Раймонд Чэндлер - Кровавый ветер

— Вы здесь в полной безопасности, — заверил меня Микеле. — Кроме того, сержант О'Рурк знает, что вы у меня. Знает, что я здесь с вами. И мой слуга знает.

— Что вы хотите этим сказать? — спросил я его.

— Сержант знает, зачем вы пришли ко мне.

— А вы знаете?

— Да. Вы хотите под угрозой физического насилия получить от меня определенные сведения. Вполне в вашем духе.

Примерно так дело и обстояло.

— Отчасти вы правы. Но я не буду угрожать насилием. Я применю насилие. Полковник Мак-Брайд нанял меня, заплатил мне. Он исчез.

— Вы приняли его исчезновение близко к сердцу?

Я один в комнате с убийцей, одним из гнуснейших преступников, с мерзавцем, заслуживающим многократной казни. Шагнув к сидящему Микеле Горгону, я схватил его за горло:

— Где МакБрайд?

Глаза Микеле Горгона смотрели на меня без страха, без эмоций, возможно, с легкой примесью любопытства. Он медленно заговорил:

— Ведете себя по-детски, Вильямс. Уверяю вас, что приняты все меры на случай подобного варианта развития событий. Полагаю, что я смог бы выдержать и физическое воздействие, включая пытки, но, — он чуть заметно улыбнулся, — не будем искушать судьбу. Еще чуть прижмете горло, и в комнату вбежит множество слуг. Невооруженных, но это неважно.

Похоже, он не блефовал. Я снял руки с его горла и отошел на два шага.

— А какая система страховки у вас предусмотрена на случай, если мне вздумается всадить вам пулю между глаз? — Я вспомнил слова О'Рурка.

Он поднес к губам бокал с шерри и улыбнулся:

— Мы с вами назовем эту систему страховки этикой. Мои братья назвали бы то же самое трусостью. «Кишка тонка», — сказали бы они. И знаете, Вильямс, я склоняюсь к точке зрения братьев.

Уж не знаю, насколько он был прав. Может быть, на сто процентов. В каждом из нас таится что-то женское. Смогу я пристрелить его или нет?

Возможно, он прочел что-то на моем лице. Возможно, понял, что ближе к смерти, чем в любой момент прошедшей жизни. Возможно, не понравилась ему уверенность движения моего ствола. Во всяком случае, он вдруг протараторил:

— Этот выстрел окажется роковым для полковника МакБрайда.

— Ваша фраза фактически означает признание, — попытался я изобразить полицейского инспектора.

— Сомневаюсь. Мы с вами не дети, Вильямс. Вы знаете, что я знаю, где полковник, О'Рурк тоже знает. В Олбени знают, что я держу в кулаке суды. Полиция знает, кого убивают по моему приказанию. Ну и что? Да ничего. Деньги, влияние, страх — все в моей руке.

Тут он наклонился ко мне и бросил на стол смятый листок бумаги. Я разгладил листок левой рукой и прочитал: «Душа Розмари жаждет мести». Что-то еще было тщательно удалено с листка.

Я увидел лицо, за которым однажды уже наблюдал здесь, в этой же библиотеке. Вернее, морду, искаженную злостью, выпученные глаза, подрагивающие губы, пузырьки слюны.

— Сто тысяч долларов за имя того, кто это написал. Кто пишет это уже в течение недели. Кто…

— Подробнее.

— Подробнее? Кто звонит мне по ночам? И повторяет то же самое голосом мужчины, который притворяется женщиной. Искажает голос. Да, это женский голос. Но это не может быть женщина и не может быть мужчина. И вообще не может быть никто живой. Никто в мире, кроме меня, не знает, кто такая Розмари.

— Ваша первая жена. В Италии.

Он хрипло засмеялся:

— Это МакБрайда домыслы. Хитрозадый детектив рылся в Италии, вынюхивал мои следы чуть ли не с рождения и до самого отбытия в Америку. Но они ничего не знают. Джовони ничего им не сказал. Вильямс, получите сто тысяч за имя того, кто стоит за МакБрайдом и О'Рурком. Имя того, кто сообщил им что-то, но не все. Это единственное в жизни, перед чем я испытываю страх. И я не знаю, кто это, не знаю, зачем ему это…

— Гм… Значит, Розмари.

— Да, Розмари. И сто тысяч долларов. Сумма немалая. Они у меня здесь, готовы. Новенькими бумажками.

— А если я скажу, что не знаю, кто это написал?

Я пока не собирался признаваться, что не знаю.

Но предосторожность оказалась излишней.

— Конечно, не знаете. Если бы вы знали то, что знает этот человек… — Он развел руками. — И МакБрайд не знает. Если б знал, то давно бы… Но МакБрайд знает, кто этот человек. Этот тип хочет сам, сам, своими руками… Да-да, МакБрайд знает, но МакБрайд не скажет… Нет, пока не скажет.

Он вытянул ящик стола:

— Вот сто тысяч долларов. Все здесь, бумажка к бумажке. Это все ваше, если назовете мне имена, опишете весь процесс с момента, когда вы вступили в дело, в попытку устранить Горгонов.

