Загадка тауматургии - Виктор Борзов

Глава 1. Дневник

«В комнате находятся 10 человек. Вы — один из них. У каждого неограниченный запас желаний. Пожелать можно все что угодно, и это исполнится. Что вы загадаете?»

▪ ▪ ▪

Женский писклявый, как кипящий чайник, голос вырвал Сэмюэля из нежных объятий сна.

Пару минут парень ворочался. Отчаянно преследовал ускользающую дремоту, но давящий сквозь веки желтый свет и шум за стеной победили.

Он открыл глаза. Заспанный взгляд встретили потрескавшийся серый потолок и темное пятно над изголовьем.

«Доброе утро», — мысленно протянул Сэмюэль, вставая со скрипящей кровати. Парень зашаркал голыми ступнями по холодным половицам в ванную.

В висящем над раковиной зеркале его встретил бледный худощавый мужчина. Темные круги под глазами выдавали беспокойный сон, а сальные русые волосы — отсутствие времени на уход. На вид мужчине было далеко за тридцать; и только близкие знали, что Сэмюэль недавно справил двадцатилетие.

Когда парень ополоснулся, по коридору загулял голодный лязг кастрюли. Обтершись полотенцем, Сэмюэль последовал зову.

Из окна крошечную кухню заливал желтый свет, у одинокой плиты стоял мужчина. Он глядел в окно, высматривал в непроницаемом смоге прямоугольные силуэты других ульев.

— Как спалось? — спросил мужчина.

— Ужасно, — простонал Сэмюэль. — Старики за стеной опять поругались.

Садясь, парень мазнул взглядом по картине над столом. В простенькой деревянной рамке висел портрет Еврентия Мудрова, первого императора Острокийской империи.

Сэмюэль боялся долго глазеть на основателя. Почему-то при долгом наблюдении острый взгляд бородатого мужчины в самом расцвете сил наполнял сердце благоговением. Парень не знал из-за чего. Будь-то яркий пейзаж, издалека сливающийся в разноцветные кляксы, или стоическое бесстрастие героя.

За благоговением неустанно следовала зудящая досада. Раздражающая незавершенность. Что-то мешало наслаждаться живописным шедевром, но Сэмюэль не понимал что. Помимо неразлучной пары, парень ощущал пробегающий по спине холодок. Его пугала яркость и постоянство чувств. Даже вкуснейшее лакомство со временем приедалось, но только не эта картина. Каждый раз. Он каждый раз чувствовал одно и тоже. Благоговение и досаду. Словно при взгляде на портрет внутри включался сломанный патефон, играющий одну и туже мелодию снова и снова.

— Узнаю мистера и миссис Ленски, — усмехнулся мужчина.

Он повернулся к парню. Дэниэл Берислави носил серую майку и голубые шорты. За последний год волосы на голове отца сильно поредели. Сейчас Сэмюэль бы описал прическу Дэнни словосочетанием: «Озеро в лесу». Или, может, уже «морем»? В облике мужчины вопил красный фартук, который покрывали темные пятна жира.

— Чем порадуете сегодня, шеф? — усмехнулся парень. Нос щекотал терпкий запах орехов, а значит, отец варил гречку.

— Хорошо, что Вы спросили, дорогой клиент, — нарочито вальяжно проглаголил Дэнни. Он подражал герою недавней театральной постановки. Господину Важницкому, владельцу столичного ресторана. — Вашему вниманию представляется гречка!

Мужчина шагнул вбок, открывая вид на плиту.

Покрытую ржавыми наростами кастрюлю снизу щекотали голубо-красные языки пламени, пока за отодвинутой крышкой пузырилась вода.

— Прямиком с богатых южных ферм, — продолжил отец. — Взращенная в... баронии Зеленова! Трудолюбивые крестьяне день и ночь корпели на грядках ради одного: чтобы их гречка попала Вам на тарелку!

Дэниэл начал кланяться, но конец представления прервал глухой хруст.

— Пап, ты как? — вскочил со стула Сэмюэль.

— Я... все хорошо, — прохрипел мужчина, растирая спину.

Парень усадил Дэнни за стол, а сам выключил плиту и отставил кастрюлю. Когда он накладывал кашу в тарелки, положил отцу часть своей порции.

Они завтракали в полной тишине, сидя друг напротив друга. Пока между ними одиноко стоял третий стул.

— Как здоровье? — нарушил молчание Сэмюэль. Дэниэл поднял взгляд на сына, а затем смущенно отвел в сторону.

— Как всегда. Иногда я не чувствую пальцы на ногах и меня бесят хрустящие суставы. В остальном все хорошо, — ответил отец. — Сэмми, ты это... купишь мази?

Помыв посуду, Сэмюэль вбежал в комнату. Накинул белую рубашку, темно-серые брюки и отцовский серый плащ с капюшоном. Стоило парню опустить руку в карман, как ладонь коснулась бедра.

«Нужно зашить вечером», — подумал он.

В коридоре у входной двери в утренней желтизне тонул велосипед. К рулю, обмотанному грязной тряпкой, крепился химический фонарик, такой же помятый, как и весь велосипед.

Парень вытащил из нагрудного кармана кожаный платок и круглые очки, обмотал рот и нос; натянул мутные линзы на глаза. Мир поблек, будто Сэмюэль посмотрел сквозь тонкую ткань.

— Удачи! — прокричал отец с кухни.

Парень спешно спустился по каменной лестнице со второго этажа и ногой отпер тяжелую входную дверь. В темный подъезд ввалились плотные клубы желтого смога.

«Забыл про капюшон!» — натянул на голову капюшон и шагнул на улицу.

Спешно сколоченные местными умельцами скамейки, протоптанная земляная тропинка. Весь двор нежно обволакивала желтизна, стыдливо пряча остальное графство.

Сэмюэль