Луиз Пенни - Что скрывал покойник

Оливье и Габри вновь перебирали события минувшего дня. Их описание отличалось такой живостью, что собравшиеся в уютной гостиной словно наяву видели трех мальчишек в масках, которые пригоршнями зачерпывали утиный навоз, кучками лежавший на краю деревенского поля: парни поднимали руки, навоз стекал у них между пальцев, а они швыряли его в старое кирпичное здание. Вскоре бело-голубые навесы и парусиновые тенты были перепачканы напрочь. По стенам стекал навоз. Вывеска «Бистро» была забрызгана до нечитабельного состояния. В мгновение ока чистенький и аккуратный фасад кафе в самом сердце Трех Сосен оказался замаран нечистотами, причем речь шла не только об утином навозе. Деревушку сотрясли выкрики, пронзительно звучавшие в оцепеневшем от шока воздухе.

— Педерасты! Вонючие гомики! — орали мальчишки.

Слушая Оливье и Габри, Джейн вспоминала, как вышла из своего маленького каменного коттеджика, расположенного на противоположном краю площади, и, торопливо пересекая ее, увидела, как из бистро появились Оливье и Габри. Мальчишки взвыли от восторга и взяли на прицел двоих мужчин, забрасывая их комьями навоза.

Джейн ускорила шаг, жалея, что ее полные ноги такие короткие. Потом она увидела, как Оливье совершил нечто поистине невероятное. Пока мальчишки бесновались и швырялись навозом, Оливье медленно и бережно взял Габри за руку и изящно поднес ее к своим губам. Парни в замешательстве смотрели, как Оливье поцеловал измазанную навозом руку Габри перепачканными в навозе губами. Похоже, этот акт любви и неприкрытого пренебрежения к ним заставил мальчишек оцепенеть. Но всего на мгновение. Ненависть взяла верх, и их нападки возобновились с удвоенной силой.

— Прекратите немедленно! — твердо заявила Джейн.

Руки их замерли в воздухе — так они инстинктивно отреагировали на властный голос. Одновременно обернувшись, они увидели маленькую Джейн Нил в цветастом платье и желтой шерстяной кофте, решительно направлявшуюся к ним. Один из мальчишек, в оранжевой маске, замахнулся, чтобы швырнуть в нее навозом.

— И думать не смейте, молодой человек.

Он помедлил достаточно долго, чтобы Джейн смогла взглянуть им прямо в глаза.

— Филипп Крофт, Гас Хеннесси, Клод ЛаПьер, — медленно и отчетливо выговорила она. Ее слова произвели нужный эффект. Мальчишки отряхнули руки и бросились наутек. Они промчались мимо Джейн и устремились вверх по холму, карабкаясь и спотыкаясь, а тот, который был в оранжевой маске, все время смеялся. Смех его был страшен и омерзителен, он затмил даже запах навоза. Один из подростков остановился и оглянулся. Остальные наткнулись на него, а потом толчками и пинками стали подгонять вверх по улице дю Мулен.

Все это случилось только сегодня утром. Но уже казалось сном, точнее, ночным кошмаром.

— Это было отвратительно, — заявил Габри, соглашаясь с Руфь. Он с размаху опустился в одно из старых кресел, вылинявшую обивку которого согрел огонь камина. — Разумеется, они были правы; я на самом деле голубой.

— И, — добавил Оливье, присаживаясь на подлокотник кресла Габри, — еще странный и подозрительный.

— Я превратился в одного из этих величественных и величавых гомосексуалистов Квебека, — заявил Габри, перефразируя Квентина Криспа. — Я придерживаюсь фантастических и поразительных взглядов.

Оливье рассмеялся, а Руфь подбросила в огонь еще одно полено.

— Ты и в самом деле выглядел очень величественно сегодня утром, — сказал Бен Хедли, лучший друг Питера.

— Ты хотел сказать, внушительно, как землевладелец?

— Да, средней руки, правильнее будет сказать.

В это время на кухне Клара встречала Мирну Ландерс.

— Стол выглядит просто великолепно, — заявила Мирна, стягивая пальто, под которым оказалось пурпурное платье в восточном стиле без пояса. На мгновение Кларе стало интересно, как это она сумела протиснуться в двери. И тут Мирна извлекла на свет божий свой взнос в вечернее сборище, цветочную икебану. — Куда мне ее поставить, милочка?

Клара молча уставилась на нее, разинув от удивления рот. Как сама Мирна, так и ее букеты были огромными, экспансивными и неожиданными. В этом, например, соседствовали ветки дуба и клена, камыш с берегов реки Белла-Белла, протекавшей позади книжного магазинчика Мирны, яблоневые побеги, на которых уцелело несколько плодов сорта «макинтош», и великое множество разнообразных трав.

— Что это?

— Где?

