Элизабет Джордж - Месть под расчет

Мистер Суини произнес несколько слов, но Дебора не слышала его. Она помнила свои слова: все, что угодно.

Ее детство, вся ее жизнь в одну секунду пронеслась у нее в голове, в первый раз не оставив позади себя шлейф ярости и боли. Она все понимала теперь, но было слишком поздно. Изо всех сил прикусив губу, так что появилась кровь, Дебора не смогла сдержать крик:

– Саймон!

Она бросилась к «скорой помощи», куда уже поместили тело.

***

Линли оглянулся. Он видел, как она, словно слепая, пробирается между машинами. Видел, как она поскользнулась, но устояла на ногах. И все время слышал, как она кричит: «Саймон!»

Дебора подскочила к «скорой помощи», стала дергать ручку дверцы. Подошел один полицейский, попытался отстранить ее, потом подошел еще один. Она вырывалась из их рук. Она дралась и царапалась. И все время кричала: «Саймон! Саймон!» Кричала визгливо, отчаянно, словно двухсложную погребальную песнь, оду для одного голоса, как в древнегреческой трагедии, и именно тогда, когда Линли меньше всего хотел услышать ее, но услышал и теперь знал, что не забудет этого до конца жизни.

У него сжалось сердце, и он отвернулся.

– Сент-Джеймс! – крикнул он в открытую дверь.

В это время Сент-Джеймс беседовал с домоправительницей Тренэр-роу, которая рыдала в снятый с головы тюрбан. Он оглянулся, хотел что-то сказать, но умолк и нахмурился, услыхав крики Деборы. Ласково коснувшись плеча Доры, Сент-Джеймс вышел на крыльцо и увидел, как Дебору оттаскивают от «скорой помощи» и как она бьется в руках полицейских. Он посмотрел на Линли.

Тот отвернулся:

– Ради бога. Иди к ней. Она же думает, что ты умер.

У Линли не было сил поглядеть на друга. Он не хотел глядеть на него. Он только надеялся, что Сент-Джеймс без лишних слов возьмет все в свои руки. Этого не случилось.

– Нет. Она всего лишь…

– Да иди ты, черт бы тебя побрал. Иди!

Прошло несколько секунд, прежде чем Сент-Джеймс двинулся с места, но когда он наконец ушел, Линли наконец-то смог искупить свою вину, чего он так давно желал. И он заставил себя смотреть.

Обойдя полицейские машины, Сент-Джеймс шел к полицейским, тащившим Дебору. Он шел медленно, потому что не мог идти быстро. Ему мешала нога, он некрасиво хромал, останавливался из-за боли, в которой был повинен Линли.

Наконец Сент-Джеймс подошел к «скорой помощи». Он окликнул Дебору. Схватил ее в объятия, прижал к себе. Она попыталась вырваться, кричала, вопила, дралась, но почти тотчас утихла, едва поняла, кто с ней рядом. Тогда она сама прижалась к нему, содрогаясь всем телом в жутких рыданиях, а он склонил к ней голову и стал гладить ее по волосам.

– Дебора, все хорошо, – услыхал Линли. – Извини, что напугали тебя. Со мной ничего не случилось, любимая. Моя любимая. Любимая, – повторял он без конца.

Они стояли под дождем, вокруг бегали полицейские, но им это было безразлично. Линли повернулся и скрылся в доме.

***

Какое-то движение разбудило Дебору, и она открыла глаза. Сначала она увидела высоко над собой деревянный потолок. Долго смотрела на него, ничего не понимая. Потом повернула голову и увидела туалетный столик с кружевной скатертью, серебряные головные щетки и старинное высокое зеркало. Спальня прабабушки Ашертон, вспомнила Дебора. И сразу же вспомнила все остальное. Бухту, редакцию, дорогу в гору, тело на носилках. И главное, Томми.

Шторы в спальне были задернуты, однако луч солнца рассекал кресло возле камина. Там, вытянув перед собой ноги, сидел Линли. На столике рядом с ним стоял поднос с едой. С завтраком, судя по всему. Дебора разглядела темную корочку тоста.

Заговорила Дебора не сразу, пытаясь вспомнить, что было после жуткой сцены на вилле Тренэр-роу. Сначала ей дали бренди, потом она услышала голоса, потом зазвонил телефон, потом была машина. Каким-то образом она вернулась из Нанруннела в Ховенстоу, где ее уложили в постель.

На Деборе была голубая атласная рубашка, которую она видела в первый раз. Такой же пеньюар лежал у нее в ногах. Дебора села:

– Томми!

– Ты проснулась.

Томми подошел к окну и немного раздвинул шторы, чтобы впустить дневной свет. Оказалось, что окна были немного приоткрыты, и он распахнул их, так что в комнате стали слышны крики чаек и бакланов.

– Сколько времени?

– Одиннадцатый час.

– Одиннадцатый?

– Ты проспала больше двенадцати часов. Ничего не помнишь?

– Так, обрывки. Ты долго ждешь?

– Да как сказать.

