Дональд Томас - Казнь Шерлока Холмса

— Вы окажете мне большую услугу, — сказал Холмс, когда мы с ним поднимались на второй этаж, — если согласитесь занять пост в кабинете лорда Холдера. Оттуда вы сможете видеть двор и окна трех комнат, которые мы с вами осматривали в прошлый раз: гардеробной и помещений, прилегающих к ней. На столе у его светлости вы найдете бинокль с цейсовскими линзами. Вооружитесь им и наблюдайте за противоположными окнами, обращая внимание на каждую мелочь. — Холмс замолчал и, подумав немного, добавил: — Что бы ни произошло, оставайтесь на месте до назначенного часа. Вам может показаться, будто преступники совершают кражу, и все же тревогу поднимать не следует.

— Мне было бы намного проще, если бы вы объяснили, что именно я могу заметить.

— Когда процессия, прибывшая из Букингемского дворца, разделится на несколько частей, в комнате перед гардеробной станет очень людно. Переодевшись при помощи своих камердинеров, придворные спустятся в Египетский зал. Двери запрут. Примерно на час или более, пока продолжается королевский ланч, в помещениях второго этажа воцарится тишина. Единственный вход будет охраняться двумя сержантами военно-полицейского корпуса и их капитаном, еще двое останутся в запасе. Джейгоу со своими людьми станет дежурить во дворе. В это время там даже муха не пролетит.

— А чем займетесь вы, Холмс?

Мой друг пожал плечами:

— Я буду ждать развития событий и наблюдать за полковником Мориарти в роли камердинера графа Дорсетского. Вместе с другим придворным он войдет в комнату для переодевания, затем сядет за стол в Венецианском зале. Лорд Холдер приготовил там место и для меня, причем весьма удобное: нас с полковником будет разделять колонна. Когда обед закончится, вы проследуете к двери, возле которой стоят часовые. Ключи будут находиться у камердинера лорд-мэра. Он передаст их командиру стражи, тот откроет комнату для переодевания и впустит туда гостей. Два сержанта отопрут гардеробную и в строго установленном порядке вынесут мантии камердинерам владельцев.

— А вы?

— Я буду там же. Надеюсь, ваш револьвер при вас и он заряжен?

— Разумеется. И все-таки сдается мне, что полковнику Мориарти не представится ни малейшей возможности покуситься на «Королеву ночи».

— Так кажется не вам одному. Именно на это он и рассчитывает. Вы поняли, что вам нужно делать?

— Да, все ваши объяснения учел.

— Превосходно! У нас есть все основания рассчитывать на успех.

Я не был в этом столь уверен. Полковника я видел лишь на темной фотографии, где он в черном пальто выходил из дома на грязный двор. Камердинер графа Дорсетского должен надеть на торжественный прием красный мундир с золотой окантовкой. Сегодня Мориарти был лишь слугой своего господина и благодаря церемониальному одеянию терялся в толпе.

Я рассчитал, что ширина двора составляет от восьмидесяти до девяноста футов. Предоставленный мне цейсовский бинокль был устроен примерно так же, как и мой собственный «Барр и Страуд». Линзы точной шлифовки позволяли мне отчетливо различать то, что происходило в окнах напротив. Я мог разглядеть даже переплетения нитей холста, обтягивавшего портновские манекены. Но ничего достойного наблюдения пока не находилось.

Наконец издалека до меня донеслось низкое гудение соборного колокола. Настал полдень. Во дворе послышались голоса инспектора Джейгоу и его подчиненных, а через несколько минут загрохотали подъезжающие экипажи. Я посмотрел в бинокль на прибывших гостей. Из открытой коляски вышли король Эдуард и королева Александра. Она была грациозна, он — величествен. За ними последовали принц и принцесса Уэльские в подобающих случаю синих одеяниях. Лорд Лонгстафф держался позади своего господина. Лацкан мантии его светлости украшала «Королева ночи», виновница стольких волнений. Я навел на нее бинокль и увидел, как она сверкнула на августовском солнце. Сомнений в подлинности броши быть не могло: в сапфировом кольце поочередно мерцали и вспыхивали двенадцать граней великолепного бриллианта. Цвет обрамления менялся от светло-голубого до ярко-синего. Как известно, особенно высоко ценятся камни нежно-василькового оттенка. Но и не столь дорогостоящие темные сапфиры выглядели рядом с ними чрезвычайно эффектно. Нельзя было не восхититься искусной работой ювелира, благодаря которой, по справедливому замечанию лорда Холдера, «Королева ночи» являлась редкостным шедевром.

За тучной фигурой лорда Лонгстаффа виднелись головы младших принцев и принцесс, персидского шаха, послов и дипломатов. Эта процессия уступала коронационному шествию численностью участников, но отнюдь не блеском.

