Арнольд Беннет - «Великий Вавилон»

— С какой даты вам угодно считать нашу сделку состоявшейся? — спросил Вавилон.

— О, — воскликнул слегка удивленный Раксоль, — мне все равно. С сегодняшней, я думаю?

— Как пожелаете. Я давно собирался на покой. И теперь, когда наступила минута ухода, да еще и с таким шумом, — я готов. Я вернусь в Швейцарию. Там много не истратишь, но это моя родина. Я стану первым швейцарским богачом.

Он улыбнулся горестно-насмешливо.

— Да у вас и так, небось, состояние-то порядочное? — спросил будто мимоходом и с некоторой фамильярностью Раксоль, словно ему впервые пришла в голову такая мысль.

— Кроме той суммы, что я получу от вас, у меня еще полмиллиона в обороте, — скромно проговорил швейцарец.

— Значит, вы будете почти миллионером? — добродушно поинтересовался новоиспеченный владелец отеля.

Феликс Вавилон кивнул.

— Поздравляю, — сказал Раксоль тоном судьи, обращающегося к только что получившему патент молодому стряпчему. — Девятьсот тысяч фунтов, переведенные на франки, — немалая сумма для Швейцарии.

— Для вас, мистер Раксоль, такая сумма, конечно, означала бы бедность. А чему приблизительно равняется ваше состояние? — прибавил он, заражаясь нескромностью собеседника.

— Да я, право, и сам точно не знаю, миллионов эдак около пяти, должно быть, — ответил простодушно Раксоль.

— У вас бывали Затруднения, мистер Раксоль?

— Да и теперь есть. Вот бездельничаю пока в Лондоне, чтобы отдохнуть от них немного.

— Покупка гостиниц тоже входит в ваше представление об отдыхе? — с некоторой иронией продолжил свои расспросы Феликс Вавилон.

Раксоль пожал плечами.

— Все-таки разнообразие, знаете, после железных-то дорог! — засмеялся он.

— Ах, мой друг, вы сами не знаете, что купили!

— Как не знать, — возразил американец, — я просто-напросто купил самую лучшую гостиницу в мире, вот и все.

— Правда, правда, — согласился Вавилон, задумчиво глядя на старинный персидский ковер. — Во всем свете не существует ничего равного моей гостинице. Но вы раскаетесь в своей покупке, мистер Раксоль. Это, конечно, дело не мое, но я все-таки не могу не сказать вам: вы раскаетесь в этой покупке.

— Я еще никогда ни в чем не раскаивался, — с налетом самоуверенности заявил заокеанский магнат.

— Так, значит, очень скоро начнете, быть может, уже сегодня.

— Почему вы так думаете? — удивленно спросил Теодор Раксоль.

— Да потому, что «Великий Вавилон» — это «Великий Вавилон». Вам кажется, что, раз вы управляете железными дорогами, или копями, или пароходной линией, значит, можете управлять чем угодно. Может быть. Только не «Великим Вавилоном». В «Великом Вавилоне» есть что-то такое… — Бывший владелец гостиницы воздел руки к потолку.

— Прислуга, конечно, обкрадывает вас, — утвердительно заметил американец.

— Конечно. Я теряю на этом приблизительно фунтов сто в неделю. Но это что! Я подразумеваю совсем другое. Я говорю о наших постояльцах. Это все слишком высокопоставленные персоны. Великие дипломаты, великие капиталисты, великие сановники — все люди, правящие миром, теснятся под моей кровлей. Лондон — центр всего, а моя гостиница — ваша гостиница — центр Лондона. Как-то раз у меня одновременно поселились король и вдовствующая императрица! Только представьте себе это!

— Это великая честь, мистер Вавилон. Но в чем же затруднение?

— Где ваша проницательность, мистер Раксоль? — с грустной усмешкой ответил тот. — Где вся та сообразительность, которая доставила вам такое богатство, что вы даже не можете его сосчитать? Неужели вы не понимаете, что крыша, под которой ютится вся сила и власть мира, должна, при необходимости, стать убежищем также и для бесчисленных, безымянных заговоров, интриг, злодейств и всяких темных дел? Все это ясно как день и темно как ночь. Я никогда не знаю, кто меня окружает, мистер Раксоль. Я никогда не знаю, что делается вокруг меня. Только иногда передо мной вдруг мелькнет на мгновение нечто странное, намекающее на подозрительные поступки и темные тайны. Вы говорили о моих слугах. Это всё слуги хорошие, ловкие и умелые. Но что они помимо этого? Насколько мне известно, мой четвертый помощник повара может оказаться просто-напросто агентом какого-нибудь европейского правительства! Как знать, может, и сама неоценимая мисс Спенсер состоит на жалованье у какого-нибудь придворного портного или франкфуртского банкира? Даже Рокко может быть еще кем-нибудь, кроме Рокко.

