Агата Кристи - Подвиги Геракла

Во взгляде мисс Каннингэм никакого обожания не было — он излучал чисто научный интерес. Судя по тому, что донеслось до Пуаро, пока Элис с Вареско проплывали мимо него в танце, с гувернанткой они уже разобрались и теперь обсуждали медсестру в начальной школе.

Когда смолкла музыка, счастливая и оживленная Элис присела рядом с Пуаро.

— Необычайно интересно, — заявила она. — Вареско будет главным героем моей книги. Символика абсолютно прозрачна. Скажем, проблемы с нижними рубашками.

Стоит вместо рубашки подставить власяницу — и все становится на свои места. Вы, конечно, можете сказать, что у него явно преступные наклонности, но это излечимо…

— Одно из самых дорогих сердцу женщины заблуждений — то, что она может исправить повесу, — прервал ее Пуаро.

Элис Каннингэм холодно взглянула на него:

— В этом нет ничего личного, мосье Пуаро.

— В этом никогда нет ничего личного, только совершенно бескорыстный альтруизм — но объектом его почему-то всегда становится смазливый представитель противоположного пола. Вас бы заинтересовало, к примеру, в какую школу ходил я и как ко мне относилась медсестра?

— Вы не преступный типаж, — отпарировала мисс Каннингэм — А что, преступные типажи вы распознаете с первого взгляда?

— Разумеется.

Тут за их столик присел профессор Лискерд.

— Обсуждаете преступников? Вам бы следовало проштудировать Законы Хаммурапи, мосье Пуаро. Восемнадцатый век до Рождества Христова. Очень познавательно.

«Если в доме человека полыхает огонь, а человек, который пришел для тушения, поднял свой взор на добро хозяина и взял добро домохозяина, этот человек должен быть брошен в этот огонь»[86].

И профессор благосклонно уставился на жаровню.

— А есть шумерские законы, они еще древнее. «Если женщина возненавидела своего мужа и сказала: „Не прикасайся ко мне“, эту женщину должны бросить в воду». Дешевле и проще, чем бракоразводный процесс[87]. Но если муж говорит то же самое жене, он должен всего-навсего уплатить ей определенную меру серебра. Его в реку никто не бросает.

— Старо как мир, — сказала Элис Каннингэм. — Для мужчин один закон, для женщин — другой.

— Женщины, конечно, больше внимания придают денежной стороне, — задумчиво произнес профессор. — Знаете, — добавил он, — мне здесь нравится. Я тут часто бываю, и притом бесплатно. Благодаря графине — очень мило с ее стороны… Как она говорит, за мои советы относительно интерьера. На самом деле я здесь ни при чем — я понятия не имел, зачем она задает мне вопросы — и, разумеется, и она и художник все перепутали. Надеюсь, никто не узнает, что я имею хоть какое-то отношение к этому убожеству. Я такого не переживу. Но женщина она замечательная и чем-то похожа на вавилонянку. Видите ли, вавилонянки прекрасно вели торговые и хозяйственные дела…

Слова профессора потонули в общем гуле. Откуда-то донеслось слово «Полиция», женщины повскакали с мест, началось столпотворение. Выключился свет, стала тускнеть и электрическая жаровня.

На фоне всеобщего переполоха профессор продолжал невозмутимо цитировать Законы Хаммурапи.

Когда электричество зажглось вновь, Пуаро уже поднимался по широким пологим ступеням. Полицейские у входа отдали ему честь, он вышел наружу и свернул за угол.

Там, прислонившись к стене, стоял дурно пахнущий красноносый человечек.

— Вот он я, командир, — заявил он озабоченным сиплым шепотом. — Ну что, я пошел?

— Да, действуйте.

— Чего-то фараонов вокруг до черта…

— Все в порядке. Они о вас предупреждены.

— Так чего, они встревать не будут?

— Не будут. Вы уверены, что сумеете сделать то, что от вас требуется? Пес огромный и свирепый.

— Мне он не страшен, — заверил человечек. — У меня тут кое-что припасено. Любой пес за мной хоть в преисподнюю отправится!

— В данном случае ваша задача — вывести его из преисподней, — уточнил Пуаро.

Ранним утром зазвонил телефон. Пуаро снял трубку.

— Вы просили позвонить, — услышал он голос Джеппа.

— Да, конечно. Eh bien?[88]

— Зелья нет. Нашли только изумруды.

— И где же?

— У профессора Лискерда в кармане.

— У профессора Лискерда?

