Эллери Квин - Тайна голландской туфли

Любое из этих рассуждений может быть верным. Кроме очевидного, намеренного повторения метода, были и другие непонятные мне факты во втором убийстве. Ни один не поддавался легкому объяснению. И я был в абсолютном неведении, пока доктор Минхен не сказал мне, что он убрал бюро из-за стола Дженни. А это открылось мне только вчера утром. Мое знание о бюро и его местоположении в кабинете доктора Дженни переменило все. Это так же значительно для объяснения второго убийства, как туфли и брюки — для объяснения первого.

Рассмотрим факты. Лицо покойного Дженни было удивительно безмятежным, оставалось, вероятно, таким, каким было перед смертью, спокойно-уверенным, то есть его ничто не удивило и ничто не ужаснуло, а ведь ужас и изумление и есть непременные предшественники насильственной смерти. Но место нанесения удара говорит о том, что убийца должен был стоять за спиной доктора Дженни! А как убийца мог зайти сзади, не вызвав подозрений в своем присутствии? Окна позади стола нет — только в окно мог бы незамеченным проникнуть убийца. Да. В комнате есть окно на северной стене, выходящее во внутренний двор, но человек, проникший оттуда, не смог бы нанести удар. Стол и кресло в кабинете образуют гипотенузу треугольника, а северная и восточная стороны кабинета — два катета. Там нет места, где мог бы спрятаться убийца. А Дженни был убит во время работы за своим столом — в этом нет сомнений. В тот момент он писал. Это показывает след от чернил в середине фразы. Итак, убийца не только проник за спину доктора Дженни, но и зашел туда с позволения самого Дженни!

М-да, загадочная ситуация, — усмехнулся Эллери. — Я был совершенно сбит с толку. Позади кресла Дженни не было укрытия, где мог бы находиться убийца. И совершенно очевидно, что положение убийцы позади кресла не вызвало у доктора ни изумления, ни протеста. Из этого следуют два важных вывода: во-первых, Дженни знал, что потенциальный убийца стоит позади него; во-вторых, это не вызвало у него ни удивления, ни страха. До того как я узнал, что там находилось бюро с историями болезни, меня это так тяготило, что я буквально заболел. Но когда Джон Минхен признался мне... я подумал: по какой причине доктор Дженни принял за должное положение этого человека у себя за спиной? Единственным объектом в углу, я знал, было бюро. И бюро каким-то образом неизбежно было связано с функциями потенциального убийцы. Логично?

— Абсолютно логично! — выкрикнул доктор Минхен.

Сэмпсон резко взглянул на него, и тот, устыдившись, притих.

— Спасибо за поддержку, Джон, — сухо сказал Эллери. — Следующий этап был неизбежен. К счастью для меня, бюро это было не простое, а специально изготовленное для Дженни, его личный шкафчик. Он являлся его единоличным владельцем. Истории болезни были необходимы для книги, которую Дженни писал в соавторстве с доктором Минхеном. Всем известно, как страстно Дженни охранял эти документы от всех, кого считал посторонними. Они были заперты на ключ; никому не дозволялось их просматривать. Никому, — Эллери подчеркнул это усилением голоса, и глаза его загорелись, — кроме трех человек.

Первый — это сам Дженни. Он отпадает по очевидным причинам. Второй — доктор Минхен, соавтор. Но Минхен не мог убить Дженни, поскольку его не было в госпитале в момент убийства. Часть того утра он провел в моей компании, а перед визитом ко мне у него не хватило бы времени для совершения убийства.

Но это не все. — Тут Эллери начал тщательно протирать стекла своего пенсне. — Незадолго до убийства миссис Дорн я случайно узнал, что есть третий человек, который может посещать кабинет и открывать шкаф с полным правом. Эта женщина была не только сотрудницей госпиталя, не только стенографисткой, но личным секретарем Дженни, и у нее был в кабинете свой собственный стол. Помогая Дженни с рукописью, она должна была иметь доступ к драгоценным документам. Ее присутствие в этом углу, куда она, несомненно, заходила несколько раз на дню, воспринималось и Дженни, и всеми сотрудниками как рабочий момент... И тут я, конечно, говорю о третьем доверенном лице — Люсиль Прайс.

— Отличная работа, — удивленным тоном сказал Сэмпсон.

Инспектор смотрел на сына с обожанием.

— Она идеально подходит на роль убийцы! — воскликнул Эллери. — Ни один человек в госпитале не мог так спокойно и уверенно встать позади доктора Дженни, пока он работал; если бы зашел другой — он вызвал бы подозрения, поскольку Дженни очень ревниво относился к своим материалам; известно, что он многим отказывал в их выдаче. Исключением были только доктор Минхен и Люсиль Прайс. Минхен исключается. Кто остается? Люсиль Прайс!