Снова переведя бинокль на окна противоположного крыла Мэншен-хауса, я увидел, как дверь комнаты для переодевания распахнулась. Членов королевской семьи и самых именитых гостей отвели в их кабинеты, а герольды и камергеры вошли в первую из трех смежных комнат, предоставив себя заботам своих слуг. Те сняли с господ мантии и передали их сержанту в униформе, стоявшему у входа в гардеробную. Каждое из одеяний повесили на специально предназначенный манекен. Церемония проходила очень чинно, без спешки и толкотни, в которой вор мог бы схватить добычу и скрыться.

Через четверть часа последние лорды и леди спустились к накрытым столам, и, как предрекал Холмс, на этаже наступила полная тишина. Гардеробная преобразилась: сорок манекенов пестрели великолепными одеждами — пурпурными, синими с золотом, зелеными с серебром. Сверкали бриллианты. Черные треуголки с позолоченным галуном и без него сидели на круглых болванках, одинаково наклоненных вперед для равновесия. Холщовые куклы, несмотря на то что их окутывали роскошные придворные мантии, почему-то напоминали мне тела, приготовленные для препарирования.

С полчаса я разглядывал в бинокль окна, не представляя себе, что особенного могу за ними увидеть. На миг мне померещилось чье-то движение, и я вздрогнул от неожиданности, как будто труп в анатомичке вдруг подмигнул мне со стола. Но я, конечно же, ошибся: вряд ли вор сам полезет в западню, чтобы попасться в руки здоровякам-караульным у дверей или на мушку полицейских под окнами.

На секунду я дал глазам отдохнуть и вновь поднес к ним бинокль. Вот опять! За рядами манекенов быстро промелькнуло что-то красное. Почудилось? Так или иначе, одно казалось бесспорным: если в гардеробной кто-то есть, он скоро войдет в первую комнату, где ничто не будет загораживать мне обзор. Но откуда этот человек возьмет ключ, чтобы выбраться наружу? Или мне застит зрение собственная фантазия? Может, одного из сержантов оставили в комнате для охраны мантий? Нет. Холмс сказал мне, что в гардеробной никого не будет. Значит, так и есть? А вдруг в последний момент сержанты военно-полицейского корпуса получили распоряжение, идущее вразрез с прежним планом?

Я настроил окуляры так, чтобы видеть гардеробную целиком, три четверти первой комнаты, прилегающей к ней слева, и часть крайнего запертого помещения, заставленного шкафами с документами и не задействованного в торжествах. Среди одежды я попытался отыскать синее облачение лорда Лонгстаффа, герольда принца Уэльского. Мне удалось хорошо разглядеть лишь первый ряд. Второй и третий поблескивали пурпурными, ультрамариновыми, изумрудно-зелеными и золотистыми тканями в промежутках между манекенами, стоявшими ближе к окну. И все же в глубине комнаты я рассмотрел темно-синее плечо и лацкан. Броши, которая сверкала бы на бархатном отвороте, не было. Это могло означать одно из двух: либо мантия принадлежала не лорду Лонгстаффу (не менее дюжины придворных явились на церемонию в накидках такого цвета), либо украшение кто-то снял.

В течение тридцати секунд, которые, казалось, длились целую вечность, во мне происходила борьба: с одной стороны, я боялся за сохранность драгоценности, с другой — не хотел выставить себя перед всеми круглым дураком. Вдруг я подниму шумиху напрасно и окажется, что владелец этой мантии никогда не держал в руках «Королевы ночи»? Прижав к глазам окуляры, я тщательно изучил золотой эполет, что вовсе не помогло мне, поскольку похожие знаки отличия были на всех одеяниях. В конце концов брошь могли для пущей надежности запереть в отдельном ящике! В свой бинокль я видел примерно три-четыре дюйма стоячего воротника с золотым шитьем. Рисунок представлял собой три пера, торчащие из короны, которую обвивала лента с микроскопической надписью «Ich dien!». Я готов был поклясться, что верно разобрал эти два слова: по одной легенде, они произошли от немецкого «Я служу!» и некогда украшали шлем короля Богемии, убитого Черным принцем [44] в сражении при Креси в 1346 году; согласно другой — Эдуард I, показывая покоренным жителям Уэльса своего новорожденного сына, их будущего правителя, сказал по-валлийски: «Eich dyn!» — «Ваш человек!» Так или иначе, эта фраза много веков назад стала девизом принца Уэльского и теперь красовалась на мантии его герольда. А рядом должна была сиять «Королева ночи», но вместо нее я видел лишь синий бархат. Мое сердце замерло от ужаса.