Геннадий Махаев - Убийство в Угличе

В кабинет вошел урядник Нилов.

—    Так, докладывайте, что прознали, на месте купец?

—    Никак нет, ваше благородие, нет его там и... не было.

—    Как же так, ведь выехал он девятнадцатого утром?

—     Я на обратном пути во всех деревнях справлялся о купце, не было, говорят его а купца крестьяне, особливо фабричные, ближние, хорошо знают. Не было... Не проезжал.

—     Так, — подумал Кухов, — еще одна загадка, номерной показывает: девятнадцатого в десять уехал, а мальчишка — что видел, как вечером на телегу садился.

Надо самому их допросить, уже дело серьезное. Да и ло­шадь с мужиком в малахае, мальчишка-то видел похожего вече­ром! А Егорова на другой день около пяти. Что-то тут есть!

Помощник заглянул в кабинет и сообщил, что купцов уби­тых повезли отпевать в церковь кладбища «Убогий дом», там и хоронить будут.

—    А старуху? — спросил Кухов.

—     И ее вместе отпевать будут, так как мученическую смерть вместе приняли.

—     Ну, ладно. Я на кладбище, может, не пойду, дел, вишь, невпроворот. Хотя нет, пойду oбязaтeльно. Пойду, есть у меня задумка одна!

Кухов подумал вот о чем, Ефим номерной должен был знать Заворыкина, раз работал на фабрике, и деньги он, без сомнения, видел у него! Но что-то врет! Почему говорит: уехал девятнад­цатого, а купец домой не прибыл, а мальчишка — вечером накану­не. Хм. непонятно. Пойду я на кладбище посмотрю, придет Ефим туда или нет, что-то он мне все больше подозрительным кажется.

Следователь оделся и, выйдя из управления, решил пойти по Московской улице. Он миновал дом купцов Шунаевых, но там ни­кого не было, значит, все уже на кладбище. И Кухов прибавил шаг. Подойдя к кладбищу, он увидел, что отпевание кончилось, и гро­бы понесли к могилам, у купцов имелось свое место, где были похоронена жена самого Николая Васильевича Шунаева; стару­ху хоронили неподалеку от них, но на особицу.

Вдруг в толпе он увидел бабку Егорову. Вот так встреча! И как раз кстати. Подойдя к ней, Кухов тихонько окликнул ее.

—    Здравствуй, касатик, и ты здесь?

—    Здесь, бабушка, надо проводить в последний путь.

—    Ты бы лучше душегубцев ловил, — сказала бабка.

—     Поймаем, — ответил Кухов, — а вот ты мне скажи, что за лошадь была у кладбища, какой масти?

—    Гнедая она была, гнедая.

—Ну, спасибо, бабушка, помогла. Кухов высматривал в тол­пе Ефима, но его нигде не было видно, не пришел, значит, ну что же, пойду я к нему. Бросив по горсти земли на гробы покойных, Кухов выбрался из людской толчеи и зашагал к номерам Хряпина.

Прийдя туда, он спросил, где Ефим, Оказалось, что на кух­не, поминает купцов.

—    Что, пьян?

—    Да нет, выпивши немного!

Пройдя на кухню, Кухов увидел Ефима сидящим за столом с дворником и младшим номерным, на столе стояла бутылка вод­ки и лежала кое-какая закуска.

—     А-а, господин хороший, — приветствовал его дворник, — присаживайтесь к нам, выпьем за упокой душ убиенных.

—     Ну что же, за это, пожалуй, выпью рюмку, — сказал Ни­кита Иванович. Присел к столу, ему налили большую рюмку вод­ки, и он сказал:

— Ну, за упокой души невинноубиенных, — и опрокинул рюмку в рот При этом, покосившись незаметно в сторону Ефима, заметил при этом, как гот при его словах слегка вздрогнул.

От второй рюмки Кухов отказался.

—     На службе я, не могу: дела у меня, дела. — И спросил у Ефима:

—      Не могу ли поговорить с вами, господин Костырев, так сказать, с глазу на глаз?

—    Отчего же, извольте, — ответил Ефим, — пройдемте в залу, там никого нет.

Прошли в залу, где стояли диван, круглый стол и большое зеркало. Дверные проемы были завешаны плюшевыми портье­рами, на окнах такие же портьеры с кисточками, отчего в зале было полутемно и уютно. Уют еще придавали большие фикусы, поставленные по углам на небольшие столики.

—    Так о чем спрашивать будете, господин следователь?

—     Вот о чем, господин Костырев. — Были ли вы знакомы с господином Заворыкиным? Когда он приехал? Когда уехал?

—     Да-с, знаком я с ним был, не отрицаю, в бытность мою на бумажной фабрике, он как оттуда ушел, я его больше не видал.

—    Но когда он приехал, он вас признал?

—     Признал, конечно, признал. И даже спросил, почему это я здесь служу.

—    Что же потом? — спросил Кухов.

—    А ничего, отвел я ему шестой номер и все.

—    Когда он приехал?