Эллери протер пенсне.

— Отсюда вывод: она — единственный возможный убийца доктора Дженни. Люсиль Прайс... Я много раз мысленно произносил ее имя. Как можно ее охарактеризовать? Она — женщина, и она сотрудник госпиталя.

Но ведь это именно те характеристики, которые подходят для убийцы Абигейл Дорн! Возможно ли, чтобы столь профессионально подготовленная и невинная с виду медсестра совершила и это убийство?

В комнате повисла мертвая тишина.

— И с этого момента вся история начала мысленно разворачиваться в моем воображении. Я запросил план главного этажа, чтобы проследить весь ее маршрут, который она, несомненно, самостоятельно спланировала для осуществления этого дерзкого преступления. Она сама вела две роли: и медсестры, и имитатора доктора Дженни. Аккуратно сопоставляя все известные уже детали преступления, я начал набрасывать расписание действий Люсиль Прайс. И вот что у меня получилось.

Эллери сунул руку в нагрудный карман и извлек потрепанный блокнот. Харпер схватил карандаш и бумагу. Эллери бегло читал:

— 10.29. Реального Дженни отзывают к посетителю.

10.30. Люсиль Прайс открывает дверь предоперационной, ведущую к лифту, входит в него, закрывает дверь в него из восточного коридора, чтобы никто не вошел в лифт, надевает мужской хирургический костюм и маску, заблаговременно припрятанные где-то в предоперационной; оставляет собственную обувь в лифте. Далее: выскальзывает в восточный коридор, поворачивает за угол в южный коридор, проходит по нему до кабинета анестезии. Все время хромает в подражание Дженни, а черты лица и прическу скрывают маска и колпак. Она проходит под видом Дженни через кабинет анестезии, и ее видят доктор Байер, мисс Оберманн и Кадахи. Она входит в предоперационную, закрывает за собой дверь.

10.34. Приближается к лежащей в коме миссис Дорн, душит ее проволокой, заранее припасенной и скрытой под одеждой; в нужное время громко говорит своим собственным голосом, обращаясь к доктору Дженни, о своей готовности через минуту так, чтобы ее слышали. Конечно, никаких растворов она не готовила и вовсе не заходила в стерилизационную. Когда доктор Голд заглядывал в комнату, он видел мисс Прайс, склонившуюся над телом на каталке, спиной к нему. Голд, естественно, подумал, что это доктор Дженни.

10.38. Она покидает предоперационную через кабинет анестезии, идет обратно через южный и восточный коридоры, проскальзывает в лифт, снимает маску и мужской костюм, переобувается, спешит на этаж и бросает эти вещи в телефонную будку снаружи лифтовой двери, а затем возвращается в предоперационную через лифт.

10.43. Она вновь в виде Люсиль Прайс в предоперационной.

Весь процесс занял не более двенадцати минут. Эллери улыбнулся и убрал свой блокнот.

— Шнурок порвался перед убийством, в лифте. Все, что ей пришлось проделать, — это вернуться в предоперационную через лифт, открыть один из шкафов, достать адгезивную ленту, отрезать кусок карманными ножницами и вернуться в лифт. Если знать, где взять ленту, эту операцию можно проделать за двадцать секунд. Я случайно увидел тот самый моток ленты, когда открыл шкафчик. Я сравнил ширину и линию отреза ленты на мотке с той, что на шнурке. Они совпали в точности. Это — доказательство, господин прокурор?

— Да.

— Мисс Прайс могла бы положить моток ленты в карман, тем самым лишив нас доказательства. Но тогда она об этом не думала. Или подумала и избежала опасной улики у себя в кармане. Вспомните, что предоперационной не пользовались с момента наложения на нее ареста. Имейте в виду, что я разгадал действия убийцы до того, как нашел эту использованную ленту. И так сказать, пара туфель и подшитые брюки сообщили мне о личности убийцы все, кроме имени; шкафчик сказал мне и имя. Теперь все.

Он оглядел присутствующих с усталой улыбкой.

Лица их выглядели озадаченно. Харпер сиял от восхищения; он сидел, напряженно выпрямив спину, на краю стула.

Сэмпсон, подумав, сказал:

— И все же чего-то не хватает... А что Кнайсель?

— О, простите. Я должен был бы объяснить, что вина Люсиль Прайс могла трактоваться только как вина исполнительницы, но за ее спиной, вполне возможно, стоял соучастник-мужчина, наделенный ярким и холодным умом. Этот ум вполне мог бы принадлежать Кнайселю. У него есть мотив: со смертью миссис Дорн и Дженни он становился единоличным владельцем и фонда, и патента. А все его теории могли быть придуманы для отвода глаз. Но...