Уилки Коллинз - Закон и жена

Я не могла больше выносить и прервала ее:

— Я понимаю, вам угодно, чтобы мы оставили вашу квартиру. Когда желаете вы, чтобы мы съехали?

Хозяйка подняла свою длинную, красную, грубую руку, как бы выражая тем грустный, родственный протест.

— Нет, — сказала она, — не принимайте со мной этого тона, не смотрите на меня так! Совершенно естественно, что вы встревожены, рассержены. Но все же вы должны себя сдерживать. Я обращалась к вашему здравому смыслу, не лучше ли вам отнестись ко мне как к другу. Вы не знаете, какую жертву, какую тяжелую жертву принесла я ради вас.

— Вы! — воскликнула я. — Какую жертву?

— Какую жертву! — повторила она. — Я унизила свое достоинство. Я лишилась своего собственного уважения.

Она на минуту замолчала и потом, вдруг схватив меня за руку, с неистовым порывом воскликнула:

— О, моя бедняжка! Я узнала кое-что. Негодяй обманул вас. Вы столько же замужем, сколько я.

Я вырвала у нее свою руку и с гневом вскочила со стула.

— Вы с ума сошли? — спросила я.

Она подняла глаза к потолку с видом мученицы.

— Да, — сказала она. — Полагаю, что я сошла с ума, потому что хотела оказать услугу неблагодарной, не умеющей оценить христианского самопожертвования. Хорошо! Впредь я ничего подобного не сделаю, клянусь небом!

— Что же вы сделали? — поинтересовалась я.

— Последовала за вашей свекровью, — закричала хозяйка, вдруг из мученицы превращаясь в ведьму. — Мне стыдно вспомнить об этом. Я проследила до самых дверей ее дома.

До сих пор меня поддерживала гордость, но тут она мне изменила. Я снова опустилась в кресло, ожидая с ужасом продолжения ее речи.

— Я с особенным выражением взглянула на вас, оставив вас на берегу, — продолжала хозяйка, горячась все более и более. — Благодарная женщина поняла бы этот взгляд. Но это ничего, я никогда больше этого не сделаю. Я догнала вашу свекровь в расселине между скалами. Я последовала за нею — теперь я вполне сознаю, как я унизила себя, — до самой станции Бродстерса. Она отправилась с поездом в Рамсгит, я также. Она направилась к своей квартире, я — за нею. О, какой стыд! К счастью, хозяин дома, которого я считала своим приятелем, а теперь же не знаю, что и думать о нем, оказался дома. У нас нет друг от друга секретов, когда дело идет о наших жилищах. Теперь я могу сообщить вам, сударыня, настоящую фамилию вашей свекрови. Она ничего не знает о мистрис Вудвиль по очень простой причине: ее зовут не Вудвиль, а Маколан. Следовательно, и фамилия вашего мужа — Маколан. Она вдова генерала Маколана, а ваш муж вам не муж. Вы не девушка, не жена и не вдова. Вы хуже, чем ничего, сударыня, а потому должны оставить мой дом.

Я остановила ее, когда она отворяла дверь. Она нарушила мое хладнокровие. Сомневаться в законности моего брака? Это уж слишком, этого я не могла вынести.

— Дайте мне адрес миссис Маколан, — сказала я.

Гнев хозяйки вдруг сменился изумлением.

— Не хотите ли этим сказать, что вы отправитесь к старой леди? — спросила она.

— Никто не может мне сказать того, что я желаю знать, — отвечала я. — Ваше открытие, как вы это называете, может удовлетворять только вас; для меня этого недостаточно. Откуда вы знаете, что мистрис Маколан не была два раза замужем и что ее первый муж не назывался Вудвилем?

Теперь удивление на лице хозяйки уступило место любопытству. В сущности, как я уже и говорила, она была женщина добрая. Она была вспыльчива, как обыкновенно добрые натуры, и ее нетрудно было как рассердить, так и успокоить.

— Подождите минутку, — сказала она. — Если я вам дам адрес, обещаете ли вы мне рассказать все, что скажет вам свекровь.

Я дала слово и получила адрес.

— Вы, однако, не сердитесь, — продолжала она, возвращаясь вдруг к своему прежнему фамильярному тону.

— Я не сержусь, — ответила я как можно любезнее.

Десять минут спустя я была у дверей дома, в котором жила моя свекровь.

К моему счастью, дверь отворила мне не сама хозяйка, когда я позвонила. Впустила меня глупая служанка, которой и в голову не пришло спросить мою фамилию. Мистрис Маколан была дома, гостей у нее не было. Сообщив мне это, девушка повела меня наверх и без доклада ввела в гостиную.