—     Семнадцатого утром, — ответил Ефим. — А уехал де­вятнадцатого часов в десять утpa.

—     Не общалась ли вы с ним в эти дни помимо службы вашей?

—    Никак нет, да его и в номерах почти не было эти дни.

—    Куда он уходил, вы не знаете?

—    Точно не скажу, но, вроде, к купцу Бердяеву.

—    А зачем?

—      Это мне не ведомо.

—     Так, значит, уехал девятнадцатого? Странно, мальчишка коридорный говорит, что видел его накануне вечером, садился на телегу и, вроде, куда-то ехать собирался.

—     Этого я не могу знать, может, он куда и ездил, а потом вернулся.

—    Так, а ворота да двери у вас во сколько закрываются?

—     В десять часов вечера.

—     А кто дежурит, если гость припозднится, чтобы дверь открыть?

—    Дворник.

Кухов выглянул в коридор.

—    Позовите дворника, — сказал он коридорному. Через не­которое время дворник пришел.

—    Скажи-ка мне, милок, часто ли гости по вечерам тебя бес­покоят с дверями.

—     Никак нет, ваше благородие, у нас заведение приличное и люди вечером завсегда в номерах, хотя, конечно, бывает, ма­ло ли.

—     А не припомнишь ли, купец Заворыкин вечером не сту­чал поздно, чтобы ему открыли?

—    Никак нет, не было этого, я купца хорошо помню.

—    Так, а утром ты его не видел, часов в десять?

—    Никак нет, по утрам мостовую убираю рано, а потом по разным делам хозяйским, так что не видал, врать не буду!

—    Хорошо, позови ко мне коридорного.

Дворник высунулся за портьеру и гаркнул: «Эй, Гаврюха, те­бя господин кличет!»

Вошел Гаврюха, мужик лет тридцати.

—     Скажи-ка мне, — обратился к нему Кухов — по утрам ты постояльцев провожаешь?

—    Когда я, а когда и Ефим, — ответил Гаврила.

—    Ну, а купца Заворыкина девятнадцатого ты отпускал?

—      Никак нет, не я, он вечером пришел часов в восемь и больше я его не видел.

—     Что же ты не поинтересовался, уехал он или нет?

—     На то, господин следователь, старший номерной есть, то дело не мое!

—    Значит, ты его утром не видел?

—    Истинный бог — не видел.

—     А мог его кто еще заприметить, кто по утрам в кори­дорах бывает?

—    Мальчишка, да он только утром рано полы метет, да са­поги разносит, если накануне постоялец поставил около двери.

—    А во сколько это утром?

—    Часов в семь, а потом ему тут делать нечего.

—    Ну а еще кто?

—    Да окромя кухарки в это время никого в номерах нет, а она на кухне, ей тут тоже делать нечего.

Номерной и дворник вышли.

—     Да-а, — неувязка получается, господин Костырев! Как же так, никто его утром не видел, а вы говорите, что он в девять уехал.

—    На это я ничего сказать не могу, а уехал он девятнадцато­го, часов в десять утра, больше мне сказать нечего.

—    Hy что же, спасибо, мне от вас пока ничего не нужно.

Кухов подчеркнул это «пока».

Видимо, Ефим намек понял и сразу сказал:

—    Ей богу, больше ничего не знаю.

—    Ну, хорошо, до свидания.

Следователь вышел вон, идя по дороге, думал: врет, каналья! Искать надо Заворыкина, искать. Кухов направился обратно в уча­сток, но не успел он отойти от гостиницы, как из ворот ближнего дома к нему подошел номерной Гаврила.

—    Я, ваше благородие, здесь стою, вас поджидаю.

—    Что случилось? — спросил следователь.

—     Не хотелось бы, чтоб меня видели с вами, ваше благо­родие, я об Ефиме хочу рассказать кой-чего.

—    Так, очень интересно, и что же ты расскажешь?

—     А то расскажу, врет Ефим, что ни рагу с ним за эти дни не видался да и не разговаривал.

—    Ну, ну, продолжай, голубчик, — поторопил Кухов.

Гаврила продолжал рассказ,

—      Я только что господам чемодан принес, что жили в вось­мом номере, и вышел. Гляжу Ефим в шестой номер пошел к куп­цу этому, значит! Ну, пошел и пошел, по делу, стало быть, а ку­пец накануне довольный такой ходил. Меня спрашивал, много ли хлеботорговцев приезжает весной в Углич, да как хлеб больше отправляют в Питер да Москву — зерном или мелют.

Я говорю: купцов-то много, да вот сами увидите, скоро на­едут, время весеннее, а он мне: недосуг здесь оставаться, завтрева по делу схожу, а там и домой. Ну, да не надолго, мол, дела там закончу да и к вам обратно. Примешь ли на жительство? — смеется Я, говорю ему: мы хорошим людям завсегда рады. А кто же, спрашиваю: дома-то дел весной мало что ли, ежели к нам собираетесь? А он мне: здесь теперь мой дом будет! Как так — спрашиваю — переселяетесь что ли? Переселяюсь! — от­вечает.