Арнольд Беннет - «Великий Вавилон»

Ганс возвратился.

— Я послал за ближайшим доктором, а также за одним известным специалистом, — сказал он.

— Хорошо. Надеюсь, что они не замедлят явиться.

Ариберт сел к столу и написал записку.

— Передай это лично мисс Раксоль. Если ее нет в гостинице, узнай, где она, и постарайся разыскать ее. Понимаешь? Это очень важно.

Ганс поклонился и вышел, а Ариберт опять остался один. Вернувшись к Евгению, он снова приложил самые отчаянные усилия, чтобы вернуть его к жизни. Все было тщетно. Ариберт отошел от больного и стал смотреть в открытое окно. С улицы до него долетало позвякивание бубенчиков проезжавших по набережной кебов, свистки швейцаров и пыхтение буксирных пароходов на реке. Мир, казалось, продолжал жить своей жизнью. Жизнь! Что это за бессмыслица! Он, Ариберт, желал лишь одного — отречься от своего титула, жить, как живут простые смертные, быть мужем очаровательнейшей в мире женщины… Однако как эгоистично с его стороны думать о себе, когда Евгений при смерти. Но ведь Нелла!..

Дверь отворилась, и на пороге появился человек — очевидно, доктор. Несколько лаконичных вопросов, и он уже знал, в чем дело.

— Будьте добры, позвоните, принц. Мне необходима горячая вода, сильный человек и сиделка.

— Кому нужна сиделка? — спросила Нелла, входя в комнату. — Я сиделка, и я к вашим услугам, — обратилась она к доктору.

В течение целых двух часов шла борьба между жизнью и смертью. Доктор, пришедший вслед за ним знаменитый специалист, Нелла, принц Ариберт и старый Ганс объединили усилия, чтобы спасти умирающего. Кроме них, в гостинице никто не подозревал о серьезности положения. Когда заболевает принц, в особенности когда он сам оказывается виновным в своей болезни, тогда истинная правда не распространяется по свету, и официально принцы не бывают серьезно больны до тех пор, пока не умрут — такова сила государственного постановления.

В данном случае хуже всего было то, что рвотное не действовало. Неудача была слишком очевидна, а между тем ни один из докторов не мог понять причину. Наконец знаменитый врач из Манчестер-сквер объявил, что для принца Евгения нет надежды, разве только в том случае, если его по природе крепкий организм отринет яд, который не смогли удалить старания науки. Так иногда пьяница может проспаться после того, как он поглотил невероятное количество алкоголя. Произнеся такой приговор, знаменитый врач из Манчестер-сквер удалился.

Был уже второй час ночи. По одному из странных совпадений, которые часто поражают нас своей значительностью, выходивший из гостиницы специалист столкнулся на лестнице с Теодором Раксолем, который сопровождал своего пленника, и ни один из них не подозревал, что привело сюда другого.

В королевской спальне маленькая группа окружала постель принца Евгения. Минуты тянулись медленной чередой. Прошел еще час. Наконец больной, лежавший до сих пор без движения, потянулся, задвигался и шевельнул губами.

— Ну, теперь есть луч надежды, — сказал доктор, вливая в рот пациента снадобье, которое подала ему Нелла.

Спустя четверть часа к больному вернулось сознание. В тысячный раз в истории медицины здоровый организм совершал чудо вопреки всей накопленной в течение веков мудрости науки. Вскоре доктор сказал, что принц Евгений «на верном пути к выздоровлению», и ушел, обещая зайти еще раз через несколько часов.

Наступило утро. Нелла отдернула тяжелые гардины, и в комнату ворвался целый сноп солнечных лучей. Старый Ганс, побежденный усталостью, дремал в кресле в дальнем углу комнаты. Нелла и принц Ариберт взглянули друг на друга. Хотя они еще не обменялись ни словом, но каждый ясно читал в мыслях другого. С чувством полного взаимного понимания они пожали друг другу руки. Их любовь всегда была молчалива, она не требовала слов и теперь. Грозная туча промчалась над ними, и в глазах их светилась радость освобождения от минувшей опасности.

— Ариберт, — позвал слабый голос с кровати.

Ариберт поспешил к больному. Нелла осталась у окна.

— Что, Евгений? Тебе лучше теперь.

— Ты думаешь? — прошептал больной. — Мне хочется, чтобы ты за все простил меня, Ариберт. Я, вероятно, причинил тебе очень много тревог, я все это так нелепо устроил… Это мучает меня… Опиум — слишком слабый яд, но я ничего другого не мог и не смел придумать: мне не у кого было спросить совета, я принужден был сам добывать себе яд. Все это было очень неудачно… Хорошо все-таки, что яд оказал свое действие.

— Что ты говоришь, Евгений! Ведь тебе яд лучше. Через день ты совсем поправишься.

