Энн Грэнджер - Секрет миссис Смитон

— Она была необычайно прекрасной женщиной, — Лоуренс виновато покосился на дверь — как бы жена не услышала, как он здесь выражает восхищение другой, — но чертовски упрямой. Мой брат, Маркус, был влюблен в нее по уши, и хоть он был отличным парнем, — Лоуренс помолчал, его взгляд был устремлен в прошлое, — их брак был готов развалиться. Если бы он не погиб на войне, дело несомненно кончилось бы разводом.

— Не сошлись характерами? — предположил Макби, пока Смитон снова предался воспоминаниям.

Генерал вздрогнул.

— Что? Ах да, называйте, как хотите; конечно, дело было не только в этом, но сплетничать не в моих правилах.

— Хорошо, — ответил Макби, изобразив улыбку.

— Обычно люди склонны объяснять все тем, что у кого-то было тяжелое детство, но не у Оливии: родители испортили ее своим обожанием. В результате она считала, что все вокруг обязаны восторгаться ею, впрочем, большинство так и делало, а остальных она буквально уничтожала своим презрением, совершенно подавляла всех кругом. Взять хотя бы эту бедную мышку Виолетту Доусон. Мухи не обидит, всегда тушевалась так, что дальше некуда. Не то, чтобы она была дурнушкой, но Оливия тратила на нее деньги. Я впервые встретил ее на свадьбе, где она была подружкой невесты: темные, как и у Оливии, волосы, еще более изящное сложение. Мне она казалась весьма привлекательной, вот только индивидуальности ей не хватало, а уж по силе характера она Оливии и в подметки не годилась. Сначала я не мог понять, почему Оливия везде таскает эту Доусон за собой как некий трофей, а потом решил, что, может быть, она таким образом пытается подчеркнуть свою собственную красоту.

Он фыркнул.

— Была когда-то веселенькая песенка с припевом «и ее мамочка тоже явится», или что-то в этом духе. Так вот, когда Оливия вышла замуж за Маркуса, эта Доусон тоже явилась, и у них получился счастливый «брак на троих». Какое-то время это казалось мне странным, но я думал, что долго это продлиться не может. Шла война, тысячи людей жили во временных убежищах, люди искали приют у друзей и родственников, а Оливия взяла к себе Виолетту Доусон, все по-честному. Кроме того, в то время женщины не жили одни, это было чересчур уж рискованно. То, что Оливия приютила свою старую школьную подругу, не было так уж необычно, как это может показаться со стороны, но скоро я понял, что не все так просто.

Лоуренс придвинул свой стул ближе.

— Маркус понятия не имел, что происходит, в этом я вполне уверен. В конце концов, он женился на ней, и ему и в голову не приходило, что она, хм, что она могла предпочесть эту Доусон ему, если уж говорить честно. Но где-то в глубине души он понимал, что эта дружба была чуть более тесной, чем нужно. С другой стороны, женщины, насколько ему известно, могут так дружить, вот что он мне говорил. Он многого не знал о женщинах. Блестящий ум, но весьма наивный в житейских вопросах человек. Перед войной у него были все предпосылки для успешной научной карьеры, но из-за стремительно разворачивающихся событий ему, как и многим другим, все пришлось отложить. Он бы снова взялся за дело после окончания военных действий, его ожидало место в университете, но все зря — война кровавое дело.

Лоуренс покачал головой.

— Я говорю не только о таких людях, как мой брат. Лишиться жизни — самая горькая потеря из всех возможных. Тот французский писатель, Сент-Экзюпери, он понимал это. Если вам доводилось его читать, то вы и сами это знаете, а если нет, обязательно прочтите.

Макби решился вмешаться:

— Как вы думаете, почему она вышла замуж за вашего брата, если вы уверены, что она его не любила?

— Тогда женщины просто выходили замуж, так было принято. До войны такие как Оливия, красивые, образованные, богатые, известные в обществе, были представлены ко двору и им подыскивали достойную партию. Люди бы просто начали допытываться, почему она не вышла замуж.

А потом началась война, и все бросились жениться. Это был вопрос жизни и смерти. Вы же не будете медлить, если осознаете, что в любую минуту можете отправиться на тот свет. Молодые пары спешили зарегистрироваться, как только жених приезжал на побывку, в общем, ковали железо, пока горячо. Девушки круга Оливии в мгновение ока выскакивали замуж за парней, которых едва знали. Такие, как Оливия, доходили до верха бесстыдства и бывали окружены наглыми молодчиками, прожигавшими жизнь так, словно каждый день был последним (как и бывало иногда). Ей представилась прекрасная возможность выйти замуж за одного из них и все узаконить, ведь Оливия многим нравилась. До определенной степени она поощряла ухаживания, но сразу давала от ворот поворот, если кто-то становился слишком настырным.

