Чарльз Сноу - Смерть под парусом

Я признался самому себе, что именно так и оценивал тот инцидент.

— Ничего подобного, — сказал Финбоу. — Во многих отношениях Биррел настоящий клоун: выходит из себя, когда видит Тоню в прозрачной пижаме; в его голове одновременно не помещаются две мысли, — однако у него живой ум и быстрая реакция. При должном руководстве из него выйдет очень полезный работник. То есть это человек, хорошо справляющийся с простыми вещами, требующими быстрой реакции, — такими как управление лодкой. Если взять себе за правило считать людей чуть более сложными, чем персонажи английского романа девятнадцатого века, то легко увидеть, что Биррел с гораздо меньшей вероятностью мог своими неуклюжими действиями перевернуть шлюпку, чем… скажем, Йен или я сам.

— Предположим, — буркнул Уильям.

— С другой стороны, — продолжал Финбоу, — Кристофер искусный гребец. Вероятность, что один из них совершил случайную ошибку, крайне мала. Наблюдая, как Биррел управляет лодкой, я вдруг понял, что тот инцидент был преднамеренным — и устроил его Кристофер.

— Но зачем? — быстро спросил Уильям. — Он же не сошел с ума.

— Это возвращает меня к пяти вопросам, которые я записал в день убийства и которые казались мне главными на пути к разгадке. Вот они.

Финбоу достал листок бумаги, на котором он вел записи в то первое утро, когда мы с ним сидели в саду.

— На пятый вопрос[19] я уже ответил, — сообщил он. — Когда-нибудь, Уильям, вы все узнаете; пока же могу сказать, что на вашем месте я бы прекрасно обошелся без Роджера. Номер четыре[20], в сущности, оказался не очень сложным. Я знал, что Филипп не мог этого сделать, и практически не сомневался, что поведение Тони было вызвано какими-то осложнениями личного характера. — Финбоу поднял голову и посмотрел на молодых людей. — Вы не должны обижаться, что я говорю о вас как о разложенных на столе образцах. Существовала вероятность, что осложнений личного характера недостаточно, чтобы объяснить тревогу Тони, но я успокоился на этот счет, когда вместе с Йеном подслушал часть вашего разговора с Филиппом на озере Хиклинг.

Глаза Тони сверкнули.

— Вы слышали… Что именно?

— Достаточно, дабы убедиться, что вы предпочли бы видеть Роджера живым, — ответил он. — Если хотите узнать мое мнение о ваших взаимоотношениях с Роджером, то я готов вам рассказать — в личной беседе.

Уильям был явно озадачен.

— Но ведь ты не была знакома с Роджером. — Он повернулся к Тоне, которая, проигнорировав его вопрос, не отрывала взгляда от Финбоу.

— И много вы знаете? — взволнованно спросила она.

— Довольно много, — улыбнулся Финбоу. — Достаточно для того, чтобы молчать — и любить вас еще больше.

Наконец ко мне вернулась способность рассуждать, которую я утратил, когда думал, что Эвис в опасности. Постепенно возвращался и интерес к людям: я заметил, как беспокойство Тони за себя и за Филиппа полностью вытеснило все чувства, которые она могла испытывать в отношении убийства. Для нее собственный роман был гораздо важнее, чем смерть Роджера. Для Филиппа, который с болью во взгляде следил за ее вопросами, любые новые сведения о Тоне были важнее вины Кристофера. Так происходит со всеми людьми — и это естественно.

— В ту ночь к двенадцати часам я получил удовлетворительные ответы на вопросы номер четыре и номер пять, — возобновил свой рассказ Финбоу. — Они не помогли разгадать тайну убийства, разве что сузили круг подозреваемых, но позволили составить достаточно полное представление о Роджере. Пока Йен вез меня домой, я начал понимать, как можно ответить на вопрос номер три — теперь, когда я стал догадываться об инциденте, намеренно устроенном Кристофером. Меня очень беспокоил третий вопрос[21]. Какое-то время я искал ответ в сфере эмоций: например, Эвис на самом деле очень любила Роджера и после убийства держала Кристофера на расстоянии, — но вскоре понял, что причина в другом.

— На самом деле, — сказала Эвис, — после убийства Кристофер сам не приближался ко мне, пока не вернулся из Хорнинга.

— Так! — довольным тоном произнес Финбоу. — Совершенно верно. Одно время я полагал, что Эвис относится к той категории молодых женщин, к которым не обращаются за утешением в минуты горя, но затем увидел, что ошибался. Другими словами, в трудных ситуациях нормальные молодые люди, влюбленные в Тоню или Эвис, тут же бросятся к ним. Но поведут себя по-разному. С Тоней попытаются забыть о несчастьях, занявшись любовью, а с Эвис будут разговаривать, пытаясь успокоить ее, проявив сочувствие.