Тут только Дебора обратила внимание, что он почему-то не переоделся и не побрился, а под глазами у него черные провалы.

– Ты был тут всю ночь?

Линли не ответил и не отошел от окна, оставаясь довольно далеко от нее. Над его головой Дебора видела небо. И волосы у него золотились на солнце.

– Пожалуй, я сегодня отвезу тебя в Лондон. Одевайся. – Кивком головы он показал на поднос. – Это здесь с половины девятого. Может быть, принести тебе что-нибудь другое?

– Томми, – сказала Дебора. – Ты… неужели?..

Она попыталась поймать его взгляд, но он не смотрел на нее и никак не реагировал на ее слова, поэтому она замолчала.

Сунув руки в карманы, Линли опять повернулся к окну:

– Джона Пенеллина привезли домой.

Дебора подхватила эту тему:

– А Марк?

– Боскован знает, что он брал «Дейз». А кокаин… – Линли вздохнул. – Пусть решает Джон, пока это в моей власти. Я не буду решать вместо него. Не знаю, как он поступит. Наверно, он еще не готов отпустить сына. Не знаю.

– Ты мог бы сообщить о нем.

– Мог бы.

– Но не сообщишь?

– Пусть Джон решает. – Запрокинув голову, он смотрел на небо. – Сегодня прекрасный день. Отличный день для полета.

– А что Питер? С него сняты обвинения? – спросила Дебора.

– Сент-Джеймс думает, что Брук купил эрготамин в пензансской аптеке. Правда, его не продают без рецепта, однако это не первый раз, когда аптекарь идет на уступки. Да и что такого особенного? Брук пожаловался на мигрень. Аспирин, мол, не помогает. А в субботу все врачи отдыхают.

– Он не думает, что у Джастина могли быть свои таблетки?

– Он не думает, что у Джастина были причины ими запасаться. Я сказал ему, что на самом деле это не имеет значения, но он хочет полностью избавить Сидни, да и Питера тоже, от подозрений. Он поехал в Пензанс.

Линли умолк, словно исполнил свой долг.

У Деборы перехватило дыхание. Линли стоял в совершенно неестественной позе.

– Томми, – сказала она, – я видела тебя на крыльце. Я знала, что ты жив. Поэтому, когда появились носилки…

– Труднее всего было сказать маме, – продолжал он. – Я смотрел на нее и понимал, что убиваю ее каждым произнесенным словом. Она не плакала. По крайней мере, в моем присутствии. Потому что мы оба знаем, что, в сущности, вина лежит на мне.

– Нет!

– Если бы они поженились много лет назад, если бы я разрешил им пожениться…

– Томми, нет.

– Она не будет горевать на моих глазах. Она не позволит мне разделить с ней ее горе.

– Томми, милый…

– Это было ужасно. – Он провел ладонью по фрамуге. – На секунду мне показалось, что он и в самом деле может застрелить Сент-Джеймса. Но он взял дуло в рот. – Линли кашлянул. – Почему никогда нельзя подготовиться ни к чему подобному?

– Томми, я знаю его всю мою жизнь. Он как член моей семьи. Когда я решила, что его убили…

– Кровь. Всюду был мозг. Даже на окне. Кажется, мне это никогда не забыть. И это, и все остальное тоже. Как в кино. Стоит мне закрыть глаза, и я снова все вижу, словно опять прокручивается пленка.

– Ох, Томми, пожалуйста, не надо, – несчастным голосом проговорила Дебора. – Пожалуйста. Подойди ко мне.

На сей раз он прямо посмотрел ей в глаза:

– Этого недостаточно, Деб.

Он проговорил это ласково, но Дебора все равно испугалась.

– Чего недостаточно?

– Того, что я люблю тебя. Того, что я хочу тебя. Я всегда думал: что Сент-Джеймс тысячу раз дурак, что не женился на Хелен. Яне мог понять. А теперь мне кажется, что я понимал, только не хотел смотреть правде в глаза.

Дебора сделала вид, что не слышала его слов.

– Томми, мы будем венчаться в Ховенстоу? Или в Лондоне? Как ты хочешь?

– Венчаться?

– Ну да, дорогой. В Ховенстоу или в Лондоне?

Он покачал головой:

– Нет, Дебора, только не это. Я так не хочу.

– Но я хочу тебя, – прошептала Дебора. – Томми, я люблю тебя.

– Я знаю, что тебе очень хочется в это верить. Видит бог, я тоже хотел бы верить. Если бы ты осталась в Америке, если бы ты не вернулась домой, если бы я уехал к тебе туда, у нас мог бы быть шанс. Но теперь…

Линли все еще стоял очень далеко, возле окна, и Деборе это стало невыносимо. Она протянула к нему руку:

– Томми. Томми. Пожалуйста.

– Вся твоя жизнь – Саймон. Кому, как не тебе, это знать. Мы оба это знаем.

– Нет, я…

Дебора не смогла закончить фразу. Ей хотелось ругаться, драться, стоять на своем, но Томми заглянул ей глубоко в душу и вытащил на божий свет то, что она старалась навсегда похоронить там.