Арнольд Беннет - «Великий Вавилон»

— Совершенно верно, — последовал краткий ответ.

— Что же, значит, надо сделать что-нибудь особенное? Устроить им, что ли, торжественный прием — стоять в холле у парадных дверей и кланяться или еще что-нибудь?

— Нет необходимости. Это по вашему желанию. Современный хозяин гостиницы ведь совсем не то, что какой-нибудь средневековый трактирщик, и даже принцы нынче не претендуют на его личное присутствие, разве что в каком-нибудь экстренном случае. Да вот, например, хоть великий герцог Познанский и принц Ариберт — они уже не раз удостаивали меня своими визитами, а я и в глаза не видел ни одного, ни другого! К тому же я обо всем уже распорядился.

Почтенные джентльмены поговорили еще немного, и Раксоль простился с бывшим хозяином отеля.

— Позвольте проводить вас до вашего номера, — предложил Вавилон. — Лифты, должно быть, уже остановлены, и нигде ни души. А сам я ночую здесь. — И он указал на дверь во внутренние покои.

— Нет, спасибо, мне лучше исследовать гостиницу без провожатого. Комнату свою я, наверно, найду, — возразил гость.

Но, когда Раксоль очутился в лабиринте бесконечных коридоров, уверенность в том, что он сам сможет найти свою комнату, несколько уменьшилась. Номер-то ее он знал — сто седьмой, но на каком она была этаже — забыл. Поднимаясь на лифте, этого не замечаешь. Идя по коридору, он миновал уже несколько дверей, за которыми скрывались лифты, но нигде не было видно ни одного выхода на лестницу — казалось, что эти сооружения совсем вышли из моды во всех уважающих себя гостиницах, и хотя архитекторы по старой памяти продолжают снабжать ими здания, но всегда прячут их в самых удаленных закоулках, чтобы они не оскорбляли взоров избалованной космополитической публики.

«Великий Вавилон» казался огромным, заброшенным и таинственным. В длинных коридорах кое-где поблескивал неяркий электрический свет. Раксоль был в туфлях из тонкой кожи, а потому ступал беззвучно и в одиночестве расхаживал взад-вперед по длинным коридорам. С верхнего этажа до него, казалось, доносились мирные звуки многоголосого храпа. Вот наконец он отыскал лестницу, очень узкую и темную, и вскоре очутился на первом этаже,[1] но обнаружил, что нумерация комнат здесь заканчивалась на семидесяти. Американец нашел еще одну лестницу, поднялся на второй этаж, по отделке стен в коридоре тотчас догадался, что именно тут и находится предназначенное ему помещение, и, пустившись вдоль длинного коридора, даже тихонько присвистнул от удовольствия.

Вдруг в поперечном коридоре послышались шаги. Раксоль инстинктивно спрятался в темную нишу, где стояли стул и маленькая конторка, и прислушался. Ему не показалось — до него действительно доносился легкий шум шагов. Осторожно высунувшись из своего убежища, новоиспеченный хозяин отеля заметил то, чего не обнаружил поначалу: к дверной ручке одного из номеров была привязана белая лента. Тут из-за угла на месте пересечения обоих коридоров показался человек, и Раксоль невольно попятился. Это был Жюль — Жюль с засунутыми в карманы руками, в надвинутой на глаза широкополой шляпе, но в остальном одетый как обычно.

Американцу в эту минуту с особенной ясностью вспомнилось то, о чем говорил ему Феликс Вавилон в их первую встречу. Он вдруг пожалел, что не захватил с собой револьвер. Почему вдруг у него появилась потребность иметь при себе револьвер, находясь в лондонском отеле самой безукоризненной репутации, он и сам не мог себе объяснить, тем не менее потребность эта была. Он решил, если метрдотель пройдет мимо его убежища, взять его за шиворот и задать этому в высшей степени подозрительному субъекту несколько кратких вопросов. Но Жюль остановился. Раксоль опять осторожно выглянул из своей засады. Тот медленно и беззвучно повернул ручку двери, обмотанную белой лентой. Дверь наконец тихонько отворилась, и Жюль исчез в комнате. Спустя очень недолгое время он появился снова, затворил дверь так же осторожно, как и открыл, снял ленту, повернул назад и скрылся в поперечном коридоре.

«Странно, — проговорил про себя Раксоль, — слишком уж все странно!» Ему пришло в голову взглянуть на номер комнаты, которую только что покинул метрдотель, и он прокрался к двери.

— Черт! — изумленно пробормотал он.

На двери красовался номер сто одиннадцать, это был номер комнаты его дочери! Раксоль попробовал было отворить дверь, но она оказалась заперта. Тут он бросился к себе, в номер сто семь, схватил один из пары револьверов (таких, какие обыкновенно изготовляются для миллионеров) и пошел вслед за Жюлем по поперечному коридору. В конце него находилось окно, оно было распахнуто, и рядом с невиннейшим видом стоял Жюль и смотрел в него. Всего десять бесшумных шагов, и Теодор Раксоль оказался у него за спиной.

