Марджери Аллингем - Полиция на похоронах

Миссис Фарадей, все это время слушавшая Кэмпиона с опущенным взором, вдруг подняла глаза.

– Но ведь у него были связаны руки!

Молодой человек кивнул.

– В том-то и вся хитрость. Эндрю обмотал запястья веревкой, однако вместе их не связал. Если бы мы нашли тело чуть раньше, нам бы это показалось странным, однако спустя десять дней логично было предположить, что шнур попросту сгнил от долгого пребывания в воде. Этого Эндрю и добивался.

– В самом деле, как изобретательно, – проговорила миссис Фарадей. – И как типично для определенного типа умопомешательства. Хитроумия Эндрю было не занимать, а вот ума… Он сломал себе жизнь, принимая этот дар изобретательности за настоящий ум. Если помните, все деньги он потерял в афере, которая тоже казалась хитроумной, однако не привлекла ни единого по-настоящему умного инвестора. – Старуха кивнула самой себе. – Эндрю с детства был странным, злобным созданием и вырос в отъявленного женоненавистника. С возрастом ему стали нравиться работы отдельных современных психологов, чьи обманчивые толкования и умопостроения казались ему разумными. Около года назад я вычеркнула его имя из завещания – за одну непростительную выходку, – и это, боюсь, натолкнуло его на мысль о самоубийстве. Ведь жить ему, если подумать, действительно было незачем. Замкнутость и ненависть к людям вкупе с дьявольской изобретательностью позволили ему задумать и осуществить эти страшные преступления, на которые при жизни он ни за что бы не отважился.

– Но позвольте, – сказал Кэмпион, не удержавшись: этот вопрос не давал ему покоя с самого начала, – какое удовольствие он получил от содеянного? Да, он расставил для родных эти хитроумные ловушки, но плодов своих стараний так и не увидел! Это ли не самое главное для преступника?

Миссис Фарадей поджала губы.

– Произошедшее ярко иллюстрирует склад ума, который вам – как здравомыслящему человеку – может быть весьма непросто понять. Но тут я призываю вас поверить мне на слово: Эндрю обладал одним необычным изъяном – близоруким умом. Он был не в состоянии предугадать даже самые очевидные последствия своих действий – его интересовал лишь мгновенный эффект. Полагаю, его безумие во многом объяснялось именно этим.

– Однако он так хитро все устроил… – возразил мистер Кэмпион.

– Да. Но если хорошенько подумать, то его план не выдерживает никакой критики. Отчасти ему удалось воплотить в жизнь колоссальный замысел, призванный нести хаос и смерть этому дому – но лишь отчасти. Предлагаю вам взвесить все хладнокровно и беспристрастно, как это делаю я. В его собственной смерти должны были обвинить Уильяма, а в смерти Джулии – бедняжку Китти. Какая нелепость! Разве могли Уильям и Китти независимо друг от друга совершить два убийства, да еще с промежутком в несколько дней? По отдельности эти безумные идеи Эндрю вполне имели право на жизнь, но вместе они ничего не стоят. А замысел с ядовитым клинком в книжном шкафу? Эндрю словно не мог решить, какой судьбы хочет для Уильяма: смертной казни или отравления. Его разум был целиком занят продумыванием мелочей, за которыми он не видел общей картины. Поэтому его замысел, успешный на первых порах, в итоге с треском провалился.

Она умолкла и обратила на Кэмпиона проницательный взгляд.

– Да, полностью с вами согласен, – сказал тот. – Однако же его замысел провалился почти сразу. Самая главная задумка – с револьвером Уильяма – потерпела крах.

– Ах да, я ведь вас перебила. Вы остановились на том, как тело Эндрю упало в воду.

– Верно, – кивнул мистер Кэмпион, усилием воли заставляя себя вернуться к фактам (он невольно отметил, что эта задача не представляет никакой сложности для хозяйки дома). – Беверидж говорит, что они с Джорджем тотчас выбежали на мост и успели увидеть, как труп Эндрю медленно уплывает вниз по течению. Пока они спорили, что делать дальше, Джордж приметил на другой стороне моста какой-то предмет. Он подобрал его и с удивлением обнаружил, что это тяжелый армейский револьвер, к спусковой скобе которого привязана тонкая веревка. Потянув за нее, они вытащили длинную продолговатую гирю от напольных часов.

– На другой стороне моста, говорите? – уточнила миссис Фарадей.

– Да, – подтвердил мистер Кэмпион. – Напротив того места, где стоял сам Эндрю. Он перебросил гирю через перила на противоположной стороне и надеялся, что та стянет пистолет в воду. Таким образом оружие окажется на изрядном расстоянии от тела, что исключит вероятность самоубийства.

– Но пистолет застрял, – заметила старуха. – Как?

