемся?

— Полагаю, вот к этому боковому входу, — сказала она. — Эта дорога во двор, где мы сможем поставить машину. Я знаю, что гостям не подобает пользоваться черным ходом, но мы будем скверно выглядеть, если нас заметят. Ты, конечно, можешь снова крикнуть «пожар!», но потом и это не поможет.

Он сидел, разглядывая ее силуэт, когда она мастерски разворачивала большую машину, выезжая на узкую дорожку рядом с огромным темным особнячком. Она была восхитительной юной женщиной, практичной, энергичной, как ребенок, и совершенно искренней. Он подумал, что голос у нее самый хладнокровный и успокоительный из всех, что он когда-либо слышал.

Она припарковала машину, и он, неловко пошатываясь, вышел в старинный конный двор, вымощенный булыжником. Низкие, изящные линии георгианских служб едва виднелись в тусклом освещении. Она открыла крышку багажника и нагнулась, чтобы вытащить оттуда чемодан. Он взял его у нее и положил свободную руку ей на плечо, но она не обратила внимания на его жест, и ему пришло в голову, что открытое выражение чувств было ему несвойственно. Он несколько растерялся, когда она позвала его из дома.

— Входи, Алберт. Сейчас ужасно поздно.

Она ждала его в темной передней с арками.

— Поднимись на две ступеньки вверх. Свет загорится только, когда ты откроешь дверь, — объяснила она.

Деревянная дверь неслышно захлопнулась за ним, в небольшом проходе, где они стояли, зажегся свет, и в его мягком, желтоватом отблеске стал виден обитый панелями интерьер прекрасного дома в георгианском стиле. Дверь, занавешенная шторой, отделяла от него комнаты, а узкий пролет дубовой лестницы слева вел к такой же двери на верхнем этаже. Девушка направилась к этой верхней двери и, когда она поднималась по лестнице, он вдруг увидел ее и узнал; на поверхность страшной тьмы его сознания впервые всплыло что-то знакомое. Ее тонкая юношеская спина под отлично сшитым коричневым твидовым жакетом костюма, рыжеватые кудри, маленькая смуглая рука, держащаяся за перила — все это было хорошо знакомо и невыразимо дорого ему.