Агата Кристи - По направлению к нулю

Минут через пять отец и дочь уже выехали из школьных ворот.

– Сильвия, – сказал Баттл, – я хотел спросить тебя об одной девочке. Она встретилась мне в коридоре. Знаешь, у нее такие белокурые, довольно курчавые волосы, розовощекое личико, родинка на подбородке и голубые, широко расставленные глаза.

– Судя по описанию, похоже на Оливию Парсонс.

– Угу, понятно. Видишь ли, я не удивлюсь, если это ее рук дело.

– Разве она выглядела испуганной?

– Как раз наоборот, она выглядела очень самоуверенной. Такой спокойный, самоуверенный взгляд я много раз видел во время наших полицейских расследований. Готов поставить кругленькую сумму на то, что именно она воровка… Но вот ее ты не заставишь признаться… Никогда!

Сильвия сказала со вздохом:

– Все это было похоже на дурной сон. Ох, папа, мне так стыдно. Прости меня, пожалуйста. Как я могла быть такой дурой, такой полной идиоткой? Я понимаю, что вела себя просто ужасно.

– Все в порядке. – Оторвав одну руку от руля, суперинтендант Баттл похлопал дочь по плечу и сказал одно из своих излюбленных и банальных утешительных изречений: – Не переживай. Напасти нам посланы для испытания. Да-да, именно для испытания. По крайней мере я так полагаю. Не знаю, конечно, может, в них скрыт еще какой-то смысл…

Солнце щедро изливало лучи на дом Невиля Стренджа в Хинд-Хеде.

Такой чудесный денек – жарче июньских дней – случается в апреле разок-другой.

Невиль Стрендж спускался по лестнице. Он был одет в белый спортивный костюм из тонкой шерсти и под мышкой держал четыре теннисные ракетки.

Если бы некий избирательный комитет задумал отыскать среди англичан идеально счастливого человека, у которого есть все, что душе угодно, то Невиль Стрендж, несомненно, мог быть взят за образец. Всесторонне одаренный спортсмен и первоклассный теннисист, он был хорошо известен в британском обществе. Хотя ему никогда не удавалось выйти в финал Уимблдонского турнира, он нередко выигрывал несколько первых кругов в смешанных парах и дважды выходил в полуфинал. Возможно, если бы он не уделял слишком много времени другим видам спорта, то смог бы стать чемпионом в теннисе. Невиль прекрасно играл в гольф, был сильным пловцом и участвовал в нескольких сложных восхождениях в Альпах. В свои тридцать три года он имел отменное здоровье, приятную внешность, хороший достаток и исключительно красивую молодую жену, на которой женился недавно… В общем, жизнь его была прекрасной во всех отношениях – ни забот, ни тревог.

Тем не менее когда этим чудесным утром он спустился на первый этаж, на лице его блуждала тень мрачноватой озабоченности. Эта легкая тень едва ли была заметна для посторонних глаз. Но сам он осознавал ее существование, некие грустные мысли заложили складки на его челе, придавая лицу беспокойное и нерешительное выражение.

Проходя по холлу, он решительно расправил плечи, словно сбросил с себя какую-то тяжкую ношу, миновал гостиную и вышел на застекленную террасу, где на мягких подушках нежилась его жена, попивая апельсиновый сок.

Двадцатитрехлетняя Кей Стрендж была необыкновенно красива. Она была обладательницей стройной, точеной фигурки, темно-рыжих волос и такого прекрасного цвета лица, что доведение его до совершенства обычно требовало минимального количества времени и косметики. Помимо того у нее были неотразимые темные глаза и брови, что так редко соседствуют с рыжими волосами.

– Привет, красотка, – беспечно сказал ее муж. – Что у нас на завтрак?

– У вас, а не у нас! – сморщила носик Кей. – Ужасные кроваво-красные почки, грибы и ветчинный рулет.

– Звучит довольно заманчиво, – заметил Невиль.

Он положил себе всех вышеперечисленных яств и налил чашку кофе. На несколько минут на террасе установилось приветливое молчание.

– А-ах… – томно сказала Кей, покачивая голой ножкой с аккуратными ноготками, покрытыми алым лаком. – Какое прелестное утро! В конце концов, Англия не так уж и плоха, правда?

Они совсем недавно вернулись с юга Франции.

Невиль, бегло просмотрев газетные заголовки, уже заинтересованно читал спортивную страничку, поэтому просто хмыкнул в ответ, выражая некоторую неуверенность.

Вскоре он отложил газету и, намазав тост мармеладом, занялся письмами.

Пачка писем была довольно объемистая, но большую часть он порвал и выбросил. Рекламные проспекты, извещения и прочая печатная галиматья.

– Мне не нравится сочетание цветов в нашей гостиной, – сказала Кей. – Можно, я ее переделаю, Невиль?

– Как тебе заблагорассудится, моя красавица!