Свекровь моя сидела одна у рабочего столика и вязала. Когда я появилась на пороге, она отложила свою работу; приподнявшись с места, она повелительным жестом дала мне понять, что желает говорить первая.

— Я знаю, зачем вы пришли, — сказала она. — Вы пришли расспросить меня. Пощадите себя и меня. Я предупреждаю вас, что не буду отвечать на вопросы касательно моего сына.

Слова эти были сказаны твердо, но не резко. Я, в свою очередь, твердо сказала ей:

— Я пришла сюда, сударыня, не для того, чтобы расспрашивать вас о вашем сыне. Я желаю, если позволите, задать вопрос, относящийся только к вам.

Она пристальным, пронизывающим взором посмотрела на меня через очки. Я, очевидно, удивила ее.

— Что это за вопрос? — спросила она.

— Только что я узнала, что вы носите фамилию Маколан, — проговорила я. — Ваш сын женился на мне под именем Вудвиля. Объяснить это, насколько мне известно, можно только тем, что муж мой — ваш сын от первого брака. Счастье всей моей жизни зависит от этого обстоятельства. Войдите в мое положение и позвольте мне задать вам следующий вопрос: были ли вы два раза замужем и была ли фамилия вашего первого мужа — Вудвиль.

Она задумалась, прежде чем ответить.

— Вопрос совершенно естественный в вашем положении, — согласилась она. — Но мне кажется, лучше не отвечать на него.

— Могу я узнать, почему?

— Конечно. Если я сейчас отвечу вам, это вызовет ряд других вопросов, на которые я не могу ответить. Мне очень грустно огорчать вас. Я повторю, что говорила на берегу моря: я не питаю к вам никакого неприязненного чувства, напротив, я жалею вас. Если бы вы до свадьбы обратились ко мне, я с полной откровенностью сообщила бы вам все. Теперь уже поздно. Вы замужем. Остается смириться с вашим положением и довольствоваться тем, что есть.

— Извините, сударыня, — возразила я, — я не могу довольствоваться тем, что есть, я даже не знаю, замужем ли я. Все, что я знаю, это то, что ваш сын венчался со мною под чужим именем. Могу ли я быть уверена, что я законная его жена?

— Полагаю, что не может быть никакого сомнения в том, что вы законная жена моего сына, — отвечала мистрис Маколан. — Во всяком случае, об этом можно справиться. Если б оказалось, что вы повенчаны не вполне законно, мой сын, несмотря на свои недостатки и заблуждения, настоящий джентльмен. Он не способен сознательно обмануть женщину, которая любит и доверяет ему; он будет к вам справедлив. Я со своей стороны поступлю так же. Если мнение юристов будет не в вашу пользу, я обещаю ответить вам на некоторые из ваших вопросов. Но я полагаю, что вы вполне законная жена моего сына, и я еще раз повторяю вам, постарайтесь смириться со своим положением. Довольствуйтесь преданной любовью вашего мужа. Если вы дорожите своим душевным спокойствием и своим счастьем, то не старайтесь узнать больше того, что вам уже известно.

Она опустилась в кресло с видом человека, сказавшего свое последнее слово.

Дальнейшие увещания были бы безуспешны, это видно было по ее лицу и слышалось в ее голосе. Я направилась к дверям.

— Вы жестоки ко мне, сударыня, — сказала я уходя, — но я в вашей власти и должна покориться.

Она быстро взглянула на меня; ее доброе красивое старое лицо покрылось румянцем, и она отвечала мне:

— Бог мне свидетель, дитя мое, что я от души жалею вас!

После такого необычайного порыва чувствительности она одной рукой взяла работу, а другой сделала мне знак оставить ее одну.

Я, не произнеся ни слова, поклонилась ей и вышла.

Входя в дом я решительно не знала, что из этого выйдет; оставляла же я его с твердым намерением раскрыть тайну матери и сына. Что касается имени, то я в настоящую минуту смотрела на этот вопрос с другой точки зрения. Если б мистрис Маколан была два раза замужем (как я было предполагала сначала), то на нее произвело бы какое-нибудь впечатление, когда она услышала, что меня называют именем ее первого мужа. Тут все было таинственно, но одно ясно. Каковы бы ни были причины, побудившие Юстаса к такому поступку, но очевидно, он обвенчался со мною под чужим именем.

Подходя к дому, я увидела своего мужа, прогуливающегося взад и вперед, очевидно, ожидающего моего возвращения. Если он меня спросит, откуда я, я решила откровенно рассказать ему, где была и что произошло между его матерью и мной.

Он поспешно подошел ко мне; вид его выражал сильнейшее волнение.

— Я к тебе с просьбой, Валерия, — сказал он. — Не согласишься ли ты вернуться со мною в Лондон первым поездом?