Рекс Стаут - Слишком много женщин

Он перестал жевать и спросил:

– Кто вас заставляет искать доказательства?

– Вы.

– Я не заставляю. Я просто заявил, что Мура убили. Полиция? Фу-у! Они запустили свою машину, когда обнаружили тело, но потом остановили ее. Вы намеревались, конечно, заставить меня рассказать то, что я знаю, шантажируя полицией. Дорогой Гудвин, боюсь, это дело намного превышает ваши возможности. Неделю назад я зашел к заместителю комиссара О'Харе, которого знаю много лет, и заявил ему, что Мура убили. Естественно, он предложил мне рассказать об этом подробнее, и, естественно, я отказался. Я сказал ему, что могу лишь констатировать факт убийства, а поисками доказательств и задержанием преступника должен заниматься его департамент. – Нейлор хихикнул. – Мне даже показалось, что в какой-то момент заместитель комиссара был не прочь подвергнуть меня допросу под пыткой. В конце концов он просто обозвал меня болтуном. – Он вернулся к «Витанутрите».

Мне вдруг захотелось выпить молоко, засунуть третье яблоко в карман, удрать на Тридцать пятую улицу и рассказать Вульфу, что Керр Нейлор – опасный, болтливый, травоядный жук и что на это дело надо плюнуть. Меня сдерживали несколько соображений, особенно два: что с компании «Нейлор – Керр» можно содрать любую сумму, вплоть до двадцати миллионов, и что я теперь знаю, где находится комната мисс Ливси.

– О'кей, – сказал я совсем дружески. – Не будем угрожать друг другу, оставим и признания, а шахматы и птички заставят вас до понедельника забыть о визите к Вульфу. Кстати, я заметил, что в том докладе мистеру Пайну насчет Мура, где спрашивалось, каким образом он поступил на работу, вы записали: «Личное обращение». К кому же он обратился? К начальнику этой секции Дикерсону?

Это была первая насечка, которую я сделал на панцире жука. Она не заставила его выронить вилку или даже плясать искорку в его глазах, но работать вилкой и жевать он стал так, что это превысило границы вежливости. Стало ясно, что ему это потребовалось, чтобы подумать над ответом.

Он проглотил и заговорил:

– Он обратился к моей сестре.

– О! Какой сестре?

– У меня только одна сестра, – искорка в его глазах стала заметнее. – Моя сестра, мистер Трут, – замечательная и интересная женщина, но она гораздо более консервативна, чем я. Наш отец дал каждому из нас по одной четверти акций корпорации, он не захотел больше быть связанным ответственностью. Свою долю акций я роздал без компенсации нескольким старым служащим компании, потому что они их заработали, а я нет. Я не люблю владеть вещами, на которые могли бы заслуженно претендовать другие люди, особенно морально. Юридические претензии меня не интересуют. Но моя более консервативная сестра оставила свою долю у себя. Ее мужу, Джасперу Пайну, которого, я полагаю, вы уже встречали, это было очень кстати, поскольку иначе он вряд ли стал бы президентом корпорации.

– И Мур получил работу через вашу сестру?

Искорка в глазах Нейлора бешено заплясала.

– Вы обладаете талантом, мистер Гудвин, делать крайне бестактные замечания. Моя сестра любит помогать людям. Она направила Мура ко мне, я побеседовал с ним и попросил Дикерсона поговорить с ним. Так он получил работу в этой секции. Как насчет пудинга? И немного «Пинк Стимера»? Это горячая вода с мандариновым соком.

Больше информации от него я не получил. Дальше он говорил только про еду и вопросы о Муре, об убийстве или о сестре просто игнорировал. Больше всего он раздражал меня, когда что-то игнорировал. Я сдался и сидел, наблюдая, как он потягивает «Пинк Стимер».

Когда мы вместе вернулись в здание на Уильям-стрит, я покинул его в фойе, прошел к телефону-автомату, набрал номер «Газетт» и попросил Лона Коэна. Он знал больше фактов, чем департамент полиции и публичная библиотека, вместе взятые.

Когда он подошел к телефону, я сказал:

– Теперь твоя очередь оказать мне услугу. Как насчет миссис Джаспер Пайн? Урожденная Нейлор. Ее муж – президент крупной инженерной фирмы, которая находится в центре Нью-Йорка. Я надеюсь, что ты когда-нибудь слышал о ней?

– А как же! Она – «мясо».

– Какое еще мясо?

– О, это значит, что в один прекрасный день она может стать пищей для газетчиков, в смысле новостей. Пока в меню она не попала, кроме разве той его части, где пишут цену, но ни одна газета в городе не теряет надежды.

– И что же питает эти надежды?

– Откуда ты звонишь? Из конторы Вульфа?

Я шикнул на него:

– Я ведь просил тебя не задавать лишних вопросов! Я говорю из автомата.

– О'кей. Объект твоего внимания любит помогать молодым людям. На первого встречного не бросается, разборчива, но своего хобби не оставляет. Денег много, хорошо сохранилась и предположительно не дура, иначе давно потеряла бы свое состояние. Рекомендую заняться ею; сколько тебе – тридцать? Как раз для нее! Наружность у тебя вроде ничего, а вот манеры мог бы немного подшлифовать.