— Тем интереснее, — заметил Теодор Раксоль.

— Как ты, однако, долго, папочка, — проговорила Нелла, когда миллионер вернулся к столу номер семнадцать.

— Всего-то двадцать минут, голубушка.

— А ты говорил — на две секунды! Это большая разница! — чуть капризно заметила девушка.

— Да ведь пришлось, знаешь ли, дожидаться, пока бифштекс-то поджарится!

— И много хлопот тебе доставила наша пирушка?

— Никаких. Но она обошлась совсем не так дешево, как ты думала, — ответил любящий отец.

— То есть как, папочка? — удивилась Нелла.

— Да так, что я просто-напросто взял да и купил всю гостиницу. Не проболтайся смотри.

— Ну, ты всегда был родитель самый примерный! Так ты подаришь мне на день рождения гостиницу?

— Нет, я буду сам ее держать — для развлечения. А кстати, для кого этот стул? — Раксоль заметил, что на столе появился третий прибор.

— Это для одного моего приятеля, который явился пять минут назад. Конечно, я пригласила его разделить с нами обед. Он сейчас придет, — последовал незамедлительный ответ.

— Могу я взять на себя смелость спросить, кто это?

— Некто Диммок, по имени — Реджинальд, по роду деятельности — англичанин, живущий в качестве компаньона при Ариберте, принце Познанском. Я познакомилась с ним, когда прошлой осенью была с кузиной Гетти в Петербурге. Да вот и он. Мистер Диммок, это мой милый папа. Знаете, он одержал-таки победу над поваром насчет бифштекса!

Перед Теодором Раксолем предстал очень молодой человек с глубокими черными глазами и наивной мальчишеской физиономией. Они заговорили. Подошел Жюль с бифштексом. Раксоль старался, но не мог поймать взгляд лакея. Обед начался.

— Ах, папа, — воскликнула Нелла, — как много ты положил горчицы!

— Неужели? — спросил Раксоль и случайно взглянул в зеркало, висевшее слева, в простенке между окнами.

Он увидел в нем отражение Жюля, который стоял за его стулом, и заметил, что Жюль зловеще, многозначительно подмигнул мистеру Реджинальду Диммоку.

Раксоль стал молча рассматривать горчицу на своей тарелке, и ему показалось, что он, похоже, и в самом деле положил ее слишком много.

Мистер Реджинальд Диммок, несмотря на свою молодость, оказался человеком светским и опытным, к тому же прекрасным собеседником. Разговор между ним и Неллой Раксоль не смолкал ни на минуту. Они болтали о Петербурге, о покрытой льдом Неве, об оперном театре, о вкусе русского чая, о сладости русского шампанского и о прочих особенностях русской жизни. Исчерпав тему России, Нелла сделала легкий обзор собственного времяпрепровождения, с тех пор как рассталась с молодым человеком в российской имперской столице, чем вернула разговор обратно, к Лондону, вокруг которого он и вращался, пока не был съеден последний кусочек бифштекса.

Теодор Раксоль заметил, что мистер Диммок был крайне неразговорчив, когда беседа касалась его собственных дел, и прошедших, и будущих. Молодой человек производил на него впечатление типичнейшего придворного паразита, и американец недоумевал, каким образом удалось тому получить столь ответственную должность при особе великого герцога Познанского, да и кто такой был сам этот великий герцог Познанский? Миллионер смутно припоминал, будто слышал когда-то о Познани: Познань была, вероятно, одним из тех маленьких, не поддающихся описанию немецких государств, в которых пять шестых всех подданных — придворные, а остальные — угольщики или содержатели гостиниц.

Почти до конца обеда Раксоль молчал — может быть, его мысли были слишком заняты подмигиванием Жюля мистеру Диммоку, но, когда на смену мороженому пришел кофе, он решил, что, возможно, будет нелишним в интересах дела узнать хоть что-нибудь о приятеле дочери. Он никогда не подвергал сомнению ее право самой выбирать друзей и предоставлял ей полную свободу, пребывая в твердой уверенности, что врожденный здравый смысл никогда не позволит ей попасть ни в какую беду. Но уже безотносительно к странному поведению метрдотеля мистера Раксоля сильно интриговала манера общения Неллы с мистером Диммоком — манера, в которой любезное высокомерие смешивалось с очевидным желанием угодить и понравиться.

— Нелла говорила мне, мистер Диммок, что вы занимаете очень ответственный пост при особе великого герцога Ариберта Познанского, — проговорил Раксоль. — Извините мое невежество американца, но этот Ариберт Познанский — коронованная особа? Он, как вы это называете в Европе, владетельный князь?