– По-моему, общий тон надо сделать переливчато-синим, – мечтательно проговорила Кей, – и множество атласных подушек цвета слоновой кости.

– Чтобы ты кувыркалась в них, как обезьянка, – пошутил Невиль.

– Ты сам вполне можешь последовать моему примеру, – сказала Кей.

Невиль распечатал очередное письмо.

– Да, кстати, – сказала Кей, – Шерти приглашает нас отправиться в Норвегию на его яхте в конце июня. Какая жалость, что мы не можем. – Она незаметно посмотрела в сторону Невиля и с тоскливым вздохом добавила: – Как я люблю морские путешествия.

По лицу Невиля пробежало легкое облачко какой-то задумчивой нерешительности.

– Неужели мы обязательно должны ехать к этой старой зануде Камилле? – мятежно спросила Кей.

Невиль нахмурился:

– Конечно, должны. Послушай, Кей, мне казалось, мы давно покончили с этим вопросом. Сэр Метью был моим опекуном. Они с Камиллой вырастили меня. Если и существует на земле место, которое я мог бы назвать своим родным домом, так это именно Галлс-Пойнт.

– Ну ладно, ладно, – сказала Кей. – Раз уж это наш долг, то ничего не поделаешь. В конце концов, ведь мы получим все ее деньги, когда она умрет, и я понимаю, что нам стоит немного подлизаться к ней.

– Что значит – подлизаться?.. – сердито сказал Невиль. – Дело вовсе не в этом. Кстати, она не распоряжается нашими будущими деньгами. Ей назначено пожизненное годовое содержание, но впоследствии по завещанию сэра Метью все его состояние перейдет ко мне и моей жене. Так что, моя милая, все дело в привязанности. Как ты не можешь понять этого?

Она немного помедлила с ответом и потом сказала:

– Конечно же, я все понимаю. Я просто притворяюсь, потому что… ну, в общем, я знаю, что я в данном случае – нежеланный гость, меня там только терпят. Они ненавидят меня! Да, да, именно так! Леди Трессильян воротит свой аристократический нос и смотрит на меня с презрением, а Мери Олдин вообще, разговаривая со мной, глядит куда-то в сторону. К тебе-то они прекрасно относятся. Вот ты и не замечаешь, что происходит.

– Мне казалось, они всегда были очень вежливы с тобой. Дорогая, ты же отлично знаешь, что, если бы они вели себя иначе, я не стал бы настаивать на нашей поездке.

Кей бросила на него странный взгляд из-под своих полуопущенных темных ресниц.

– О да, они достаточно вежливы. Но у них есть множество других способов для того, чтобы вывести меня из себя. Они считают меня захватчицей, посягнувшей на чужие владения.

– Что ж, – сказал Невиль, – в конце концов, вероятно, у них есть для этого некоторые основания. Разве нет?

Его голос слегка изменился. Он вышел из-за стола и стоял спиной к Кей, окидывая взглядом открывавшийся из окон вид.

– О да, я полагаю, это вполне объяснимо. Они любили Одри, не правда ли? – Ее голос немного дрожал. – Милая, благовоспитанная, хладнокровная и бесцветная Одри! Камилла не может простить мне того, что я заняла ее место.

– Не забывай о возрасте Камиллы, – не оборачиваясь, сказал Невиль, его голос был глухим и безжизненным. – Ведь ей уже за семьдесят. Ее поколение, как ты знаешь, не слишком одобряет разводы. Мне кажется, что в целом она смирилась с нашей женитьбой и принимает нас очень радушно, учитывая то, как она была привязана к… к Одри.

Его голос едва уловимо изменился, когда он произносил имя своей бывшей жены.

– Они считают, что ты плохо обошелся с ней.

– Да, вероятно, – тихо сказал Невиль, но жена услышала его.

– Ах, дорогой, не будь таким глупым. Она подняла весь этот ужасный шум, просто чтобы привлечь к себе внимание.

– Одри не поднимала никакого шума. Она не устраивала никаких сцен ревности.

– Не притворяйся, ты же понимаешь, что я имею в виду. Она уехала от тебя в жутком расстройстве и повсюду изображала несчастную страдалицу с разбитым сердцем. Вот что я называю шумом! Есть люди, которые умеют проигрывать достойно, но Одри, по-моему, не из их числа. Мне вообще кажется, что если женщина не может удержать собственного мужа, то ей следует отпустить его с миром и с достоинством удалиться со сцены. У вас с ней не было ничего общего. Она никогда не увлекалась спортом, была такой малокровной, выцветшей, как… как кухонное полотенце. Безжизненное, анемичное создание. В ней нет даже духа соперничества! Если бы она действительно любила тебя, то ей следовало в первую очередь подумать о твоем счастье и порадоваться, что тебе посчастливилось найти в этой жизни более подходящую пару.