— Что, не верится? Честно говоря, я и сам в растерянности. Он обомлел, глаза на лоб вылезли, твердит, что понятия не имеет, как они попали к нему в карман, — и я, черт возьми, думаю, что это чистая правда! Вареско легко мог в темноте подсунуть ему камешки. Никогда не поверю, чтобы Лискерд впутался в такие дела. Он состоит во всех этих высоколобых обществах и даже Британский музей консультирует, а деньги тратит только на книги, и то на такую рухлядь, что в руки взять противно. Нет, он сюда не вписывается. Я начинаю думать, что мы промахнулись — в клубе наркотиков никогда и не было.

— Были, друг мой, были, и как раз этой ночью. Скажите, а через потайную дверь никто не пытался выйти?

— Пытались, а как же. Принц Генрих Сканденбергский со своим конюшим — он только вчера прибыл в Англию. Ивенс, член кабинета, — трудно быть лейбористским министром, шаг в сторону — и пропал! До прожигающих жизнь министров-консерваторов публике дела нет — считается, что они гуляют на свои, но стоит лейбористу засветиться, как налогоплательщики встают на дыбы и начинают вопить про народные денежки — и где-то они правы. Последней была леди Беатрис Вайнер — она послезавтра выходит замуж за этого зануду, молодого герцога Леоминстерского. Не думаю, чтобы кто-то из них имел отношение к наркотикам.

— Чутье вас не обманывает. Тем не менее наркотики в клубе были и кто-то их оттуда вынес.

— И кто же?

— Я, mon ami, — мягко произнес Пуаро.

Он едва успел повесить трубку, из которой доносилось невнятное рычанье Джеппа, как в прихожей раздался звонок. Пуаро отворил парадную дверь, и в нее вплыла графиня Росакова.

— Не были бы мы, увы, такими развалинами, — воскликнула она, — этот ранний визит считался бы крайне неприличным! Что ж, я пришла, как было сказано в вашей записке. За мной, кажется, шел полицейский, но он может подождать на улице. Так в чем же дело, друг мой?

Пуаро галантно помог ей снять меха.

— Зачем вы сунули изумруды в карман профессору Лискерду? — осведомился он. — Се n'est pas gentil ce que vous avez fait.[89]

Графиня сделала большие глаза.

— Но я же хотела сунуть их в ваш карман!

— Ах, мне?

— Ну да. Я кинулась к столику, где вы обычно сидели, но свет не горел и я случайно сунула их в карман профессору.

— И с чего же вам пришла в голову мысль сунуть мне в карман краденые изумруды?

— Мне показалось — у меня ведь не было времени на раздумье, — что это наилучший выход.

— Вера, вы просто impayable[90]!

— Друг мой, посудите сами! Появляется полиция, свет по договоренности с нашими покровителями, которые не могут себе позволить попасть в неловкое положение, гаснет — и чья-то рука тащит со стола мою сумочку.

Я успеваю ее схватить, но сквозь бархат чувствую внутри что-то твердое. Сую руку внутрь, определяю на ощупь, что это драгоценности, и сразу понимаю, кто их туда подложил!

— Вот как?

— Разумеется! Этот salaud[91], этот альфонс, это чудовище, эта двуличная, коварная змея, эта скотина Пол Вареско!

— Ваш компаньон?

— Да. «Преисподняя» принадлежит ему, и деньги в дело вкладывает он. До сих пор я его не выдавала — уж я-то умею быть верной! Но теперь, когда он меня хотел так подставить, поссорить с полицией, я молчать не буду! Я его выдам с потрохами!

— Успокойтесь, — сказал Пуаро, — и пройдите в соседнюю комнату.

Когда он открыл дверь, создалось полное впечатление, что маленькая комнатка до отказа заполнена псом. Цербер казался огромным даже в просторных интерьерах «Преисподней», а уж в маленькой столовой служебной квартиры Пуаро и подавно. Тем не менее рядом с ним уместился и давешний дурнопахнущий человечек.

— Пришли, как договаривались, командир, — сиплым голосом доложил человечек.

— Doudou![92] — завопила графиня. — Ангел мой!

Цербер забил хвостом по полу, но не тронулся с места.

— Позвольте вам представить мистера Уильяма Хиггза, — прокричал Пуаро под громовые удары Церберова хвоста. — Мастер своего дела. Во время сегодняшней tohubohu[93], — продолжал он, — мистер Хиггз выманил Цербера из клуба.

— Вы его выманили? — недоверчиво воззрилась графиня на жалкую фигурку собачника. — Но как? Каким образом?

Мистер Хиггз скромно потупил глаза.

— При дамочке объяснять неловко, но есть такие вещи, перед которыми ни один кобель не устоит. Пойдет за мной, куда захочу. С суками, понятно, это не пройдет, с ними надо по-другому.

— Но зачем? Зачем? — обернулась к Пуаро графиня.