— На одно слово, голубчик, — проговорил миллионер, небрежно помахивая револьвером.

Метрдотель, несомненно, вздрогнул от неожиданности, но, сделав усилие, тотчас овладел собой.

— Что вам угодно, сэр? — спросил он спокойным голосом.

— Мне угодно знать, за каким чертом вы заходили сейчас в номер сто одиннадцать, — сдерживая ярость, тихо, но четко проговорил американец.

— Меня просили сюда прийти, — все так же спокойно ответил Жюль.

— Вы лжете, и лжете неискусно. Это комната моей дочери. Ну, отвечайте же, пока я еще не решил, пристрелить вас или выкинуть в окно.

— Извините, сэр, но в номере сто одиннадцать проживает джентльмен.

— Предупреждаю вас, мой друг, что возражать мне очень безрассудно с вашей стороны. Больше даже не пытайтесь это делать. Мы сейчас вместе войдем в эту комнату, и вы мне докажете, что ее занимает джентльмен, а не моя дочь.

— Это невозможно, сэр, — спокойно проговорил задержанный.

— Едва ли, — отрезал Раксоль и взял Жюля за рукав.

Миллионер знал наверняка, что Нелла занимает номер сто одиннадцать, потому что сам осматривал его вместе с ней и сам проследил за тем, чтобы туда были благополучно доставлены сундуки с багажом дочери, ее горничная и она сама.

— Теперь отворяйте дверь, — шепнул Раксоль, когда они подошли к упомянутой комнате.

— Надо постучать, — замялся метрдотель.

— Отнюдь. Отворяйте, у вас, конечно, есть запасный ключ.

Увидев наведенный на него револьвер, Жюль повиновался с большой готовностью и только укоризненным жестом дал понять, что снимает с себя всякую ответственность за столь оскорбительное и злостное нарушение благопристойности гостиничной жизни. Раксоль вошел. Комната была ярко освещена.

— Вас спрашивают, сэр, и непременно желают вас видеть, — проговорил Жюль и поспешно скрылся.

Мистер Реджинальд Диммок, все еще во фраке, с папиросой в руке, поспешно поднялся из-за стола:

— Добро пожаловать, дорогой мистер Раксоль, какой приятный… гм… сюрприз.

— Где моя дочь? Это ее номер, — не отвечая на приветствие, сурово спросил американец.

— Возможно, я неточно расслышал, что вы изволили сказать, мистер Раксоль.

— То, что это номер мисс Раксоль.

— Дорогой сэр, — ответил Диммок, — лишь помешанному могла прийти в голову такая фантазия! Только уважение к вашей дочери мешает мне силой удалить вас из комнаты за столь немыслимое предположение!

Маленькое пятнышко на переносице Раксоля вдруг сделалось белым.

— С вашего позволения, — произнес он тихим голосом, — я осмотрю уборную и ванную.

— Да выслушайте меня, это займет всего лишь одну минуту! — заговорил Диммок более мягко.

— Выслушаю вас позже, мой молодой друг, — прервал его Раксоль.

Он приступил к осмотру уборной и ванной, но никого там не обнаружил.

— Чтобы вы не истолковали мое поведение превратно, мистер Диммок, считаю нужным сообщить, что я испытываю самое неограниченное доверие к моей дочери, которая сумеет постоять за себя не хуже любой из женщин, каких я когда-либо знал, но, с тех пор как вы приехали, в гостинице произошло несколько таинственных случаев. Вот и все.

В эту минуту Раксоль почувствовал, что ему дует в спину, и обернулся к окну.

— Вот, например, — продолжал он, — я вижу, что это окно разбито, разбито вдребезги и разбито снаружи. Ну, как это могло произойти?

— Если вы будете так любезны и соблаговолите услышать голос здравого смысла, мистер Раксоль, — произнес Диммок самым изысканным дипломатическим тоном, — я попытаюсь объяснить, в чем дело. Первый ваш вопрос показался мне очень оскорбительным, но теперь я понимаю, что у вас были на то некоторые основания. — Тут он вежливо улыбнулся. — Я проходил часов в одиннадцать по коридору и застал мисс Раксоль, объяснявшейся со здешней прислугой. Мисс Раксоль направлялась почивать в эту комнату, как вдруг большой камень, который, вероятно, бросили с набережной, разбил здесь, как вы изволите видеть, окно. Не говоря уже о неудобствах, вызванных этим происшествием, ей не хотелось больше оставаться в этом номере. «Если бросили один камень, — рассуждала она, — за ним может последовать и другой». Поэтому ваша дочь требовала, чтобы ее перевели в другой номер, а прислуга уверяла, что нет другого свободного номера с уборной и ванной. Вот я и предложил мисс Нелле немедленно обменяться комнатами, а она оказала мне честь, приняв мое предложение. Наши вещи, и ее, и мои, были тотчас перенесены, вот и все. Мисс Раксоль в эту минуту, надеюсь, почивает в номере сто двадцать четыре.