Андрей Кивинов - Ля-ля-фа

Палитра чрезвычайно разнообразна. В левом углу полотна – закусочная деревянного типа без названия. На пороге мужчина кавказской национальности с палочкой шашлыка в руке. По правому краю картины прорисовывается ОМОНовец в камуфляжной форме, вероятно, шарящий по рынку в поисках торговцев наркотиками и незаконно носимого оружия. Сидящий прямо на грязном асфальте попрошайка тянет к народу язвенные руки, но народ предпочитает «Чигуиту». В центре картины находятся главные персонажи произведения – двое молодых современников, стоящие лицом друг к другу и спорящие, скорее всего, о будущем их прекрасной страны. Сколько жизненной силы в их взглядах, какой порыв души, какой полет мысли!

– Мудак, где ты взял эти вонючие документы?!

– Я ж сказал, в «скворечнике», на полу!

– Так я и поверил! Чтобы президент компании жрал, на этой помойке? У Вагифа не «Метрополь» и даже не столовая номер пятнадцать. Хорошо, если изжогой отделаешься. Ты этого президента за столиком видел?

Почесывание затылка.

– Вроде нет.

– Вроде нет, вроде нет… Ты уверен, что он их посеял?

Жизненная сила взгляда постепенно гаснет.

– Погоди, там, кажись, Рейган сидел…

– Хе…

Мне все понятно. Дальше можно не обсуждать. Тема исчерпана. Рейган, само собой, не президент. Однофа… Не, это кликуха у него такая. Почему, я не знаю. Рейган спец по машинам. По ему не принадлежащим. Засекали: за тридцать секунд он ухитрялся снять все архитектурные излишества – зеркала, антенны, щетки, декоративные колпаки и так далее. Иногда при сидящем в автомобиле хозяине. А если дать Рейгану времени побольше – еще секунд тридцать, – он запросто проникнет в салон и изымет неразумно оставленные магнитолы, сумки, дипломаты и прочие аксессуары.

Если же машина брошена без присмотра на более длительный срок, она рискует остаться без упомянутого имущества плюс колес. Вопросы сигнализации Рейгана не смущают. Спец высокого разряда. Один раз какой-то милицейский начальник, находясь в нашем районе, нечаянно захлопнул ключи в багажнике служебного «Форда». Местные менты привезли с рынка Рейгана и предложили оказать помощь. Ломать замок очень не хотелось. Рейган работал секунд десять. Из них пять секунд вскрывал замок, а еще пять обыскивал салон. Успел скрутить какую-то ручку с рации.

Работает Рейган по всему городу, ворованное толкает в основном на рынке. Однажды он свинтил колесо с «Запорожца» нашего нового участкового, а на другой день ему же его и продал. Участковый еще не успел изучить подучетный контингент.

Рейгану пятнадцать лет.

Мы с Шуркой садимся на пластмассовые ящики и закуриваем. Вероятно, мы легко вчера отделались. Если Рейган покуролесил в тачке этого президента, можно только посочувствовать дяденьке.

Ветер гоняет по рынку обрывки газет, рваные пакеты, обертки финского мороженого, перекатывает банки из-под пива и «Херши». Из одного ларька звучит доктор Албан, что напоминает мне про вечернюю пробежку перед сном и автоматически про президента Франклина на зеленом фоне.

Мимо пронесся Малек с пачкой гороскопов-дурилок. За продажу он имеет какие-то проценты. Как интересно, оказывается, можно делать деньги из ничего. Козерога ждут неприятности, а стрельца – легкое увлечение. Узнали? Платите!

Счастливое время, когда можно делать деньги из ничего. Даже закон Ломоносова бессилен. Он здесь не срабатывает. Не рассчитал что-то Ми-хайло Васильевич.

Напротив останавливается навороченная тачка, вылезает навороченный мальчик, кидает в окошко ларька купюру, забирает пачку навороченных сигарет и, не взяв сдачи, возвращается за руль. Рядом навороченная девочка. Мальчику лет двадцать. Резко стартуя, машинка отчаливает от тротуара. Мне обидно. Почему он, а не я? Мне завидно. Да, мне завидно. Я не буду кричать на весь рынок: «Да мне по фиг, какая там у него тачка!». Потому что я тоже хочу такую. Почему он там, а я здесь? Почему он не потерялся, а я потерялся?

Зависть плохая вещь, но сейчас я завидую. Всем. Даже Сопле и Мальку. Конечно, есть те, кому похуже моего будет и кто посчитал бы мое положение райским. Но я – это я. И мои проблемы – это мои проблемы.

Шурка бросает окурок и идет к лоткам. Он договорился поторговать бананами за рынком. Вряд ли он приподнимется на этом. Сейчас банановый сезон, город завален южным плодом, и накручивать цену не имеет смысла. Но лучшего Шурка сегодня не нашел.

