Геннадий Махаев - Убийство в Угличе

—    От чаю не откажусь, — согласился Кухов, про себя поду­мав, что за чаем легче беседа идет.

Принесли чай, сахар, варенье.

—    Так что у вас за дело ко мне?

—     Хочу поговорить с вами об Ефиме Костыреве.

—     Об Ефиме? А что случилось-то, он давеча ко мне захо­дил, в номерах все ладно, отчет дал, а я ему доверяю. Давно служит и ничего плохого я за ним не замечал.

—    Про убийство слышали или нет?

—    Каїк же не слыхать, уж все Ефим рассказал еще вчера, и что вы заходили, о постояльце спрашивали, верно ли?

—    Так, заходил я и спрашивал. Да вот сомнение у меня не­большое появилось, Ефим рассказал о рыбинском купце, и что за десять дней заплатил, а через пять съехал, и что вернуться обещал, да и денег у него видел много.

—      Ну да, он и мне рассказывал, да и записку показал, так в чем сомнения-то у вас?

—     А вот в чем: послали мы депешу в Рыбинск насчет купца этого, и сегодня ответ получил. Верно, есть такой купец и тор­говлю имеет, и приезжал он, все честь по чести.

—    Ну так в чем дело?

—       А вот в чем, Ефим у него деньги, якобы, видел очень большие: тысяч пятьдесят, а купец показывает, что у него отроду таких денег не было. А было, может, всего рублей пятьсот.

—    Ну так что, ошибся Ефим.

—     Странно при его умении деньги, не глядя, считать, да та­кая сшибка, чтоб пятьсот за пятьдесят тысяч принять?! Это, из­вините, и я не ошибусь.

—    Ну так что вы от меня хотите-то?

—     А то: может, у кого другого он деньги-то видел, как вы думаете?

—      А как же я узнаю, его поспрошать что ли? — спросил Хряпин.

—     Нет. То, что я к вам приходил, вы не говорите, а завтра, если можете, посмотрите книги для записи приезжих. Может, эти дни еще кто был Проведите, так сказать, хозяйскую ревизию.

—     Кого же мне по книгам искать прикажете, привидение что-ли, как фамилия или звание, откуда да куда, кого смотреть: мо­лодого, старого?

—     Посмотреть надо купца Заворьжина лет сорока пяти с Улеймы, прибыл он числа семнадцатого, а сейчас его в номерах нет и когда выбыл неизвестно. Вот у кого были деньги, да и не­малые, — закончил Кухов.

—     Ну что же, посмотрю завтра, а точно он у меня останав­ливался?

— Да, старик Бердяев сказал, а он врать не будет! И по воз­можности тихо все узнайте, да ко мне в участок зашли бы и рас­сказали, если можете. Подозрение имею я все-таки, но говорить об этом не следует. Иначе конфуз может получиться, или хоро­шего человека обидим, или злого спугнем.

— Хорошо, Никита Иванович, завтра часов в двенадцать я к вам приду.

— Ну, не буду вам больше докучать, пойду я, вечер, тем­но уж, домой пора.

Кухов вышел от Хряпина в темень и слякоть, идти надо было домой до Ярославской улицы, а путь это не близкий, и хотя Уг­лич городок небольшой, но за день так намотаешься, что все по­кажется долгим, даже путь домой.

Завтра протоколы вскрытия смотреть да ждать Хряпина, да, может, что и сыщики принесут, а сегодня домой.

Шел Кухов к дому и думал, думал, думал, и все мысли к Ефиму номерному возвращались, неладно что-то с деньгами, не­ужели он ошибся в сумме или хитрит что-то, не договаривает? Ну, ладно, все завтра узнаем, может быть.

Наутро Кухов, придя на службу, первым делом спросил про­токолы вскрытия. Все трое были убиты тяжелым тупым пред­метом по голове одинаково, удары были настолько сильны, что черепа у всех прямо разможжены. Видимо, убийца обладал большой силой.

Старик и кухарка убиты спереди в лоб, на руках были раны, видимо, перед смертью они пытались закрыться руками. А Ва­силий Николаевич убит в затылок, наверно, он знал убийцу и не подозревал, что его ожидает, а спокойно повернулся к ним спи­ной.

А то, что убийца был не один, это ясно по разным приметам осмотра места преступления, их было не меньше трех, но как Василий-то не знал, что отец и Пелагея уже убиты? Как же все произошло?

Кухов поразмышлял: убийцы не знали — деньги в доме или в лавке! Предположили, что в лавке, у старика железный ящик для денег кованый стоит под прилавком. И во время торговли он не закрывается, потому и пришли днем.

Убив старика и не найдя денег, пошли в дом и натолкнулись на старуху. Опять непонятно: если все знали, то могли предполо­жить, что старуха дома, зачем им еще один труп?! И как же Ва­силий-то дома оказался в это время? И сейф открыл — значит, знал кому! Прямо с ума сойдешь, ничего не ясно.