— Я умираю, — спокойно проговорил Евгений. — Не обманывайся. Я умираю, потому что хочу умереть. Так должно быть. Я знаю это, я это чувствую сердцем. Мне остается жить всего несколько часов. Трон Познани перейдет к тебе, Ариберт, и ты больше достоин занять его, чем я. Пусть там никто не знает, что я отравился. Пусть Ганс поклянется молчать, и доктора также, и ты сам не говори никому ни слова. Я был безумцем, но я не хочу, чтобы все знали, что я к тому же еще и трус. Впрочем, может быть, это и не трусость, может быть, тут даже есть известное мужество — мужество для того, чтобы самому разрубить узел. Я не мог пережить весь ужас разоблачений, Ариберт, а разоблачения эти были неизбежны. Я был безумцем, но плачу за это. Мы ведь все в Познани всегда во всем расплачиваемся, во всем, кроме наших долгов. Ах, эти долги! Если бы не они, я бы мог смело смотреть в глаза той, которая должна была стать моей женой, которая могла бы разделить со мной трон. Тогда я мог бы забыть прошлое и начать жизнь сначала. С ее поддержкой я бы правда все начал сызнова. Но судьба всегда была мне мачехой, всегда… А кстати, что это за заговор был против меня, Ариберт? Я забыл, совсем забыл… — Он закрыл глаза.

В комнате послышался легкий шум: это старый Ганс соскользнул со своего кресла на пол. Разом проснувшись, он вскочил и сконфуженно вышел из комнаты.

Ариберт взял племянника за руку:

— Глупости, Евгений! Тебе все это кажется. Ты скоро совершенно поправишься. Соберись с духом, подбодрись!

— И все из-за какого-то миллиона, — простонал больной. — Жалкий миллион фунтов стерлингов! Национальный долг Познани равняется пятидесяти миллионам, а я, герцог Познанский, не мог занять одного миллиона! Если бы я мог достать его, я бы снова поднял голову. Прощай, Ариберт… Кто эта девушка?

Ариберт поднял глаза. В ногах кровати с глазами, полными слез, молча стояла Нелла. Она подошла к больному и приложила руку к его сердцу: оно едва билось. На лице девушки, обращенном к Ариберту, вдруг выразилось полное отчаяние. В эту минуту снова вошел Ганс и отозвал ее в сторону.

— Я слышал, что мистер Раксоль вернулся в отель, — прошептал он, — и что он схватил этого негодяя Жюля, так все говорят здесь.

Уже несколько раз в течение ночи Нелла спрашивала об отце, но не могла узнать, где он. Теперь же, в половине седьмого утра, вся прислуга болтала о происшествиях ночи. Трудно было понять, откуда взялись эти вести, но им действительно все было известно.

— Где мой отец? — спросила Нелла у Ганса.

Он пожал плечами и показал наверх:

— Говорят, что где-то там.

Нелла выбежала из комнаты. Нам уже известно, как она прервала разговор Теодора Раксоля с Жюлем. Сойдя вместе с отцом вниз, она снова повторила:

— Принц Евгений умирает, но я думаю, что ты можешь спасти его.

— Я?! — изумился Теодор.

— Да, ты, — уверенно заявила Нелла. — Я скажу тебе, чего от тебя хочу, и ты должен это сделать!

Спустившись по лестнице на нижний этаж гостиницы — лифты еще не начали работать, — Нелла ввела отца в свою комнату и заперла дверь.

— Что все это значит? — спросил он, заинтригованный и даже испуганный чрезвычайной серьезностью ее лица.

— Папочка, — начала Нелла, — ведь ты очень богат, не правда ли? Очень-очень?

Она улыбнулась робкой, заискивающей улыбкой. Ему казалось, что он никогда еще не видел ее такой. Он хотел было отделаться шуткой, но удержался.

— Да, — сказал он. — И ты должна это знать.

— Как скоро ты смог бы раздобыть миллион фунтов?

— Что? Миллион фунтов?! — вскрикнул он; даже он был изумлен ее спокойным отношением к такой громадной сумме. — Бога ради, к чему ты клонишь?

— Миллион фунтов, иначе говоря, пять миллионов долларов. За какое время ты смог бы их достать?

— Гм… Ну, приблизительно за месяц, если хорошенько постараться. Полагаю, что в течение месяца я мог бы облегчить Уолл-стрит и другие тому подобные местечки на эту сумму, не нанося им слишком чувствительного ущерба. Но это потребует большой осторожности.

— Ужасно! — воскликнула Нелла. — Можешь ли ты это сделать раньше, если в самом деле захочешь?

— Если я действительно захочу, то смогу устроить это, пожалуй, через неделю, но это произведет большой переполох, и я порядочно потеряю при таком обороте дел.