Лин Гамильтон - Китайский алхимик

Я также винила человека, который передумал продавать свою шкатулку эпохи Тан. Аукционный дом не разглашал имен, что являлось стандартным правилом, поэтому этот человек оставался безымянным и безликим. Однако я все равно злилась. Дори так хотелось получить эту шкатулку, собрать все три шкатулки, похищенные, по ее мнению, отчимом из Китая. Возможно, если бы мне удалось достать эту вещицу…

Мужа Дори, Джорджа Норфолка Мэттьюза, я впервые увидела на похоронах. Выглядел он старше своей жены лет на десять и казался очень опечаленным, но не смертью Дори, а жизнью. Не знаю, почему я так подумала. У него было полно денег, и Дори всегда с любовью говорила о нем. В ее старом кабинете в Коттингеме и дома было полно фотографий, изображавших их вдвоем. Из Флориды приехала их дочь Эми, врач. Ее я тоже видела впервые. Она была похожа на отца, и я знала, что Эми развелась с мужем. С ней был молодой человек, в котором я узнала любимого внука Дори, Джорджа, названного в честь деда, но которого она всегда называла Джорди. Джорди унаследовал внешность предков Дори, то есть был больше похож на азиата. Это был очень привлекательный юноша из тех, по каким сходят с ума все девушки. Присутствовал и сводный брат Дори, Мартин Джонс. У меня не было возможности поговорить ни с кем из них.

Несколько недель спустя, когда похороны Дори остались далеко позади, я по-прежнему, к своему неудовольствию, притворялась Чарлин Кран. Обещание Роба разобраться с этими плохими людьми заняло намного больше времени, чем мы предполагали. Мы переехали в маленькую квартирку, что было неплохо, потому что мы бы убили друг друга, проведи мы еще несколько дней в одном номере. Единственным хорошим известием, с моей точки зрения, было то, что мой прелестный коттедж по-прежнему оставался на месте. Время от времени кто-то из коллег Роба заглядывал туда, чтобы забрать мою почту. Никакого нового цементного пола в подвале. Никакого дыма в гостиной. Возможно, Закон об историческом наследии оказался сильнее, чем думал Роб.

И тем не менее я медленно, а может, и не столь уж медленно, сходила с ума. И снова мне на помощь пришла Дори, конечно, не сама, а в лице некоей Евы Рети, адвоката «Смит, Джонсон, Макдугалл и Рети».

Госпожа Рети сообщила мне, что она исполнитель завещания Дори и надеется на встречу в агентстве в центре города по делу, которое, она в этом уверена, меня заинтересует. Говорила она несколько бесцеремонно и заставила меня прождать пару минут в приемной. С ней был Джордж Норфолк Мэттьюз. Он держал шкатулку длиной примерно восемь дюймов, обернутую серым шелком. После обмена обычными приветствиями и любезностями он передал шкатулку мне.

— Дори хотела, чтобы вы их взяли, — сказал он. — Они принадлежали ее матери.

В шкатулке оказалась длинная нить прелестных жемчужин очаровательного сливочного оттенка с красивой застежкой.

— Я не могу это принять. Их захочет взять ваша дочь.

— Она предпочитает менее традиционный дизайн. И потом, она уже и так получила от матери много драгоценностей. Она будет очень рада, если вы примете этот подарок.

— Я буду их беречь. Знаете, я продаю старинные ювелирные украшения, но лично у меня их немного, а эти жемчужины уникальны и представляют для меня большую ценность, потому что их оставила мне Дори.

Впервые после моего прихода госпожа Рети и Джордж улыбнулись. Очевидно, моя искренняя благодарность немного растопила лед.

— Нам надо обсудить с вами еще кое-что из завещания Дори, — сказал Джордж. — Это я предоставлю Еве.

Госпожа Рети поерзала в кресле, прежде чем приступить к делу.

— Серебряная шкатулка эпохи Тан снова появилась на рынке. Через две недели ее выставят на аукционе в Пекине.

— Это очень интересно. Но, думаю, просьба Дори уже не актуальна, и хотя я бы с удовольствием приобрела эту восхитительную шкатулку, мне это не по силам.

— Миссис Мэттьюз позаботилась о том, чтобы приобрести эту шкатулку, а также третью, большего размера, если они вдруг появятся на рынке. Как вам известно, она считала, что все шкатулки должны быть вместе. Она также позаботилась о том, чтобы оплатить ваши расходы на поездку в любое место земного шара для покупки шкатулок, а также о солидном вознаграждении, когда вы их приобретете.

— Это нелепо, госпожа Рети. Я хотела сказать…

— Это необычно, но отнюдь не нелепо. Прошу, называйте меня Евой. Я могу называть вас Ларой? Дори так много о вас рассказывала, что мне кажется, будто мы давно знакомы.