Давай, брат Кухов, сначала. Наобум ведь не шли, знали: деньги есть. Стоп! — сказал себе Никита Иванович: а что, если убив старика и кухарку, они каким-то образом вызвали младше­го Шунаева в дом из его мучного лабаза? Риск ведь большой, в лавке труп, в доме труп, а тут надо ждать Василия, а ну как Се­мен приказчик вернется?

Или они знали, до какого времени его не будет, а лавку пос­ле убийства старика они изнутри закрыли, чтобы никто не вошел? Так как же они Василия вызвали? Надо в мучной лабаз идти спра­шивать! Может, кто что и знает. Но сперва Хряпина дожидаться, а в мучной лабаз я сейчас своего сыщика пошлю, что бывший гимназический надзиратель.

Позвав его к себе, Кухов дал задание, и стал ждать Хряпина. А пока занялся чтением протокола осмотра дома и лавки после совершения преступления. Его внимание привлекла запись: что в комнате, где был труп Василия Шунаева, на портьере на уров­не около двух аршин от пола замечены пятна крови.

—     Так, — выговорил Кухов, — вот мои догадки и подтверж­даются: убийца стоял за портьерой и поджидал сигнала, но кто же привел Василия, кто? А пятна остались, вероятно, от кроваво­го топора, который убийца держал наготове. Хорошо бы еще и топор найти, да где его найдешь, в доме, во дворе — нигде нет.

Вышли убийцы еще засветло, а приказчик прибежал в учас­ток, когда темнеть стала, значит, убийцы ушли сразу, все про­изошло от двенадцати до пяти вечера, а скорее, ближе к пяти, потому что сынишка бондаря видел Зайцевых перед обедом.

Они шлииз лавки... Хотя почему из лавки?! Зайцевы показа­ли, что в лавку не заходили, а только дверь дернули, а она — зак­рыта. Костька хотел у старика Шунаева три рубля попросить взаймы, хотя старик, может, и не дал бы. Закрыта лавка была, вот почему и ругались Зайцевы. Значит, убийцы были уже в доме и поджидали Василия.

Убив его и взяв деньги и серебро, ушлитот же час. Но как могли пройти люди средь бела дня с поклажей — непонятно. Что, никто и не видел? А может, что и видели, надо еще раз схо­дить и поспрашивать.

Наконец пришел Хряпин, как и обещал, около полудня.

—      Как себя чувствуете, господин Хряпин? — спросил его следователь.

—    Да ничего, спасибо, по свежему воздуху прошел, а то за­сиделся дома-то,

—      Присаживайтесь, Фрол Данилыч, рассказывайте, что уда­лось узнать.

—    Пришел я сегодня в номера да и говорю Ефиму, давай-ка, Ефимушка, книгу посмотрим да наличность сочтем, надо бы Двор­нику да сторожу денег немного дать, наградить хоть по три руб­ля, люди пожилые и служат хорошо.

—    Надо, надо, говорю, неси книги, проверим, сосчитаем и те­бе пять рублей дам, за меня ты тут трудился эти дни.

—     Мне это не в тягость, — отвечает. Принес он книги, ста­ли мы с ним разбираться, я то про одного спрошу, то про дру­гого, а сам все запись про купца этого Заворыкина смотрю. Ви­жу — есть, прибыл семнадцатого, убыл двадцатого утром, де­нег взято за три дня. Спрашиваю — почему за три дня, когда два пробыл, ведь девятнадцатого утром уехал. Как бы после обеда, тогда день засчитался, а так — нет, не порядок, у нас лишнего не берут.

А он говорит: утром не рано было, а часов десять, ну я и поставил день-то, купец не ругался,, поворчал немного, но зап­латил. Ну я деньги пересчитал за все дни, что постояльцы запла­тили, выдал всем, что обещал, да и пошел было, а по пути из кух­ни Степка, мальчишка, помощник коридорного, бежит.

—     Стой — говорю, а ну, поди сюда, ты что же это, стервец, господам сапоги подаешь с опозданием? Кому, говорит, я с опоз­данием подаю?!А купцу Заворыкину, что намедни уехал, хотел ехать часов в восемь, уехал в десять и все из-за тебя! Где тебя черти носили,, что гость без сапог сидел до десяти часов?!

Помилуйте, говорит, я этого купца и в глаза не видел. Как, говорю, не видел, из номера шестого он девятнадцатого уехал, купец солидный, а ты что же это?! «Так этого купца я с вечера не видывал, вечером же он уехал!» Восемнадцатого что ли? — спрашиваю. А я почем знаю, какого! А только я видел, что он вечером на телегу садился!

—     На какую телегу, — спрашиваю. А простая телега с ло­шадью, — отвечает. Ну, дурак, ясно, что не с коровой! С какой лошадью? Да темно было, лошадь и лошадь, вроде, гнедая. А ку­чер — что? — спрашиваю. А кучер в армяке да малахае был. Я не разглядел, отвечает. А купца-то разглядел! А, может, это и не он был!