Гастон Леру - Тайна Желтой комнаты

— Привратники ничего вам не скажут, господин Рультабиль.

— Почему же?

— Полчаса тому назад они арестованы.

— Арестованы! — воскликнул Рультабиль. — Значит, они убийцы?

Фредерик Ларсан флегматично пожал плечами.

— Когда невозможно арестовать убийцу, — сказал он с иронией, — то всегда можно позволить себе роскошь отыскать сообщников.

— Это вы их арестовали, господин Фред?

— О нет, я этого не приказывал. Во-первых, потому что я почти уверен в их невиновности, а во-вторых… — Он замолчал.

— Во-вторых… — робко напомнил о себе Рультабиль.

Ларсан махнул рукой.

— Потому что нет сообщников! — торжествующе прошептал Рультабиль.

— Вы уже, кажется, составили себе мнение об этом деле? А ведь вы еще ничего не видели, молодой человек, вы еще даже не побывали здесь.

— Это мне предстоит сделать.

— Сомневаюсь. Отдан строгий приказ никого не пускать.

— Но я все-таки войду, если вы поможете мне увидеть господина Дарзака. Сделайте это для меня. Ведь мы же старые друзья, господин Фред, вспомните прекрасную статью по делу о золотых слитках, в которой я расхвалил вас. Пожалуйста, одно слово Роберу Дарзаку.

Рультабиль в этот момент выглядел очень комично. Он был буквально воплощенным желанием проникнуть через порог, за которым происходили удивительные чудеса, и так красноречиво умолял Ларсана не только словами, взглядами, но и всем своим видом, что я не мог удержаться от смеха. Фредерик Ларсан тоже улыбнулся, однако спокойно положил ключ в карман, и не думая открывать ворота.

Я наблюдал за ним через решетку. Ларсану можно было дать лет пятьдесят, красивая голова с седеющими волосами, матовый цвет лица, резкий профиль с выпуклым лбом, подбородок и щеки тщательно выбриты. Маленькие круглые глаза смотрели прямо и пристально. Среднего роста и хорошо сложенный, он выглядел элегантным и симпатичным, выгодно отличаясь от обыкновенного полицейского. Говорил сыщик скептическим тоном человека, лишенного иллюзий и имеющего дело по долгу службы с бесконечными преступлениями и низостями, что соответственно «ожесточило его чувства», как выразился Рультабиль.

Ларсан повернул голову на шум коляски, подъезжавшей со стороны замка. Мы узнали кабриолет, который недавно увез с вокзала судебного следователя и его секретаря.

— Вы хотели поговорить с господином Дарзаком, — заметил Ларсан, — вот он.

Кабриолет уже подъехал, и сидевший в нем Робер Дарзак попросил Ларсана открыть ворота, но тут он узнал меня и поинтересовался, что нас привело в Гландье в столь трагический момент. Он был чрезвычайно бледен, и лицо его выражало бесконечное горе.

— Лучше ли мадемуазель Станжерсон? — поинтересовался я.

— Да, — ответил Дарзак, — ее, возможно, спасут, она должна быть спасена…

Он не прибавил «или я умру», но я почувствовал, что эти слова едва не сорвались с его уст.

Тут вмешался Рультабиль:

— Вы торопитесь, сударь, но мне просто необходимо с вами поговорить. У меня есть для вас важное сообщение.

Его перебил Ларсан.

— Могу я оставить вас? — спросил он Дарзака. — У вас есть ключ, или дать вам мой?

— Спасибо, ключ есть, — ответил Дарзак, — я запру ворота.

Ларсан повернулся и быстро пошел в сторону замка, который возвышался в нескольких сотнях метров от входа.

Робер Дарзак, выражавший явные признаки нетерпения, нахмурил брови. Я представил Рультабиля как моего друга, но, узнав, что молодой человек журналист, Дарзак бросил на меня взгляд, полный упрека, извинился и, сославшись на необходимость через двадцать минут быть на вокзале в Эпиней, хлестнул лошадь.

К моему глубокому удивлению, Рультабиль успел перехватить узду, остановил маленький экипаж и произнес следующую фразу, лишенную для меня всякого смысла:

— Дом не потерял своего очарования, а сад — своего блеска.

Услышав эти слова, Дарзак отшатнулся. Побледнев еще сильнее, он с ужасом уставился на молодого человека и немедленно выскочил из коляски.

— Пойдемте, — пробормотал он и вдруг с яростью повторил, — да пойдемте же, наконец!

Он направился к замку, Рультабиль следовал за ним, ведя лошадь. Я что-то сказал Дарзаку, но он мне не ответил. Я посмотрел на Рультабиля — он, казалось, не видел меня.

Мы приближались к замку, старая башня которого была связана с частью строения, полностью законченного во времена Людовика XIV. Здесь находился главный вход. Я никогда не видел ничего столь оригинального, быть может, даже безобразного по своей архитектуре, как эта необычная смесь исчезнувших стилей. Зрелище одновременно чудовищное и захватывающее.

