Энн Перри - Призрак с Кейтер-стрит

Эдвард с удивлением посмотрел на дочь, когда та вошла в библиотеку:

— Эмили? Ты ищешь что-то почитать?

— Нет. — Она села в большое кожаное кресло напротив него.

— Что тогда? Ты не хочешь быть одна? Признаюсь, я тоже рад, что ты пришла.

Эмили слегка улыбнулась. Разговор может стать гораздо тяжелее, чем она надеялась.

— Папа…

— Да, моя дорогая. — Как устало он выглядит. Она забыла о том, как он постарел.

— Папа, эта женщина с Кейтер-стрит… сколько времени прошло с тех пор, как она была твоей любовницей? — Лучше идти напрямую. Эмили могла хитрить с большинством людей, но ей никогда не удавалось успешно обманывать отца.

— Временами ты похожа на Шарлотту. — Он невесело усмехнулся, и она инстинктивно поняла, что он думает сейчас не о ней, не о Шарлотте, а о Саре.

— Сколько времени? — повторила девушка. Если связь уже закончилась, то говорить о ней — только продлевать боль.

Эдвард смотрел на нее. Прикидывал ли он, сколько она знает? Или даже теперь он собирался лгать, увиливать?

— Мы знаем про нее, — сказала Эмили жестко, — Сара ходила навестить ее. Эта женщина раскрыла правду. Пожалуйста, папа, не ухудшай ситуацию. — Ее голос дрожал. Ей самой был ужасно неприятен этот допрос, но недоговорки навредят еще больше. Подозрение было раковой опухолью, более болезненной, чем чистое знание. Эмили не должна позволять отцу лгать, унижая себя.

Эдвард продолжал смотреть на нее. Девушке хотелось закрыть глаза, закончить разговор. Но она знала, что уже слишком поздно.

Наконец Эдвард сдался.

— Давно это было, — ответил он, тихо вздохнув. — Вначале — очень короткая связь. Она закончилась через год или два после того, как ты родилась. Но эта женщина продолжала мне нравиться. Твоя мать была часто занята… собой. Ты не знала ее тогдашнюю. Она была немного похожа на Сару. Немного упрямая, всегда думала, она что знает все лучше всех…

Неожиданно глаза отца наполнились слезами. Эмили отвернулась, чтобы не смущать его. Она встала и подошла к окну, чтобы дать ему время взять себя в руки.

— Была ли другая женщина после нее? — спросила она наконец. Лучше узнать все с первой попытки.

— Нет, — ответил он удивленно. — Нет! Конечно, нет! Почему ты спрашиваешь, Эмили?

Девушка хотела быстро придумать какую-нибудь ложь, чтобы он даже не догадался, в чем она его подозревала. Глупо, но теперь ей хотелось защитить его. Эмили думала, что никогда не простит ему, что он обидел маму, но сейчас ей почему-то хотелось защитить его, как будто это он пострадал. Это было новое ощущение для нее, причем не совсем неприятное.

— Для мамы, конечно, — ответила Эмили. — Можно простить одну ошибку, особенно если она совершена много лет назад. Но нельзя простить что-то, что повторяется снова и снова.

— Ты думаешь, мама будет того же мнения? — Его голос звучал душераздирающе, разве что не жалобно.

Эмили это немного смутило.

— Я должна спросить ее, — быстро сказала она. — Мне кажется, она сейчас лежит внизу. Горюет о Саре.

Отец встал.

— Да, я знаю. Я понял, как много она значила для меня.

Он обнял дочь и нежно поцеловал в лоб. Она вдруг прижалась к нему и заплакала — о Саре, о себе и о каждом из семьи…

Поздним вечером зашел Джордж Эшворд, чтобы выразить свои соболезнования. Естественно, они были выражены всей семье, и поэтому он был приглашен Эдвардом в комнату для приемов. Чтобы соблюсти правила, был предложен чай — и, также согласно правилам, Эшворд от него отказался. После этого он спросил, может ли поговорить с Эмили.

Она пригласила его в библиотеку. Эшворд закрыл за собой дверь.

— Эмили, я очень сожалею. Может быть, я не должен был приходить так скоро, но мне не хотелось бы, чтобы вы подумали, что меня не тронуло ваше горе. Я понимаю, глупо спрашивать об этом, но могу ли я вам чем-то помочь?

Эмили была тронута и удивлена такими чувствами, которые оказались глубже, чем если бы Джордж был движим только хорошими манерами. Она желала — и, конечно, планировала — выйти за него замуж в свое время. Она по-настоящему любила его, но не предполагала в нем такой чувствительности. Это было приятное открытие; оно несколько пригасило в ней ту настороженность к людям, которую она с некоторых пор стала в себе ощущать.

