Рекс Стаут - Знают ответ орхидеи (сборник)

К примеру, я узнал, что у Сидни Карноу имеется тетушка Маргарет, в замужестве миссис Реймонд Севидж, кузен Ричард и кузина Энн, выскочившая замуж за некоего Нормана Хорна. Статья сопровождалась снимками Энн и Кэролайн, весьма скверными.

По утрам я редко вижу Вульфа до одиннадцати часов, когда он спускается вниз из оранжереи, а в то утро я вообще его не видел. В самом начале одиннадцатого позвонил сержант Стеббинс и пригласил меня зайти в офис окружного прокурора, и как можно скорее.

Мне потребовалось не более четырех минут, чтобы убрать бумаги со стола, позвонить Вульфу, надеть шляпу и поспешить к выходу. У меня затеплилась слабая надежда повстречаться с бывшими нашими клиентами, которые, поразмыслив, возможно, пришли к выводу, что слишком рано пресытились Вульфом.

Впрочем, торопился я зря. В большой приемной на верхнем этаже дома 155 по Леонард-стрит мне предстояло провертеться не менее получаса на жестком деревянном стуле. Я уже приготовился подойти к окошечку и заявить сидящей за ним даме ветеранского возраста и наружности, что могу торчать здесь еще от силы минуты три, когда из внутреннего коридора появилась другая дама.

Она отнюдь не походила на старого бойца, поседевшего на службе закону, и я помедлил с объявлением ультиматума. Ее походка заслуживала вдумчивого изучения, лицо требовало кропотливого анализа, а туалет – тщательной инвентаризации. И я подумал, что если передо мной Энн Севидж-Хорн, то главному редактору «Газетт» нужно в три шеи гнать своего фотографа, который явно ошибся фотографией.

Дама заметила, как я ее разглядываю, и без тени смущения отплатила мне той же монетой. Изящная головка ее слегка склонилась к плечу. Она подошла, уселась в соседнее кресло и одарила меня пристальным взглядом, какого ожидаешь от королевы – или уличной девки.

Первым заговорил я:

– Что у вас пропало? Кролик?

Она улыбнулась, желая подзадорить меня, и ей это почти удалось.

– Почему вы решили, что вульгарность – лучшая линия поведения? – спросила она.

– Я не нарочно. Просто родился вульгарным. Увидел ваше фото в газете и загорелся желанием узнать, какой у вас голос. Захотелось непременно его услышать. Скажите еще что-нибудь.

– Вы слишком развязны для незнакомого человека.

– Ну что ж, я не против исправить это упущение. Давайте знакомиться. Меня зовут Гудвин. Арчи Гудвин.

– Гудвин? – Она слегка нахмурилась, соображая, потом протянула: – Ну конечно! Вы тоже угодили в газету. Если только вы тот самый Гудвин… Вы работаете на Ниро Вульфа?

– Практически я и есть Ниро Вульф, когда дело доходит до работы. Где вы находились в период с одиннадцати минут третьего до без восемнадцати шесть?

– Дайте подумать… Я гуляла в парке со своим любимым фламинго. Если вы считаете, что это не алиби, то сильно ошибаетесь. Мой фламинго умеет разговаривать. Спросите еще что-нибудь.

– Умеет ли ваш фламинго определять время?

– Конечно. Он носит на шее наручные часы.

– А как он на них смотрит?

– Так и знала, что вы меня об этом спросите. Фламинго научили завязывать шею узлом. Самым простым одинарным узлом. Но когда он это делает, часы оказываются как раз у него на сгибе… Привет, мама. Мама?

Она неожиданно вскочила с кресла и куда-то двинулась.

– И что, никого даже не заковали в наручники? – услышал я ее голос уже вдалеке.

Ее мать, тетушка Сидни Карноу, возглавляла процессию, появившуюся из коридора. По своей комплекции она равнялась двум таким, как Энн, вместе взятым, и лишь вполовину уступала Ниро Вульфу. У нее было не только могучее тело, но и широкое лицо с чертами такими крупными, что между ними почти не оставалось зазора.

Матрону сопровождал тощий молодой очкарик, по сравнению с ней просто коротышка. За этой парой следовали двое мужчин. Один, судя по заметному сходству с матерью, был брат Энн Ричард. Второй, высокий разболтанный тип, наверняка показался бы человеком представительной наружности любой женщине от шестнадцати до шестидесяти.

Пока я производил краткий смотр процессии, заговорила дрессировщица фламинго:

– Мама, это мистер Гудвин, Арчи Гудвин. Тот самый, который вчера был в отеле «Черчилль» с Кэролайн и Полом. Допрашивает меня с пристрастием. Мистер Гудвин – моя мать, брат Дик, мой муж Норман Хорн. Нет, не тот, с папками. Это Джим Биб, адвокат, знаток всех законов. Мой муж – вот этот.

Представительный субъект, которого потянули за рукав, оказался рядом с супругой, продолжавшей трещать:

– Вы знаете, до чего меня разочаровал окружной прокурор. Он был с нами так доброжелательно вежлив. Мистер Гудвин совсем другой. Он намерен применить ко мне третью степень. Я имею в виду – физическое воздействие. Он же просто создан для этого. Не сомневаюсь, что тут же сдамся и во всем признаюсь…

Муж зажал ей рот ладонью, прервав поток слов решительно, но не грубо.