Я никуда не иду. Я смотрю на ветер. Я жду. Неизвестно чего. Может, жду, что ветер принесет мне волшебный конвертик от неизвестного добродетеля или ко мне подойдет граф Монте-Кристо и скажет: «Проблемы, мистер Том? Никаких проблем!». Никто не подходит, никто не дарит. Я выбит из колеи. Меня выбили. Какой-то сотней баксов. Нет, не какой-то. Целой сотней. Она какая-то для мальчика в машине. А для меня целая. И всего семь дней. Поэтому я выбит. Поэтому я хочу лететь за ветром. Куда угодно. Лететь.

Джерри возвращается не одна. С каким-то фраерком-студентом. Кожаная курточка, сине-белый «Рибок», крокодиловый «дипломатик». Подарки мальчику к совершеннолетию. Наверно.

Мальчик весело жестикулирует, прыгая вокруг Джерри, как обезьяна вокруг пальмы. Не иначе получил пятерку на семинаре. Джерри смеется, закрывая ротик ладошкой.

Оба заходят в подъезд. Юлькины предки на работе, мальчик, судя по улыбочке, об этом догадывается. Сейчас начнет проситься в гости, порешать математику. Знаем мы эти ученые темы. Икс плюс игрек в квадрате. А теперь поинтегрируем немножко.

Мне обидно. Студентик сбивает мне все планы. Джерри моя единственная надежда. В денежном отношении. Но именно в эту секунду обидно все-таки не из-за этого. Джерри с кем-то. Не со мной. По-детски смешно, но, кажется, я опять ревную. Где-то в подсознании, вслух же рассуждаю примерно так: «Послушай, Том, перестань забивать башку глупостями. Всякие Юльки-Катьки-Светки в жизни не главное. Это никуда не денется. Они будут всегда. Пускай они за тобой носятся. А ты мужик. Ты мистер! Ты, ты…».

Да, хорошо бы так. Но Джерри не бегает за мной. Джерри убегает от меня. Она взрослеет быстрее меня. И не мистер я для нее, а пацан. Все еще пацан. Обидно.

Я смотрю сквозь мутное стекло окна на ее подъезд и жду. Я хочу, чтобы сейчас она выбежала на улицу и устремилась ко мне. Чтобы бросилась на шею, зарыдала и стала говорить, что я единственный, неповторимый, не знаю какой там еще, а этот, с крокодиловым «дипломатом» и такой же наружностью, просто подлец, не дает шагу ступить, все норовит синтегриро-вать.

Ну, я бы поцеловал Джерри в лобик, отстранил ее твердой мистерской рукой и пошел чистить крокодилову рожу товарища в «Рибоке».

Не, Коля Томин, что-то не те мысли посещают тебя в последнее время. То Монте-Кристо с деньгами, то Джерри со слезами. Так не пойдет. Мечтать, конечно, здорово, но мечтами дело не поправишь. Не мечтать надо, мистер Том, а шевелиться. Крутиться, суетиться, творить, выдумывать, пробовать. Через «не хочу» и «не могу»… А стоя у окошка, можно заработать только бесплатный душ с третьего этажа.

Студент выходит с недовольной миной. Кажется, у юноши облом с интеграцией. Используем выгодный момент.

Я впрыгиваю в кроссовки, хлопаю дверью, пересекаю двор, цепляя расстроенного студента, и влетаю в подъезд Джерри.

– Саша, это ты? – голос Юльки звучит ровно, без недовольства.

Мне это не нравится. Я ожидал что-нибудь типа: «Ты еще не убрался, попугай кожаный?». Поэтому я чеканю железом:

– Это-не-Саша. Это Николай Григорьевич Томин.

Первое, что я хочу спросить, когда Джерри открывает дверь: что это за пумпиндель в «Ри-боке». Но быстро вспоминаю свой последний визит к Юлии и необходимость осмотрительности в выборе тактики. Поэтому опускаем глаза и шепчем:

– Можно?

– Проходи.

Джерри молодец. Воспитание, как у дворян французских королей. Не то что у Шурки. С порога: «Тебе чего?».

Следуя полученному разрешению, я прохожу. Джерри причесывается у зеркала в прихожей. Я воспринимаю это как знак внимания.

– Что такой кислый?

– Потому что кисло.

Юлька пожимает плечами.

– Представляешь, нам сегодня преподаватель стихи читал. Сказал, что так лучше понимается сущность его предмета.

– И что за предмет?

– Теория государства и права.

– Ну и как? Поняла сущность?

– Возможно. Хотя стихи были о любви.

– Я вот тоже потихоньку сущность государства узнаю. Правда, без стихов, но объясняется вполне доходчиво.

– Ты о чем?

– Юля, мне очень нужны сто долларов…

Последняя реплика произносится с максимальной жалостью и гнусавостью в голосе. Поэтому Джерри не сразу вступает в антитоминскую коалицию, а тихонько уточняет:

– Зачем?

Я, стараясь не слишком искажать факты, выкладываю ей историю с моим залетом. Джерри понимает не сразу:

– Тебя что, в тюрьму посадить могут?

– Могут. Они все могут. Ты пойми, Юлька, я не плачусь тебе, не прошу жалеть. Просто обидно. Ведь ни за что…