– Беверидж говорит, веревка забилась между двух камней, – пояснил Кэмпион. – Джордж быстро сообразил, что к чему, и придумал, как можно заработать на этой тайне. Конечно, унести пистолет он не рискнул, но и оставлять его на месте было нельзя: полицейские бы поняли, как все случилось. Поскольку Джордж был пьян, в его поведении присутствовала доля опрометчивости. Он взял пистолет и гирю, обмотал их веревкой и со словами «Пусть поломают голову!» швырнул сверток в заросли на противоположном берегу. Cнаряд был весьма тяжел и далеко улететь не мог, да еще веревка прямо на лету размоталась, и пистолет повис на ветке вяза – примерно в полудюжине ярдов от берега. Гиря потащила его вниз, пистолет – черный, как кора дерева, – застрял в ветвях, а сама гиря скрылась в листьях плюща, обвивавшего ствол. Мы с вашим шофером и Бевериджем сегодня в пять утра отправились к реке и потратили на поиски добрых полчаса, хотя и знали, где искать. Конечно, полиция ничего не нашла!

– Очень умно, – проговорила миссис Фарадей. – Со стороны Эндрю. Гири упали посреди субботнего ужина, накануне его исчезновения. Видимо, он взял их сразу же. Помню, что в тот вечер он куда-то уходил. – Старуха замолчала и некоторое время, прищурившись, смотрела прямо перед собой. Руки ее безмятежно покоились на покрывале. – Полагаю, вы хотите знать, почему я позволила Эндрю остаться в доме – после того, как вычеркнула его имя из завещания? – вдруг спросила она. – Меня можно понять. У меня уже был один неприятный родственник, который при любой возможности тянул из меня деньги, Джордж, и я вовсе не хотела обзавестись вторым. Пусть ему было совершенно нечем меня шантажировать, я рассудила, что лишние скандалы и сцены мне не нужны. Кроме того, – добавила она, строго посмотрев на мистера Кэмпиона, – вы наверняка заметили, что я имею определенную власть над всеми, кто живет под этой крышей. Однако насчет Эндрю я ошиблась. Мне следовало понять, что он сошел с ума.

Миссис Фарадей беспокойно зашевелилась.

– Скажите, – c чувством пробормотала она, – так ли уж необходимо выдворять меня из дома, пока тут хозяйничают пытливые полицейские? Бедный Хью Фезерстоун, безусловно, пригласит меня к себе, но я уже стара и не хочу покидать свою комнату. Один ее вид успокаивает и радует мою душу.

Кэмпион окинул взглядом величественную опочивальню. Комната действительно была прекрасна.

– Сожалею, – произнес он, – но в доме необходимо произвести тщательный обыск. Что угодно может случиться – мы это увидели на примере бедного Джорджа. Кто мог подумать?..

– Да, – кивнула миссис Фарадей и вдруг помрачнела. – Он ведь отравился цианистым калием, не так ли? Очередная злая шутка Эндрю…

– И тоже весьма хитроумная, – сказал мистер Кэмпион. – Мы сначала были крайне удивлены, потому что у цианистого калия очень резкий и узнаваемый запах. Казалось бы, ни один человек в здравом уме не сунет его в рот – даже по ошибке. Цианистый калий, или синильная кислота, – один из самых опасных и смертоносных ядов на свете. Люди умирают даже от вдыхания его паров, насколько мне известно. Однако в случае с Джорджем объяснение нашлось быстро. На туалетном столике Эндрю была подставка с несколькими курительными трубками – все старые и закопченные, кроме одной. Она прямо-таки сверкала, и любому захотелось бы ее попробовать. Не знаю, замечали ли вы такую особенность – когда человек берет в руки трубку, ему сразу хочется пососать мундштук и убедиться, что дымовой канал ничем не забит? Это почти рефлекс.

– Замечала, – ответила миссис Фарадей. – Отвратительная привычка! Я не люблю табак во всех его проявлениях, и особенно – курительные трубки.

– Так или иначе, – извиняющимся тоном продолжал мистер Кэмпион, – трубка – это практически единственный предмет, который человек сразу тянет в рот. Новая трубка Эндрю имела эбонитовый мундштук, который легко откручивался. Чубук же оказался набит тонко смолотым порошком цианистого калия. Инспектор полагает, что из мундштука торчал какой-нибудь лоскуток – затычка, не выпускавшая наружу запах миндаля, – который Джордж тут же выбросил. В чаше с той же целью был оставлен старый табак. Убрав лоскуток и вытряхнув трубку, Джордж, естественно, тут же поднес ее ко рту и глубоко втянул воздух – таким образом угодив прямиком в расставленную Эндрю западню. Не знаю, правда, кому она предназначалась. Скорее всего, Эндрю просто не смог устоять перед соблазном – так ему приглянулась эта идея. Он ведь недолюбливал всех родных, хотя, надо отдать ему должное, вас и Джойс он не тронул.