Два жандарма прогуливались перед маленькой дверью, ведшей в первый этаж башни. Мы скоро узнали, что в этом помещении, которое когда-то служило тюрьмой, а сейчас просто кладовкой, заперли привратников Бернье.

Робер Дарзак через большие двери провел нас в современную часть замка. Рультабиль, передавая лошадь и коляску слуге, не спускал глаз с Дарзака. Его взгляд не отрывался от черных перчаток на руках профессора.

В маленькой, обставленной старинной мебелью гостиной Дарзак резко повернулся.

— Говорите, сударь, — надменно обратился он к Рультабилю, — что вам угодно?

— Пожать вашу руку, — ответил молодой репортер с не меньшим высокомерием.

— Что это значит? — отшатнулся Дарзак.

Мне вспомнился след окровавленной руки на стене Желтой комнаты и я понял, что мой друг подозревает в ужасном преступлении именно Дарзака.

Я смотрел на Робера Дарзака, обычно столь гордого и надменного, не понимая его странного смущения.

— Вы друг Сэнклера, — наконец произнес он, — который оказал мне большую услугу, и я не вижу причин отказывать вам в рукопожатии.

Рультабиль не принял поданной руки и ответил с беспримерной дерзостью:

— Сударь, я провел несколько лет в России и приобрел там обыкновение никогда не пожимать руку в перчатке.

Мне показалось, что профессор Сорбонны не сможет подавить охватившей его ярости, однако он все-таки снял перчатки и показал свои руки. На них не было ни единой царапины.

— Вы удовлетворены?

— Нет, — ответил Рультабиль и обратился ко мне: — друг мой, оставьте нас одних на некоторое время.

Я поклонился и вышел, удивленный всем, что увидел и услышал, и не понимая, почему Робер Дарзак не выставил за дверь моего дерзкого, несправедливого и глупого друга, ибо в ту минуту меня возмутили подозрения Рультабиля, которые привели к этой нелепой сцене.

Я прогуливался перед замком около двадцати минут, пытаясь связать воедино отдельные события сегодняшнего утра, но мне это не удавалось. Неужели журналист действительно считал Робера Дарзака преступником? Как можно даже предположить, что человек, который через несколько дней собирался жениться на мадемуазель Станжерсон, проник в Желтую комнату, чтобы убить свою невесту! К тому же по-прежнему оставалось неясным, как этот некто покинул Желтую комнату, а до тех пор, пока подобная тайна не будет объяснена, никого нельзя подозревать. Наконец, что означает эта бессмысленная фраза, которая все еще звучала в моих ушах: «Дом не потерял своего очарования, а сад — своего блеска». Мне хотелось поскорее остаться наедине с Рультабилем и расспросить его.

В этот момент молодой человек вышел из замка под руку с Робером Дарзаком. Удивительная вещь! С первого взгляда я понял, что они стали чуть ли не лучшими друзьями.

— Мы идем в Желтую комнату, — сказал мне Рультабиль, — пойдемте с нами. Мой дорогой друг, я задержу вас на целый день, и мы пообедаем вместе в окрестностях замка.

— Вы можете пообедать со мною здесь, господа, — предложил Робер Дарзак.

— Нет, — ответил молодой человек, — спасибо, мы зайдем в трактир «Башня».

— Вы там ничего не найдете.

— Вы думаете? А я как раз рассчитываю там кое-что отыскать, — ответил Рультабиль. — Перекусив, мы снова приступим к работе, я напишу статью, а вы, Сэнклер, окажете мне любезность и отвезете ее в редакцию.

— Вы не вернетесь со мной?

— Нет, я заночую здесь.

В этот момент мы проходили мимо башни, из-за двери которой доносились всхлипывания и причитания.

— Почему арестовали этих людей? — спросил Рультабиль.

— Отчасти это моя вина, — ответил Дарзак, — я сказал вчера судебному следователю, что привратники просто физически не могли успеть одеться и пробежать довольно большое расстояние их хижины до павильона, ведь и двух минут не прошло между выстрелами и тем моментом, когда их встретил дядюшка Жак.

— Это действительно странно, — согласился Рультабиль, — и они были одеты?

— Они были полностью одеты и даже успели зашнуровать ботинки. Они заявили, что легли спать в девять часов вечера, как обычно. Прибывший сегодня утром из Парижа судебный следователь запасся оружием того же калибра, что и револьвер, которым было совершено преступление. Он, знаете ли, не хочет прикасаться к тому, который является вещественным доказательством. Так вот, его секретарь выстрелил два раза из револьвера в Желтой комнате, закрыв дверь и окно, а мы были в домике привратников и ничего не слышали, да там ничего и нельзя услышать. Привратники солгали, в этом нет сомнения; они явно находились недалеко от павильона и чего-то ждали. Конечно, их не обвиняют в убийстве, но соучастие… Короче, господин Марке тотчас же приказал их арестовать.