— Спасибо, — сказала Эмили и продолжила, осторожно подбирая слова: — Очень благородно с вашей стороны предложить это, но здесь действительно ничего не поделаешь. Мы просто должны пережить эту утрату, прежде чем почувствуем, что можем снова воспринимать мир.

— Я полагаю, полиция еще не знает, кто убийца?

— Думаю, что так. Я начинаю сомневаться, что они когда-нибудь узнают. Фактически, я слышала, как какой-то глупый слуга недавно предположил, что это был не человек, а какое-то сверхъестественное создание — вампир или демон…

Она издала короткий звук, который должен был изображать презрительный смех, но тут же смолкла.

— Вам не понравилась эта мысль? — неловко спросил Эшворд. — Не так ли?

— Конечно, нет! — ответила Эмили с неприязнью. — Это кто-то с Кейтер-стрит или с соседней улицы. Кто-то, кто страдает ужасной формой сумасшествия, заставляющего убивать. Я не знаю, делает ли он это по какой-то особой причине, или же просто потому, что несчастные женщины просто находились рядом с ним, когда у него был приступ безумия. Но он человек, в этом я уверена.

— Почему вы так уверены, Эмили? — Джордж облокотился на спинку одного из кресел.

Она посмотрела на него с любопытством. Это был мужчина, за которого она намеревалась выйти замуж, чтобы провести с ним остаток жизни, довериться ему. Джордж был необыкновенно красив; более того, он нравился ей, а сегодня — особенно, потому что, неожиданно для нее, действительно беспокоился о ней.

— Потому что я не верю в монстров, — заявила она. — Дьявольски злой человек — возможно, и безумец, но не монстр. Я думаю, он хочет, чтобы мы поверили, что он таков, потому что тогда мы перестанем искать его среди нас. Может быть, даже вовсе перестанем искать его.

— Какое вы практичное создание, Эмили, — сказал с улыбкой Джордж. — Вы когда-нибудь делаете что-то глупое?

— Нечасто, — сказала она и тоже улыбнулась. — Вы бы предпочли, чтобы я делала это чаще?

— Бог мой, нет, конечно! Вы идеальное создание. Вы выглядите женственной и очень хрупкой; вы знаете, когда говорить, а когда лучше промолчать. И, кроме того, у вас имеется безусловный здравый смысл, не хуже чем у мужчин.

— Благодарю вас, — сказала Эмили, покраснев от удовольствия.

— На самом деле, — Джордж посмотрел вниз, затем снова на нее, — если бы я обладал здравым смыслом, я должен был бы жениться на вас.

У Эмили на секунду перехватило дыхание.

— И он у вас есть? — спросила она очень осторожно.

Его улыбка стала шире.

— Не всегда. Но я думаю, что на этот раз он у меня есть.

— Вы делаете мне предложение, Джордж? — Она внимательно всмотрелась в него.

— А вы не догадываетесь?

— Мне бы хотелось увериться в этом. Было бы очень глупо ошибиться в столь важном деле.

— Я делаю вам предложение? — Эшворд превратил это в вопрос выражением глаз. Казалось, он очень волнуется и ее ответ очень важен для него.

Он нравился ей даже больше, чем она думала.

— Для меня это будет большая честь, — сказала Эмили. — И я принимаю ваше предложение. Вам лучше поговорить с папой через несколько недель. Когда настанет более подходящее для этого время.

— Конечно, я поговорю с ним. — Джордж встал. — И постараюсь, чтобы он нашел мое предложение приемлемым. Теперь мне лучше уйти, чтобы соблюсти приличия. Спокойной ночи, Эмили. Моя дорогая…

В этот вечер Эдвард решил, что не будет больше требовать от Кэролайн пытаться умиротворять бабушку или подстраиваться под ее капризный характер и плохое настроение. Мэддок отправился к Сюзанне с посланием, что при первой возможности бабушка со всей необходимой одеждой и аксессуарами будет отправлена к ней. И они не ожидают ее возвращения до тех пор, пока не оправятся после тяжелой утраты. Конечно, для Сюзанны приезд бабушки не будет большим удовольствием, однако это одна из неизбежных тягот семейной жизни, и она должна помогать своим близким.

Бабушка жаловалась на свою горькую судьбу и даже пыталась падать в обморок, но никому не было до нее никакого дела. Эмили пребывала в своем собственном мире. Эдвард и Кэролайн, казалось, наконец-то пришли к согласию относительно миссис Этвуд. В один из предыдущих вечеров они долго беседовали, и Кэролайн узнала много нового не только об Эдварде, но также об одиночестве, о чувстве исключенности из круга близких людей, а также о себе. Между ними снова возникло взаимопонимание, а также много новых тем для разговора.

Доминик впервые не прибегал к обычной дипломатии, а Шарлотта не была намерена церемониться. Поэтому на следующее утро Кэролайн и Эмили помогли бабушке упаковаться и в десять часов посадили ее в экипаж для переезда к Сюзанне.