— Вот здесь, в самом центре твоей икебаны.

— Колбаса.

— Сарделька, ты хотела сказать?

— М-м, лучше взгляни вот сюда. — И Мирна ткнула пальцем в спутанный клубок ветвей.

— «Собрание сочинений У. X. Одена», — прочла Клара. — Ты, должно быть, шутишь.

— Это для мальчиков.

— А что еще здесь есть? — Клара обвела глазами внушительный букет.

— Дензел Вашингтон. Только не говори Габри.

В гостиной Джейн продолжала свой рассказ:

— А потом Габри говорит мне: «Твоя мульча у меня. Именно так ее всегда носила Вита Сэквилль Уэст».

Оливье прошептал Габри на ухо:

— Ты и в самом деле странный.

— Ты разве не рад этому? — прозвучала в ответ избитая шуточка.

— Как поживаете? — Из кухни появилась Мирна в сопровождении Клары и принялась обниматься с Габри и Оливье, а Питер налил ей скотча.

— Думаю, с нами все в порядке! — Оливье расцеловал Мирну в обе щеки. — Следует удивляться тому, что этого не случилось раньше. Сколько мы уже здесь живем? Двенадцать лет? — Габри кивнул с набитым ртом, он вдумчиво жевал «камамбер». — И только сейчас на нас напали. Еще ребенком, в Монреале, надо мной издевалась группа взрослых мужчин. Это было ужасно. — Все замолчали, и слышался только треск и бормотание огня в камине. Оливье заговорил снова: — Они били меня палками. Смешно, но теперь, оглядываясь назад, я думаю, что это было больнее всего. Не синяки и шишки… Перед тем как ударить, они тыкали в меня палками, понимаете? — Он сделал выпад рукой, имитируя движение. — Они вели себя так, словно я не был человеком.

— Это необходимый первый шаг, — заявила Мирна. — Они относятся к жертве как к животному, а не как к человеку. Ты все правильно объяснил.

Она знала, о чем говорила. Перед тем как переехать в Три Сосны, Мирна работала психологом в Монреале. И, будучи чернокожей, прекрасно знала это выражение на лицах, когда люди относятся к тебе, как к мебели.

Руфь повернулась к Оливье, меняя тему разговора.

— Я была в подвале и наткнулась там на пару вещичек. Рассчитываю, что ты сможешь продать их для меня.

— Отлично. Что…

— Есть стаканы рубинового стекла с лиловатым отливом…

— Просто замечательно. — Оливье обожал цветное стекло. — Ручной выдувки?

— Ты что, принимаешь меня за идиотку? Разумеется, они ручной выдувки.

— Ты уверена, что они тебе не нужны? — Он всегда задавал своим друзьям этот вопрос.

— Перестань морочить голову. Ты думаешь, я заговорила бы о них, если бы сомневалась в том, что они мне не нужны?

— Стерва.

— Ах ты, моя девочка!

— Отлично, расскажи мне еще что-нибудь.

Руфь умудрялась откапывать в своем подвале самые невероятные вещицы. Такое впечатление, что у нее там было прорублено окно в прошлое. Попадалась и откровенная рухлядь, вроде старых поломанных кофеварок и сгоревших тостеров. Зато остальное заставляло Оливье трепетать от наслаждения. Скряга-антиквар, скрывавшийся в нем и занимавший значительно большую часть его натуры, чем он готов был признать, приходил в восторг оттого, что имел доступ к сокровищам Руфи. Иногда он буквально грезил ее подвалом наяву.

Если подвал Руфи приводил его в восхищение, то он просто сходил с ума от страсти к жилищу Джейн. Он готов был продать душу дьяволу за возможность переступить ее порог и заглянуть за дверь кухни. Одни только находившиеся там антикварные штучки стоили десятки тысяч долларов. Впервые оказавшись в Трех Соснах, по настоянию Королевы Драмы, он лишился дара речи, когда увидел линолеум на полу в ее прихожей. Если прихожая была музеем, а кухня — святилищем, то что же, ради всего святого, скрывалось за ними? Оливье постарался отогнать от себя эту мысль, зная, что, скорее всего, он будет разочарован. ИКЕА. И потертый ковер грубого ворса. Ему давно уже не казалось странным, что Джейн никогда и никого не приглашала войти через вращающиеся двери в свою гостиную и дальше в дом.

— А насчет мульчи, Джейн, — говорил Габри, согнувшись над одной из составных картинок-головоломок Питера, — я могу привезти ее тебе завтра. Может, заодно помочь тебе вскопать огород?

— Нет, мне осталось совсем немного. Но, наверное, это в последний раз. Я больше не могу бесконечно возиться с ним. — Габри с явным облегчением воспринял известие о том, что его помощь не требуется. Ему вполне хватало собственного огорода.