Эвис покраснела. Тоня рассмеялась.

— Просто Эвис не принадлежит к чувственным молодым женщинам, — продолжил Финбоу. — Но суть в том, что нормальный молодой человек бросился бы к Эвис, а Кристофер этого не сделал. Я попытался объяснить его поведение, и тут мне помогла перевернутая шлюпка. Просто это был хитрый трюк, чтобы привести себя в порядок.

Мы все умолкли. Уильям закурил сигарету, и резкий звук чирканья спички о коробок прозвучал словно крик.

— Я пришел к выводу, что за три минуты невозможно совершить убийство, а потом принять такой вид, словно ты умылся. Разумеется, гораздо проще вообще не умываться. Когда вы сидели в каюте и обсуждали свое положение, Кристофер единственный из всех не умывался со вчерашнего дня.

— На яхте на такие вещи никто не обращает внимания, — возразил Уильям. — Мы все были рядом с ним после убийства, и никто не заметил ничего необычного.

— Совершенно верно, — согласился Финбоу. — Я сам был озадачен. А потом вспомнил парочку мелочей, о которых рассказал Йен. Когда вы все собрались в каюте, Кристофер бросил Тоне коробок спичек, вместо того чтобы дать ей прикурить. Удивительно: молодой человек отличался превосходными манерами, а тут требовалось преодолеть расстояние всего в несколько футов. Возможно, это случайность, но я задумался, не было ли у него причины прятать от Тони свою руку.

А еще ссора между Уильямом и Кристофером из-за того, кто сядет за весла, чтобы доставить вас в Хорнинг. Почему Кристофер так не хотел грести? И если он не хотел грести по пути в Хорнинг, то почему настаивал, чтобы сесть за весла на обратном пути?

Теперь мы точно знаем, что убийце требовалось зажать румпель между рукой и телом жертвы. Порядок действий, вероятно, был таким: сначала убийство, потом связать пистолет, вымпел и судовой журнал и бросить за борт, а потом закрепить румпель так, чтобы яхта по возможности плыла прямо. К этому времени на груди Роджера должна была выступить кровь…

Если Кристофер действительно испачкал руку кровью во время этих манипуляций — и заметил только после того, как вошел в каюту, — то его странные и, казалось бы, нелогичные поступки легко объяснить. Он не хотел, чтобы Тоня видела его руку с близкого расстояния; он не хотел прикасаться к веслу, боясь, что от тепла и трения на рукоятке останется кровь, а когда все же пришлось грести, постарался сделать так, чтобы никто не увидел весла, пока с него не смоется кровь. Поэтому по дороге из Хорнинга ему требовалось вымыть весло и — что еще важнее — руку. Он не позволил Уильяму грести по двум причинам: никто не должен был видеть весло, и кроме того, вымыть его гораздо легче, когда гребешь сам. Кристофер собирался при первой же возможности перевернуть лодку. И когда появился Биррел, он воспользовался этой возможностью.

Когда мне в голову пришла эта мысль, я с удовлетворением понял, что человек, подобный Кристоферу — умнее и целеустремленнее я еще не встречал, — будет думать и действовать именно так, как я представляю. Другими словами, если Кристофер убийца, его последующие действия легко объяснить.

Гораздо труднее было понять, зачем ему нужно убивать Роджера. После разговора с Эвис я исключил его из числа подозреваемых, потому что только у него на первый взгляд не было мотива. Йену я уже говорил о самом любопытном аспекте этого дела — Роджер имел больше оснований убить всех членов вашей компании, чем вы его. Так, например, Роджер мог бы избавиться от Кристофера, поскольку Кристофер собирался жениться на Эвис. Судя по тому, что мне известно о Роджере, он сделал бы все, что в его власти, чтобы навредить Кристоферу. Если это правда, то действия Кристофера могли быть продиктованы самозащитой. Я начал размышлять, каким образом это может оказаться правдой.

Потом я вспомнил, что накануне Кристофер с необычным воодушевлением говорил о медосмотре. Я убеждал себя, что только глупец может увидеть тут связь с убийством. Ему назначили медосмотр, он был обязан прийти к врачу компании, ему хотелось благополучно пройти испытание. Его признали «абсолютно здоровым». Однако жизнерадостность Кристофера выглядела странной. Он сказал, что еще никогда в жизни не проходил медосмотр. Может ли умный человек быть абсолютно уверенным в себе и жизнерадостным перед первым медосмотром? Мне не встречались люди, которых не терзали бы сомнения. Я заподозрил, что его обследовали и раньше, но тогда зачем ему это скрывать?