– Э-э, да ты получишь десять процентов. Я, конечно, и не надеюсь, что у тебя есть список всех моих предшественников, кому она помогла.

– Видишь ли, мы его не ведем – не настолько нам это интересно. Думаешь, наша газета сует нос в чужие личные дела? Постой-ка, вы ведь с Ниро Вульфом занимаетесь расследованием убийств. Попробую действовать по ассоциации; черт возьми, как его звали: Муррей, нет, Мур?

– Мистер Коэн, – благоговейно сказал я, – ты, как обычно, попал в самую точку. Мур погиб в результате наезда на него автомашины на Тридцать девятой улице ночью четвертого декабря. Ты можешь сказать, кто помогал ему?

– Могу.

– Миссис Пайн?

– Задай этот вопрос по-другому. Даже по телефону я не хочу упоминать фамилии в таких деликатных вопросах, как этот.

– Объект моего интереса?

– Да.

– Ты не мог бы изложить подробнее?

– Ради Бога. Похоже, что «мясо» находится уже на пути к столу, вот и все. Что же до того, кого подкосили поздней ночью, и связи, которую он имел, мы считали своим долгом перед обществом сделать все возможное, чтобы избежать скандала.

– Боже мой, продолжай!

– И делали, и полиция, думаю, тоже, однако это ни к чему не привело. Детали до сих пор остаются неясными, но для прессы там нечего делать. Я помню, что наиболее очевидная линия ничего нам не дала. Муж, конечно, не пытался спасти свою честь или отомстить. Мур был лишь одним из нескольких – семи или восьми, и, кроме того, за несколько месяцев до этого ему дали отставку, а его подругой тогда была… забыл имя, ну, да это не важно. Муж знал об этих делах в течение многих лет. Это абсолютно точно установлено нашим исследовательским отделом. Ты, наверное, там в будке задохся. Мне надо идти работать. Я прошу тебя, если возможно, рассказать мне все для статьи. Кто нанял Вульфа?

– Рано еще, – сказал я ему. – Получишь, когда созреет, если только там не окажется червячков. Ты нас знаешь: мы всегда отдаем долги с процентами. Если я заскочу к тебе, я смогу поговорить с кем-нибудь, кто занимался этим вопросом?

– Лучше позвони заранее.

– Хорошо. Спасибо и большой привет от нас.

Я быстро выскочил из фойе на улицу, прошел один квартал к месту, которое приметил раньше, купил там три сэндвича с ветчиной и кварту молока и поднялся к себе в служебный кабинет на тридцать четвертый этаж. Там, в своей комнате, никем не потревоженный, я съел этот обед. Пока я ел, мне в голову пришло несколько мыслей, и первой среди них была мысль о том, что я правильно сделал, когда не повиновался своему порыву и не ушел из «Фонтана здоровья», ничего не съев, кроме яблок.

Когда мне предстояло сделать два дела, обычно наиболее приятное я оставлял напоследок, так я решил поступить и на этот раз, но сейчас что-то не сработало. Идея заключалась в том, чтобы позвонить Джасперу Пайну и договориться с ним о встрече в три часа, но когда я попытался сделать это, секретарша сказала мне, что Пайн будет занят до четырех пятнадцати. Пришлось изменить план. Но прежде чем позвонить мисс Ливси, я решил раздобыть кое-что из канцелярских принадлежностей, необходимых для работы. Поэтому я сделал то, что мне рекомендовали в таких случаях: позвонил по добавочному 637 и попросил прислать мне машинистку. Не прошло и двух минут, как она зашла ко мне с блокнотом в руках. Она была совершенно непохожа на мою знакомую, которая делала ошибки в письмах, однако вполне соответствовала моей теории о том, что в компании «Нейлор – Керр» отдавали предпочтение девушкам, на которых приятно посмотреть.

Выяснив, как ее зовут, я сказал:

– Я ничего не имею против вас, совсем наоборот. Дело в том, что мне нужны не вы, а ваша пишущая машинка. Можно вас попросить принести ее сюда и позволить мне попечатать на ней?

По выражению ее лица можно было подумать, что я попросил ее привести Керра Нейлора в наручниках и посадить его ко мне на колени. Она старалась быть вежливой, но то, о чем я ее просил, не сделала и не могла сделать. Тогда я отпустил ее и снова стал звонить по телефону. Через некоторое время у меня уже была пишущая машинка с бумагой и другими принадлежностями. После этого я вышел в общий зал, пересек его и, увидев, что дверь слева от кабинета Розенбаума открыта, вошел в комнату. Я захлопнул за собой дверь, подошел к стулу, стоявшему у края письменного стола, и сел. Комната была раза в два больше моей, но в ней было гораздо меньше свободного пространства из-за множества полок с досье. Эстер перестала печатать и повернулась ко мне. Свет, падавший из окна, проходя сквозь верхний слой ее прекрасных каштановых волос, создавал впечатление, будто у нее на голове была корона из блестящей шелковой сетки.