— В тех обстоятельствах это была безрассудная игра чувствами молодых людей, которые на фронте жертвовали жизнью ради своей страны, — и ее репутация пострадала. Я точно знаю, что двое вдовушек посчитали своим долгом отвести девушку в сторонку и сурово отчитать ее. Вкратце, они посоветовали ей выбрать кого-то одного и пойти с ним под венец, давая понять остальным обожателям, что им тут больше делать нечего.

Лоуренс сделал широкий жест.

— Маркус подвернулся очень кстати. Я действительно думаю — да простит меня Бог, если я не прав! — но мне кажется, что она считала Маркуса добрым и доверчивым человеком, который разрешит ей поселить в их доме Виолетту и ровным счетом ничего не заподозрит. Я бы не сказал, что он ей не нравился. Они…

Лоуренс снова замолчал и уставился на огонь в камине.

— Чертовски славный парень, он заслуживал лучшего, — пробормотал он, с видимым усилием пытаясь взять себя в руки. — Он ничего не знал. Думаю, и не догадывался, и вряд ли кто-нибудь сказал ему. И я благодарен Богу за это.

Лоуренс глубоко вздохнул.

— Но после войны и его смерти Оливия послала к черту все условности. Для нее было в порядке вещей жить вместе с кем-нибудь. После войны многие женщины остались одни, но очень немногие из них справлялись с одиночеством и послевоенной разрухой, разделяя с кем-то жилье и расходы. Но Оливии, похоже, хотелось, чтобы все знали о ее чересчур близких отношениях с мисс Доусон. Люди просто не хотели это знать, а она настаивала на том, чтобы все приняли их отношения. Это было непростительно. Хотя бы потому, что бедняжка Виолетта ужасно страдала из-за сплетен и общей враждебности. Оливия всегда была эгоисткой, она просто не заботилась о чувствах других людей. Как бы там ни было, ей нравилась ее жизнь. Я вмешался только ради памяти Маркуса.

Смитон побледнел, его глаза яростно блестели. Надтреснутым голосом он произнес:

— Она выставила моего брата полным дураком, поэтому я и вмешался. Я не мог позволить, чтобы люди нашептывали друг другу, будто бедный старый Маркус, должно быть, был слеп и не видел, что творится у него под носом!

Были даже такие… — Смитон запнулся, но взял себя в руки и продолжил, — кто считал этот брак чистой воды игрой на публику, удобной для обеих сторон, чтобы те могли следовать своим сексуальным пристрастиям не опасаясь огласки.

Макби, который сам высказывал Винни и Мередит подобное предположение, тактично промолчал. Смитон, к счастью, не заметил смущения своего гостя.

— Я так хотел что-нибудь сделать для моего бедного брата, хотел заставить его жену относиться с уважением к его памяти там, где жил он и где живут его друзья, защитить его репутацию от ее выходок. Она сама в первую очередь должна была об этом подумать! Кто угодно поступил бы так, но только не Оливия, о нет! Я объяснил ей, что если она собирается так жить с этой Доусон, то пусть живет, но только не в Англии!

Он расслабился и откинулся на спинку кресла.

— Тогда они уехали во Францию. Вы знаете, как это произошло. Пробыв там некоторое время, они решили вернуться, не знаю уж почему. Я бы предположил, что французская деревенская жизнь показалась Оливии чересчур пресной: она привыкла к Лондону, а там ей некому было пускать пыль в глаза, — Смитон фыркнул но вдруг смягчился:

— Во Франции, по дороге домой, произошел несчастный случай, в результате которого Виолетта Доусон погибла. Оливия возвратилась одна, поселилась в Парсло-Сент-Джон и, насколько мне известно, больше ни с кем не общалась. Шли годы. Я начал думать — так всегда бывает, когда стареешь, — что был слишком суров к ней. Тогда я был опечален смертью Маркуса, и это сделало меня несправедливым. В конце концов, она ведь пережила двойную утрату — сначала Маркус, потом Виолетта. Я начал задумываться о том, как ей, наверно, одиноко. Думал, мне удастся все уладить, исправить. Написал ей и предложил встретиться, но она наотрез отказалась. По ее поручению адвокат сообщил мне, что любые попытки сближения с моей стороны нежелательны. Вот как это было. Попытался все исправить, но мне не позволили.

Все трое какое-то время сидели молча, потом Макби спросил: