Найо Марш - Последний занавес

— Он клянется, что впервые видит это, — сказал Фокс, — но факт остается фактом: бутылка была у него в кармане.

Аллейн долго смотрел на маленький сосуд и наконец сказал:

— Ну вот, Фокс, все, по-моему, стало на свои места. Думаю, надо рискнуть.

— Попросить кое-кого явиться в Ярд?

— Да. И подержать кое-кого под присмотром, пока лаборатория не даст заключения. Но лично у меня, Фокс, нет никаких сомнений. Это уксусная кислота.

— Я буду только рад произвести арест, — угрюмо заявил Фокс. — Факт.

Аллейн не ответил, и после очередной паузы Фокс кивнул в сторону гостиной:

— Ну что, мне…

— Да.

Фокс ушел, и Аллейн остался в коридоре один. Снаружи, за массивными витражами, светило солнце. Стена, на которой должен был висеть портрет Генри Анкреда, была испещрена цветными набросками. Лестница уходила в тень. На невидимой отсюда площадке тикали часы. Над огромным камином нависал пятый баронет, надменно направляющий меч на густую пелену бесконечного ливня. В камине с легким треском догорело тлеющее полено, откуда-то, с той половины дома, где жили слуги, донесся пронзительный голос, затем другой, потише.

Дверь в гостиную открылась, и твердым шагом, со слабой, ничего не говорящей улыбкой на лице, вышла Миллимент Анкред и направилась к Аллейну:

— Полагаю, вы меня дожидаетесь.

— Масса деталей, — задумчиво проговорила Трой, — вот что вначале сбивало с толку. Я все пыталась каким-то образом связать все эти розыгрыши, а они никак не складывались в картинку.

— Складываются, — возразил Аллейн, — но только задним числом.

— Может, объяснишь мне суть дела, Рори?

— Постараюсь. В общем, это пример материнской одержимости и патологической любви к своему чаду. Холодная, с твердым характером женщина обожает своего сына. Мисс Эйбл тебе это лучше объяснит. Сын погряз в долгах, любит роскошь и чрезвычайно несимпатичен своим родственникам, и это заставляет ее ненавидеть их. Однажды, занимаясь своими повседневными делами, она поднимается в спальню к свекру. На туалетном столике лежат два варианта завещания. По одному из них ее сыну, являющемуся наследником завещателя, достается более чем щедрая доля на обеспечение титула и недвижимости. По другому — голые стены замка. На зеркале кто-то намалевал: «Дед — противный старый дурак». Не успевает она положить бумаги на место, как в комнату входит дед. Ему сразу приходит в голову, и она его в этой уверенности укрепляет, что это фокусы его маленькой внучки, всем известной любительницы всяких розыгрышей. Сама Миллимент здесь человек свой, она то и дело заходит в спальню, так что ее подозревать в этих идиотских забавах нет никаких оснований. Еще меньше подозревают действительного виновника, ее сына Седрика Анкреда, который впоследствии признался, что это была лишь одна из сценок, придуманных им вместе с Соней Орринкурт, дабы настроить старика против его любимицы Пэнти.

В смятенном сознании Миллимент пронзительно звучат обрывки фраз из обоих завещаний. Она знает, что старик меняет свою последнюю волю всякий раз, как что-то заставляет его выйти из себя. Седрик уже не в фаворе. На протяжении последующих нескольких дней у Миллимент постепенно формируется некий замысел, а впрочем, кто знает, может, то было внезапное озарение. Завещание должно быть оглашено на праздничном ужине. Допустим, это будет вариант, выгодный Седрику, и хорошо бы сэр Генри умер еще до того, как он передумает! А если стол богатый и именинник, что представляется весьма вероятным, в еде и питье меры знать не будет, то почему бы уже ближайшей ночью не случиться припадку, которым он так подвержен? Как, например, насчет консервированных лобстеров? И она заказывает к столу консервированных лобстеров.

— Просто в надежде…

— Думаю, да. Что скажете, Фокс?

— Изабель припоминает, что она заказала их в предыдущее воскресенье, когда они обговаривали, что подать на ужин, — откликнулся Фокс, сидевший у огня, сложив руки на коленях.

— То есть на следующий день после инцидента с зеркалом. А вечером в понедельник, накануне дня рождения, когда Седрик, Пол и его мать куда-то ушли, Миллимент нашла в домашней оранжерее предназначенную для детей большую бутылку с лекарством с надписью «Яд» и другую, поменьше, — для сэра Генри. Бутылки оставила там на скамейке Соня Орринкурт, которая столкнулась в оранжерее с Фенеллой Анкред и затем ушла с ней наверх. Одна она там не оставалась ни минуты.

— А я, — вмешалась Трой, — в это время ставила ловушки в другом месте, куда прошла через дверь в восточном крыле дома. И если бы… допустим, я бы попросила заняться этим Соню, а сама отнесла бы лекарство в школу…

— Извините, что перебиваю, миссис Аллейн, — заметил Фокс, — но наш опыт подсказывает, что если женщина задумала стать отравительницей, ничто ее не остановит.