Я кивнула. Внутри меня зашевелилась тревога. Кажется, это наваждение продолжалось и после смерти Дори, и я не была уверена, хочу ли быть втянутой.

— Для этой цели Дори обозначила в завещании солидную сумму денег. Могу вам сказать, что она семизначная, и при необходимости к ней возможно прибавление. По условиям завещания вы должны консультироваться со мной по вопросам цены, но будьте уверены, что я готова верить вам на слово. Я ничего не понимаю в таких вещах и знаю, что Дори безоговорочно доверяла вашему суждению. Она хотела получить эти шкатулки, невзирая на их стоимость, поэтому моя роль будет лишь второстепенной.

— Джордж, что вы об этом думаете? — спросила я. — Как считает ваша дочь?

— У Дори были свои деньги. Она унаследовала их от отчима. Вероятно, вам известно, что мне деньги не нужны.

— Простите. Но мне кажется, вы не ответили на мой вопрос.

Джордж раздумывал несколько мгновений. У него был очень уставший, почти изможденный вид, на лице пролегли глубокие морщины. Казалось, он пытается подобрать нужные слова, но затем он распрямился и произнес:

— Я готов принять любое желание Дори. Наша дочь считает так же. Она преуспевающий врач и, как и ее отец, может себе позволить потакать желаниям матери. Нам известно, что деньги, предназначенные для этой цели, будут на какое-то время заморожены и, если у вас все получится, пойдут на осуществление желаний Дори. Других наследников нет. Ева, расскажите Ларе подробности.

— Серебряная шкатулка будет выставляться в Пекине, как я уже говорила, в аукционном доме, — минуточку, посмотрю в своих записях, — «Дом драгоценных сокровищ». Конечно, это перевод. По-китайски я не стала бы даже пытаться произнести. Но название прелестное, не правда ли? Давайте, чтобы было проще, называть его «Сокровища». Надеюсь, вы сможете попасть туда и приобрести шкатулку. Если вам не повезет, вы все равно получите гонорар за потраченное время, который, думаю, вас удовлетворит. Если же вам удастся купить шкатулку, вы получите вознаграждение в десять процентов от ее цены, которая, если я правильно поняла аукционную терминологию, включает и премию покупателя.

— Верно, — ответила я. — Цену составляют высокая заявка, а также премия покупателя в десять процентов, плюс соответствующие налоги. Получится приличное вознаграждение. Вы уверены?

— Дори ясно выразила свое желание. Она была совершенно уверена, что вы достанете для нее эти шкатулки, — ответила Ева, а Джордж кивнул. — Еще вопросы?

— Я не говорю по-китайски.

— Это поправимо.

— Меня беспокоит и кое-что еще. Дори хотела, чтобы шкатулки вернулись в Китай. Эта шкатулка сейчас там. Так что…

— Но она все еще может достаться частному коллекционеру, — заметила Ева. — Это не входило в намерения Дори. Я получила указания, что, как только будут найдены все три шкатулки, они должны отправиться в Сиань, а именно в исторический музей Шаньси в Сиане.

— Я помню, она говорила об этом. Просто я не совсем понимаю, что происходит. Я хотела сказать, почему шкатулку сняли с продажи в Нью-Йорке до того, как она попала в аукционный блок? Думаю, тому есть много причин. Возможно, возник спор о законном хозяине шкатулки, и ее нельзя было продать, пока он не разрешится. Или кто-то оспаривал право владения и получил постановление суда остановить продажу. Возможно, за час до начала аукциона умер владелец. Аукционный дом не обязан был сообщать причину, что и произошло, — я просто размышляла вслух, но Джордж с Евой терпеливо слушали.

— Но дело не в деньгах. Если продавец решил, основываясь на внешнем виде покупателей или даже ценах на предыдущие лоты, что не получит столько, сколько рассчитывал, или же ему не понравились претенденты, он мог забрать шкатулку. Однако денежный вопрос легко решить. Надо только установить резервную цену, ниже которой не продавать, и если никто не сможет предложить нужную сумму, сделка не состоится. Именно так они и поступили. Резервная цена составляла двести тысяч долларов, а предпродажная оценка — триста тысяч. Я оставила свою визитку и номер лота в аукционном доме, предложив триста пятьдесят тысяч, если продавец снова передумает и решит выставить шкатулку. Из аукционного дома мне не позвонили. Я решила, что, возможно, кто-то еще предложил более высокую цену, но если шкатулка снова появилась на рынке, значит, дело не в этом. Я спрашивала имя продавца, но в аукционном доме мне отказались его назвать, и это их право. Под «кем-то еще» я подразумевала Бертона Холдиманда. Он пытался удостовериться, что я не видела, как он оставил свою визитку в аукционном доме, и полагаю, он тоже сделал свое предложение, хотя мне бы ни за что в этом не признался.