Я пожал плечами:

— Вам не терпится выкинуть деньги на ветер?

Кто же мог допекать Микеле Горгона? Кто-то еще знал то, что ведомо было убитому Джовони. Почему бы этому «кому-то» не получить от Горгона эти деньги? Нет, чушь. Дело не в деньгах. Это не шантаж. Но я все же спросил Микеле, не пытался ли кто-нибудь вытряхнуть из него деньги.

— Нет-нет. Здесь все гораздо сложнее, гораздо глубже. Я сам этого не понимаю. Кто-то знает и скрывает от всех, кроме меня. Почему? С какой целью?

— А почему вы доверились мне?

— Доверился? — Он презрительно скривил губы. — МакБрайд и О'Рурк уверены, что я убил в Италии… И вам это напели. Но, как и все остальные обвинения против меня, это лишено смысла.

— Потому что Джовони убит, — добавил я.

Микеле Горгон не обратил на эту реплику внимания.

— Я, как вы выразились, «доверился», потому что вы можете выйти на эту информацию. И в ваших интересах продать ее мне. Но оставим тему. Пожелаете получить деньги — вспомните.

Он сжал виски и замер. Посидев так с минуту, вдруг ожил:

— А сейчас, Вильямс, сменим тему. Хочу пригласить вас на несколько этажей ниже. Совершенно безопасно, не беспокойтесь. Обещаю, что будет интересно.

Но я не мог не беспокоиться. Беспокойство — не испуг, сами понимаете. Но не беспокойся я, не придавай значения смене обстоятельств, долго бы я прожил?

— Я чем-то на вас похож, Вильямс. Если уж я что-то запланировал, я выполняю свои планы полностью, по пунктам, иду до конца. — Мы тем временем подошли к лифту. — Подобно Аристотелю, я следую за своей звездой.

— То есть подобно Наполеону, хотели вы сказать.

— Наполеону? Да, я оговорился.

Я заметил краску на его щеках. Ага, его маленькая слабость. Совершенно неуместное понятие «культура». Неуместное не только в бандитской среде.

— Да-да, Наполеону. Видите, насколько я выбит из колеи. — Далее он обратился к лифтеру: — Я очень расстроен, Джон. Мадам серьезно больна. Очень переживаю. Двенадцатый, пожалуйста.

— Сочувствую, сэр. Надеюсь, ей станет лучше.

Лифтер не выказал особой заинтересованности, но Микеле продолжал тему:

— Она не столько больна физически, сколь расстроена духовно. Боюсь, как бы она над собой чего-нибудь не учинила. Она уже неоднократно порывалась. Я ведь говорил вам об этом сегодня, Вильямс.

— Нет, не говорил, — ответил я, тоже обращаясь к лифтеру. Поганый трепач! Надо же, вдруг с лифтером потолковать ему вздумалось.

— Не мог не говорить, — соврал он тоном глубокой убежденности. — Я так беспокоюсь…

Мы вышли на двенадцатом этаже и подошли к двери красного дерева с табличкой «12d». Он позвонил.

— Я познакомлю вас с моей невестой, Вильямс. — И он повернулся к чернокожей служанке: — Меня, конечно, ожидают, Лилиан.

— Да, сэр.

— Небольшой сюрприз. Не говори хозяйке, что я с другом. Молчок! — И он сунул что-то в руку служанки.

За каким дьяволом я поперся с ним? Не знаю. Поперся так поперся; невеста или не невеста, а ладонь моя привычно обнимала рукоять стального друга, покоящегося в кармане пиджака. Лифтер меня видел, О'Рурк знает, где я… Все же не хотелось оказаться именно тем трупом, который усадит эту высокоученую гадину, доктора Микеле, в электрокресло.

Ну вот, наконец. Женский смех, из комнаты выбежала и бросилась на шею доктору девица:

— Наконец-то ты пришел… — Она заметила меня, отпрянула. — Что он здесь делает? — Веселость и игривость как ветром сдуло. Девица превратилась в матерую сволочь с уголовным оскалом. Как я и ожидал, сам себе в этом не признаваясь, невестой оказалась Флэйм, тварь-уголовница, бандитская королева.

Съел? Да, съел. Давно ль она клялась в любви вашему покорному слуге? Власть доктора Горгона над душами…

— Я, похоже, обеспокоил леди. — Озабоченный мистер Вильямс подался к двери.

— О!.. Флоренс, у нас свои дела, мы лишь зашли на минутку, дорогая… — заулыбался доктор.

— Если это твой очередной эксперимент… — нахмурилась невеста.

— Возможно, возможно. Но не над тобою, — заверил ее жених, проделывая какие-то мудреные манипуляции над ее рукой. Он завел речитатив об алмазах пламенных и палатах каменных, о далях дальних и вагонах спальных… Наконец повернулся ко мне: — Вильямс, в последний раз вы видите Флэйм, королеву преступного мира. С этого момента ее пылкий ум будет посвящен лишь тому, чтобы сделать мужчину счастливым, позволив ему обожать себя.