– Ты слишком много болтаешь, дорогая, – проворчал он благодушно.

– Такое уж у нее чувство юмора, – пояснила тетя Маргарет. – Но все равно, Энн, милочка, твои шутки неуместны, когда только что был зверски убит Сидни. Зверски!

– Ерунда! – выпалил Дик Севидж.

– Нет, именно зверски! – настаивала его матушка. – Всякое убийство жестоко, а это просто зверское.

– Безусловно, – согласился он. – Но для нас-то Сид умер более двух лет назад, а воскрес всего лишь на две недели. Никто из нас его даже не видел. Откуда же такое непереносимое горе?

– Лично я считаю, – вмешался Биб, говоривший высоким, почти женским голосом, который превосходно гармонировал с его внешностью, – что это слишком многолюдное место для подобных разговоров. Пойдемте отсюда.

– Я не могу, – заявила Энн. – Мистер Гудвин намерен сломить мое сопротивление и подавить мою волю окончательно. Взгляните только в его суровые серые глаза. Посмотрите на эту челюсть!

– Ну, перестань, дорогая, – нежно проговорил Норман Хорн, взял жену за локоть и повел к дверям.

Остальные двинулись следом. Замыкал шествие Биб. И ни один не соизволил, хотя бы из вежливости, сказать, что рад знакомству. Один лишь адвокат едва кивнул головой на прощание.

Пока я стоял и наблюдал, как они один за другим скрываются за створкой двери, до меня донесся голос женщины-ветерана:

– Мистер Мандельбаум примет вас, мистер Гудвин.

Только двое помощников окружного прокурора занимают шикарные угловые кабинеты. Мандельбаум не принадлежит к числу этих счастливчиков. Примерно в середине коридора была широко распахнута дверь, указывая, куда мне следует завернуть.

Когда я вошел, меня ждал сюрприз: напротив Мандельбаума, сидевшего за своим столом, на одном из двух стульев, которые каким-то чудом удалось втиснуть в крохотное помещение, расположился рослый крепкий мужчина с седеющей шевелюрой, широкой кирпично-красной физиономией и серо-стальными глазами, взгляд которых находили суровым куда более бывалые люди, чем мистер Норман Хорн. Энн назвала мои глаза суровыми только потому, что никогда не встречалась с инспектором Кремером из отдела по расследованию убийств.

– Польщен! – заявил я с легким поклоном, принимая приглашение мистера Мандельбаума воспользоваться третьим стулом.

– Посмотри на меня! – приказал Кремер.

Я повернулся к нему, приподняв бровь, что его всегда раздражало.

– Я опаздываю на встречу, – начал Кремер, – поэтому буду предельно краток. Я только что ездил к Вульфу. Разумеется, он подтверждает твои слова. Клянется, что у него нет клиента. Я читал твои показания. Скажу откровенно, мы не располагаем доказательствами того, что ты входил в номер.

– Теперь я смогу спокойно вздохнуть! – воскликнул я с чувством.

– Да. В тот день, когда ты перестанешь дышать, ко мне вернется нормальный аппетит. Итак, я признаю, что у нас нет доказательств. Однако я прекрасно знаю, что ты там был. Сообщение о трупе мы получили по телефону, информатор явно изменил голос. Ты же не станешь отрицать, что я прекрасно изучил, как ты обычно ведешь себя в подобных обстоятельствах?

– Конечно. Отважно, решительно, блестяще.

– Я только сказал, что хорошо изучил… Оставив Обри и мисс Карноу в баре, ты поднялся наверх, постучал в дверь номера Карноу, но не получил ответа. Нет ни единого шанса из тысячи, чтобы в подобном случае ты просто развернулся и ушел, не дотронувшись до ручки.

– Значит, я должен был это сделать.

– Итак, ты туда входил?

Я отвечал спокойно и рассудительно:

– Но, может быть, я все же не дотронулся до ручки.

– Оставь это, Гудвин. Конечно же, ты нажал на нее и обнаружил, что дверь не заперта. Тогда ты открыл ее и громко позвал Карноу. Не дождавшись ответа, ты вошел внутрь и увидел труп. В этом я не сомневаюсь, потому что знаю тебя. Мою догадку подтверждают дальнейшие события. Ты вернулся в бар, немного посидел с ними, а потом отвез их к Вульфу. Почему? Потому что узнал, что Карноу убит. Если бы ты действительно просто ушел, не дождавшись ответа, вы оставались бы в отеле до появления Карноу, хотя бы вам и пришлось ждать всю ночь. Но это еще не все. Когда Стеббинс приехал за супругами в дом Вульфа, не имея на руках ни ордера на арест, ни сформулированного обвинения, Вульф послушно выдал подозреваемых. Он объясняет это тем, что они уже не являлись его клиентами, поскольку Стеббинс принес известие о смерти Карноу. Но почему он отказал им в своих услугах на самом деле? Да потому, что Вульф никогда не согласится иметь клиентом убийцу, а он думает, что Обри застрелил Карноу. Вот почему!