Саймон Толкиен - Последний свидетель

Питер вспомнил, как впервые ночевал в этой комнате, когда они с Энн приехали навестить отца еще до женитьбы. Он лежал на постели, вслушивался в шум моря и, как и тогда, ощущал тревогу, смешанную с желанием. В спальне, что находилась напротив по коридору, похрапывал сэр Эдвард. Спальня Энн находилась чуть дальше и была набита игрушками, плюшевыми медведями всех мастей и размеров, а также вышивкой, которой она занималась с детства.

«Ну, что, получил все, что хотел, да, молодой человек?» То были последние слова хозяина дома прежде, чем они отправились наверх спать. И сказаны они были таким тоном, словно старик хотел подчеркнуть, что ему, Питеру, больше ничего не светит, к примеру, его, сэра Эдварда, дочь. Но он все-таки заполучил и ее. И теперь старый придурок покоится под тяжелой могильной плитой на церковном кладбище Флайта. А он, Питер, стал рыцарем и полновластным хозяином этого дома.

Он получил рыцарский титул, причем не благодаря старику, а своими собственными стараниями. Не унаследовал рыцарство, как сэр Эдвард, Отец Питера сражался, чтоб защитить свою страну, и сумел воспитать в сыне чувство долга и ответственности перед родиной. Но сэр Эдвард считал все это ерундой. И не упускал ни единой возможности высказать эти свои чувства и мысли. Питер не из их класса. Он чужак, выскочка, нувориш. Совсем не такого человека хотел сэр Эдвард видеть мужем дочери-аристократки.

«Возможно, старик был прав, чиня препятствия нашему браку», — с горечью подумал сэр Питер. Между ним и Энн совсем мало общего, с каждым годом и днем это становится очевиднее. Прежде его привлекала ее красота, им двигало стремление заполучить эту девушку вопреки всему, что их разделяло, ведь по-настоящему Питер был счастлив, лишь преодолевая препятствия.

Тогда он мечтал увести девушку от тирана-отца и скучной деревенской жизни, но позже выяснилось, что именно такую жизнь она больше всего и любила. Находила в ней глубокое внутреннее удовлетворение, совершенно чуждое и непонятное Питеру. Она была счастлива, выращивая розы и слушая рассказы сына. Вдали от Лондона и от всего, что так много значило для мужа.

Еще большему расхождению родителей способствовал, разумеется, Томас. Это его стараниями Питер превратился в нежеланного гостя в доме. А за последний год Питер привык все больше полагаться на Грету и чувствовать себя в ее обществе куда свободнее и лучше.

Раскаты грома стали слышнее, они сливались с грохотом валов, разбивающихся о берег. Внезапно в коридоре послышались шаги. Питер накинул рубашку, отворил дверь и увидел фигуру, стоявшую у двери в спальню жены. В следующую секунду дверь распахнулась. Проем двери озарился молнией, и Питер увидел Энн. Она протянула руку и втащила Томаса в комнату.

Сын боялся молний и грома, довольно часто во время грозы Питер просыпался и видел сына рядом с женой, в постели.

— Он должен научиться сам справляться со страхами, Энн, — говорил он жене. — Мальчик вырастет трусом и посмешищем в глазах товарищей, если ты продолжишь вот так нянчиться с ним.

Но жена и слушать не желала.

— Ты не понимаешь, Питер. Просто у мальчика, как и у меня, сильно развито воображение. А ты этим никогда не отличался. Помню, как в юности я страшно пугалась гроз и штормов в Суффолке. Мне казалось, весь мир сейчас рухнет.

Дверь в спальню жены затворилась, коридор снова погрузился в полумрак. Внезапно Питер ощутил жгучую ревность. Сын лежит сейчас в постели рядом с Энн, где следовало бы находиться ему. Они постоянно заставляют его чувствовать себя посторонним в этом доме. Он им не нужен, они его не любят, не понимают. Понимает только Грета.

Питер вспомнил, как впервые увидел ее. Случилось это в 1996 году, во время кризиса в Сомали, когда премьер-министр отправил военно-воздушный полк специального назначения на выручку взятым в заложники британским дипломатам. Они провалили задание. Большинство заложников погибло, спасатели тоже понесли значительные потери. Газеты окрестили это событие национальным унижением, во всем винили прежде всего премьер-министра. Всё почему-то считали, что, если б не его самонадеянность, заложники остались бы живы. Он должен был добиться их освобождения путем переговоров. Но Питер был с этим не согласен. Ему доводилось бывать в Сомали. И он знал, что тамошнее революционное правительство совсем не склонно ни к переговорам, ни к компромиссам. Альтернативы применению силы тогда не было.