— Он прав, Трой.

— Ладно, продолжай.

— Перед тем как вынуть пробку, ей надо было сорвать сургуч, которым запечатал бутылку аптекарь. Фокс нашел кусочки сургуча на полу, вместе с обгоревшими спичками. Далее, ей понадобилась другая бутылка. Оно опорожнила бутылку, предназначенную для сэра Генри, налила туда уксусной кислоты, а остаток — на всякий случай — в еще один небольшой сосуд. Затем она налила в детскую бутылку воду и вернула на место пробки и сургуч, чтобы все выглядело так, как у мистера Джунипера. Когда мисс Эйбл пришла за детским лекарством, они с Миллимент где только не искали его. И нашлось оно только после того, как вниз спустилась Фенелла и еще больше, чем Миллимент, поразилась тому, что Соня по рассеянности оставила лекарство в домашней оранжерее.

— А что, если бы, — спросила Трой, — ему понадобилось лекарство еще до оглашения завещания?

— На этот случай имелась старая бутылка, в ней еще кое-что оставалось. Предполагаю, что она каким-то образом переставила ее во время праздничного ужина. Если бы был оглашен вариант, неблагоприятный для Седрика, ее бы и задействовали, а другая осталась ждать своего часа. Пока же она позаботилась о том, чтобы ни на минуту не оставаться одной между ужином и следующим утром. Баркер стучал в дверь комнаты, которую она делила с Дездемоной. Помнишь, они болтали до трех утра — к тому времени сэра Генри уже довольно давно не было в живых. Она соорудила себе нечто вроде алиби — мало ли что, вдруг понадобится, — и сделала это с той же тщательностью, с какой занималась своей никому не нужной вышивкой. Но именно алиби в каком-то смысле ее и подвело. Отважься она на одинокое путешествие по бесконечным домашним коридорам, ведущим в комнату Седрика, она наверняка услышала бы, что сэр Генри подписал новое завещание, и любыми способами постаралась бы не дать ему принять лекарство.

— То есть тогда она еще не имела в виду подставлять Соню?

— Вот именно. Его смерть должна была выглядеть как естественный результат неумеренного питания и обыкновенного нервного срыва. И лишь когда стали известны условия нового завещания, она изменила свой план.

— Гнусный план.

— Конечно. И вполне в ее духе — хитроумный и тщательно разработанный. Соня встала между Седриком и деньгами. Что ж, прекрасно, Соню следует убрать, и о втором завещании будет забыто. Она вспомнила, что застала Соню читающей его. Вспомнила про существование крысиной отравы с инструкцией, что делать при отравлении мышьяком. И вот за завтраком на столе появляются анонимки, написанные на бумаге из детских тетрадей, которые она же и купила внизу, в деревне. А поскольку никто, кажется, на это не отреагировал должным образом, немного позднее в блюде для сыра обнаруживается книга о бальзамировании, и, наконец, в саквояже Сони находят банку с крысиной отравой. Примерно в это же время она получает сильнейший удар.

— Кот, — пояснил Фокс.

— Карабас! — воскликнула Трой.

— Карабас был в спальне сэра Генри. Сэр Генри налил ему молока. Но тут перевернулась бутылка, и в блюдце пролилось лекарство. У Карабаса сразу же полезла шерсть. Удивляться нечему, бедняга налакался уксусной кислоты. Миллимент не могла вытерпеть его присутствия в доме, это было слишком даже при ее железном характере и стальных нервах. Заявив, что от кота дети подхватили стригущий лишай, и с искреннего согласия всех, кроме Пэнти, она покончила с ним.

После чего стала ожидать развития событий, незаметно подстегивая их. Она положила в Сонин саквояж якобы пропавшую банку с крысиной отравой и приняла участие в ее поисках. Она заявила, что банка была полна, хотя слуги утверждали обратное. Правда, она забыла ослабить крышку, которая с годами буквально приросла к банке.

— Да, но рисковать всем и основывать весь план лишь на том, что мышьяк используется при бальзамировании… — покачала головой Трой.

— По-моему, и тут никакой случайности не было — чистый расчет. Сэр Генри дал указание Мортимеру и Лоуну прибегнуть к мышьяку, и мистер Мортимер дал ему понять, что распоряжение будет выполнено. Правда, после эксгумации у нее немного сдали нервы. Она позвонила бальзамировщикам и, изменив голос, представилась моей секретаршей. Этот безмозглый кретин Лоум продиктовал ей формулу. И тут для Миллимент наступил трудный момент. Единственная возможность избежать финансового краха заключалась для Седрика в том, чтобы жениться на женщине, которую она ненавидела и против которой злоумышляла. И вот выясняется, что вся интрига против Сони Орринкурт рушится, лишается смысла. Еще она не знала, что мы рассматриваем уксусную кислоту в качестве возможной причины смерти и будем искать ее следы. Она не все вылила в бутылку с лекарством для сэра Генри, немного осталось, и она стала ждать подходящего случая. От Сони еще можно избавиться; Седрик еще может получить свои деньги.