Еще долго после этих печальных событий Питер ощущал свое полное бессилие. Он был просто парализован ходящими вокруг сплетнями, слухами и разногласиями. Буквально каждый день средства массовой информации в открытую говорили о премьер-министре как о человеке вчерашнего дня, строили домыслы о его преемнике. Ключевые министры почуяли запах крови, началась жесткая подковерная борьба. Рейтинг правительства упал до самых низких показателей за последние десять лет.

А затем в один прекрасный день все вдруг изменилось самым кардинальным образом. Питер согласился дать интервью местной газете о закрытии больницы в Мидлендс, и к нему явилась молоденькая журналистка по имени Грета Грэхем. Она была хороша собой и так и лучилась энтузиазмом. И Питер пригласил ее на ленч, чтоб заодно и самому отвлечься от скандала, не утихающего в Лондоне. Но вино развязало ему язык, и в конце разговора он уже открыто говорил ей все, что думает об этом кризисе. Она внимательно слушала, пока он почти в одиночестве прикончил вторую бутылку, а затем вдруг дала ему совет. Совет был прост, но произвел на него впечатление разорвавшейся бомбы. «А вы не молчите, — сказала Грета. — Делайте то, что считаете нужным. Пусть вас не волнует ни будущее, ни чье-то чужое мнение. Если считаете, что премьер-министр был прав, так и скажите. Неужели он не заслуживает вашей поддержки?»

Позже тем же днем Грета взяла у Питера большое интервью о кризисе, и к концу недели оно появилось почти во всех средствах массовой информации. Точно все ждали, что скажет на эту тему сэр Питер. Политические пристрастия резко изменились, три месяца спустя премьер-министр одержал убедительную победу на выборах. А сам Питер был назначен министром обороны. Теперь он отвечал за проведение всех будущих спасательных операций с применением военной силы.

В момент триумфа Питер не забыл о молоденькой репортерше. Он дал ей работу, назначил своим личным секретарем и впоследствии ни на секунду не пожалел об этом решении. Она всегда была к его услугам. Не то что леди Энн, находившая политику скучнейшим занятием и страдающая от приступов мигрени всякий раз, когда покидала Суффолк. Грета просиживала с ним чуть ли не до утра, печатая и редактируя его речи. Она ободряла его в тяжелые минуты, она по праву разделяла его успехи. Грета… Что бы он без нее делал?..

Питер думал о том, что в одной из спален, по другую сторону коридора, спит сейчас его секретарша. Все же удивительно, что она продолжает бывать в доме даже после той истории с примеркой платьев, несмотря на явную неприязнь Энн. Она продолжает бывать здесь потому, что нужна ему. А Энн, та даже ни разу не приехала в Лондон на открытие парламентских сессий. Слишком занята, возится со своим садом. С этими треклятыми розами.

Питер выключил свет, но окна в спальне оставил открытыми в надежде хоть немного проветрить душную комнату. Гром продолжал греметь, но дождь все не начинался. Он долго переворачивался с боку на бок в постели, влажные от пота простыни липли к телу.

Около двух часов ночи удалось наконец заснуть. Но сон был поверхностный, беспокойный. Ему снилось, что он стоит обнаженный у изножья своей постели, здесь, в доме «Четырех ветров». Свет погашен, но комнату освещает полная луна, повисла себе в окне, точно безмолвный свидетель. Перед ним на постели с пуховым стеганым одеялом лежит лицом вниз женщина. На ней белая шелковая юбка с кружевной оторочкой на подоле, прикрывающая колени. Точно такая же юбка была сегодня на жене за обедом. А выше талии на женщине ничего нет, и лежит она, зарывшись лицом в груду белоснежных подушек. И он никак не может понять, спит она или нет, затем подходит и медленно проводит кончиками пальцев по икрам, чувствуя, как тут же напрягаются ее мышцы.

Вот пальцы доходят до лодыжек, и тут она резко отстраняется от него и становится на колени. Юбка при этом задирается выше бедер. Питер следует ее примеру, опускается на колени у изножья кровати. Потом протягивает вперед обе руки и заворачивает юбку женщины до талии, обнажив безупречной формы ягодицы.

Казалось, время остановилось. Он стоит на коленях перед женщиной, и каждую жилочку, каждую клеточку его тела переполняет томительное желание. Он отчаянно хочет овладеть ею, но не может до тех пор, пока она каким-то образом не даст знак, что согласна.

Легкое дуновение ветра, и время стронулось с мертвой точки. Движение воздуха словно вдохнуло жизнь в тело женщины, она еле слышно шепнула что-то. Потом раздвинула ноги и приподнялась на руках, и Питер увидел ее округлые полные груди, нависающие над белым одеялом. Он увидел все, и со сладострастным стоном вошел в нее, в самую сердцевину ее плоти.